Страница 3 из 12
«Здравствуйте, Анна Ильинична», — отвечает Игнат и мимо пройти хочет. А она ему дорогу загораживает. Глаза вниз опустила, кончик платка теребит.
«Вы меня за прошлое простите, Игнат Трофимыч. Молодая я была, глупая. Счастья своего разглядеть не сумела».
А у самой в глазах — слезы. Такие-то вот дела…
Афанасий замолчал, прислушиваясь. Издалека послышались шаги, потом до амбаров долетел женский смех.
— Концерт кончился. Из клуба народ идет, — сказал Афанасий и поглядел на дорогу.
Показались люди, едва различимые в сумерках.
Уже совсем близко заливисто, с переборами заиграл баян.
— Алешка Звездин играет, — усмехнулся Афанасий. — Ишь как с переборами выводит, шельма! Двадцать девять лет стервецу, а он все в женихах ходит. У-у-у, беспутная душа.
Две тени — одна высокая, мужская, другая пониже, женская — отделились от толпы.
— Дай-ка, Петрович, прикурить, — попросил мужчина густым, приглушенным басом.
Афанасий чиркнул спичкой.
Огонь на миг осветил крупное большелобое лицо и большие сильные руки.
Мужчина закурил и, попрощавшись, пошел к дороге, на ходу беря спутницу свою под руку.
Афанасий проводил их долгим задумчивым взглядом и, тихонько засмеявшись, повернулся ко мне:
— Знаешь, это кто?
И тут же пояснил:
— Нюрка с Игнатом… Из клуба идут.
Он покачал головой, усмехнулся. Потом вздохнул, должно быть, вспоминая свою молодость, и задумался.
Я взглянул на дорогу. Далеко на западе небо по-прежнему изредка вспыхивало мимолетным блеском зарниц и, хотя темнота стала гуще, еще можно было различить на фоне серого неба неясные фигуры людей. Вот они поднялись на пригорок, поравнялись с одинокой ветлой, росшей у самой дороги…
Темные расплывчатые очертания мелькнули раз, другой и растворились во мраке.
САША
Если взобраться с ногами на чемодан, который стоит в прихожей, то можно дотянуться до синего ящика, куда каждое утро почтальон опускает газеты.
Саша, маленький, темноглазый мальчуган лет шести, встает на крышку чемодана, тянется на цыпочках к ящику и отодвигает снизу жестяную заслонку. На пол с шорохом падают газеты. Саша подбирает их; заглядывает снизу в ящик, потом — за чемодан, шарит руками по полу, и когда он снова появляется в столовой, на лице у него — недовольство и огорчение.
— Мама, вот газеты. А письма опять нет.
Мама сидит у стола в синем домашнем халате и режет ножом хлеб, поправляя спадающие на лоб густые вьющиеся волосы.
— Садись, какао остынет, — тихо говорит она и, глядя не на Сашу, а куда-то в угол, подвигает ему горячую чашку и булку с маслом.
Саша молча принимается за еду, но скоро поднимает на мать глаза:
— Мама, а почему папа не пишет так долго?
— Сашенька, я уже тебе сто раз говорила: он уехал в командировку в тайгу. Это очень далеко, и письма оттуда ходят редко.
Ответ этот на какое-то время удовлетворяет Сашу, и он старательно принимается жевать, но не проходит и минуты, как снова поднимает глаза.
— Мам, а вдруг на него напали волки?
— Какие еще волки?
— Серые, злые.
— Он убьет их из ружья.
— А если медведи?
Лицо у мамы болезненно морщится, точно она вот-вот заплачет.
— Ты ешь поскорее, — недовольно говорит она. — Тебя еще нужно отвести в садик, и я могу опоздать на работу.
Проходит полчаса, мать и сын выходят из дому, и в дверях щелкает замок…
…Мама заходит за Сашей в детский сад, как всегда, под вечер. Пока Саша одевает пальтишко, она расспрашивает воспитательницу, не шалил ли он сегодня.
Потом они идут домой и по дороге заходят в большой универсальный магазин.
Маме нужно зайти в отдел готового платья, но Саша настойчиво тянет ее туда, где на длинных полках выстроились в ряд игрушки. Тут и смешные клоуны, и плюшевые желтоглазые медведи, и глянцевитые куклы, а в самом низу стоит игрушечный поезд — маленький черный паровоз и пять разноцветных вагончиков. У Саши разгораются глаза.
— Мам, купи. Я хочу поезд с вагончиками.
Мама смотрит на Сашу, на игрушечный поезд, долго роется в сумочке и, наконец, грустно вздыхает:
— Нет, Сашенька, сегодня нельзя. Тогда нам с тобой не на что будет жить. Вот в следующий месяц получу деньги и тогда обязательно куплю.
И, заметив, что у сына обиженно моргают длинные ресницы, поспешно добавляет:
— Ведь ты у меня уже большой. Понимаешь.
И Саша тоже, как мама, вздыхает, и чтобы забыть про игрушку, отворачивается от прилавка. И вдруг в толпе он видит мужчину в синем костюме и черной шляпе. У него — знакомое, родное лицо, и острая радость охватывает мальчика.
— Мамочка! Мама! — кричит он на весь магазин. — Папа приехал! Папа!
Он хватает маму за руку и изо всех сил тянет за собой, но происходит что-то совсем непонятное. Вместо того, чтобы броситься к Саше, подбросить его кверху, поцеловать и сказать весело: «Здравствуй, Сашок! Как ты тут поживал без меня?» — папа вдруг резко поворачивается и быстро исчезает.
И мама ведет себя как-то странно. Она не бежит к папе и не зовет его. Лицо у нее не радостное, а белое, как мел. Она до крови кусает губы и, подхватив Сашу на руки, быстро идет к выходу, чуть слышно шевеля губами:
— Нет, нет, детка, это не папа. Ты ошибся. Это не папа. Идем скорей домой.
Быстро, почти бегом, идут они по улице. Мама молчит, а Саша тоже слишком ошеломлен происшедшим, чтобы что-нибудь сказать.
И только дома он бросается к матери, и в черных глазах его — недоумение и вопрос.
— Мамочка, ведь это был папа? Он приехал из командировки? Мама… ну, почему ты молчишь?
И тогда мама вдруг падает на кровать, зарываясь лицом в подушку, и спина у нее начинает вздрагивать.
Испуганный Саша с плачем кидается к кровати:
— Мама! Мамочка! Что с тобой?
Женщина поднимает голову, и светлые слезинки бегут одна за другой по ее щекам. Она машинально вытирает их, потом притягивает сына к себе и, с трудом сдерживая рыдания, говорит, и голос у нее срывается:
— Нет у нас папы, Сашенька.
— Нет папы? — Саша испуганно и недоуменно смотрит на мать. — Как нет папы? Но ведь мы сейчас видели его в магазине. Он вернулся из командировки?
И в напряженной тишине комнаты точно удары тяжелого молотка падают на ошеломленного мальчика страшные слова:
— Он никуда не уезжал, хороший мой. Он ушел от нас… Он нас больше не любит.
В воскресенье у мамы выходной день, и в детский сад идти не нужно. Она с утра садится шить, а Саша просится в скверик возле дома, где уже собралось много ребят. Здесь под старым кленом копошится в песке и Ниночка — маленькая приятельница Саши из десятой квартиры, — старательно лепит из песка пирожки.
— А пирожки надо делать вот так, — авторитетно заявляет Саша, быстро набивая песочницу влажным липким песком.
Дети так увлечены игрой, что не замечают ничего вокруг.
— Саша, — слышит вдруг над собой мальчик знакомый голос и, вздрагивая, роняет песочницу.
На аллее совсем рядом стоит папа. На нем светлый парусиновый костюм, в руках он держит картонную коробку.
— Папочка! Папа! — Забыв обо всем на свете, Саша бросается к отцу, но внезапно точно неведомая сила останавливает его на полдороге.
Рядом с отцом видит он незнакомую женщину в голубом платье. Она очень красива. Запах дорогих духов исходит от ее платья, рук, волос.
Незнакомка делает шаг вперед, и губы у нее растягиваются в улыбке.
— Ну, поди же сюда, глупенький. Я тебя не съем, — говорит она и длинными пальцами берет Сашу за подбородок и начинает разглядывать его.
— Он — твоя копия, Анатолий, — усмехаясь, замечает она. — Вылитый портрет, даже родинка на щеке, как у тебя.
Саша не знает, кто эта женщина, но безотчетное чувство вражды к незнакомке вспыхивает в нем.