Страница 87 из 99
А, проваль – это я так думал.
Нет, но ведь как хорошо бы. Парнишечка приблудного в школу привел… а забот с ним, с бедняжечкой – только успевай поворачиваться. Без пригляду не оставишь. Вот за ним бы и приглядывали во все глаза – и кто заметит, что я опять куда-то втихаря смылся? А если и заметят – что же я, отовраться не сумею? Поехал насчет родни Интаевой разузнать, вот и весь сказ. Сам поехал, Патриарх неугомонный? Так и что с того? Сам начал дело, сам его и завершить хочу, честь-честью, а ученички разлюбезные пускай дома сидят да своим делом занимаются, раз уж у них столько пустого времени завелось, что себя к работе пристроить невтерпеж. Пускай мне лучше парня вот до ума доведут… а то он на полдороге заплутал, так до ума и не добрался.
Это, конечно, если Интай сумеет язык свой длинный, неуемный, за зубами удержать. А своей волей не сумеет, Лаони или Киану попросить, чтоб заклятие парню пожевать дали. Пожует, так и не будет язык в ненужную сторону вертеться. А когда снова завертится, я уже далеко буду. Совсем далеко – сам ведь не знаю, где. Попробуй, сыщи!
Размечтался, Кинтар. Выдумок, выдумок наворотил – не всякий сказитель за медяк столько наплетет. Даже за два медяка. Тебе, Дайр Кинтар, не в Патриархи – в сказители трактирные пора, за кусок хлеба горло драть да небылицы врать, да почуднее чтобы…
В уме-то я столько врак напридумывал, аж самому сладко стало. На деле оно все куда как кисло обернулось.
Начать с того, что я на ровном месте ногу подвернул.
Нет, ну конечно, не вывихом этим злополучным день начался. Я и прежде того уйму дел успел переделать. Держась за бок и время от времени поругиваясь сквозь стиснутые зубы. Ничего не попишешь, приходится. Вот убил бы меня взбесившийся меч, так и лежал бы я себе мертвый посередь полянки, полеживал. И никаких тебе хлопот. А уж коли живым остался – изволь хлопотать, дело делать. С живыми, с ними всегда так.
Надо ведь живым себя обихаживать? Надо. А нам с Интаем без этого и вовсе никак. Это же сказать страшно, на что мы с ним похожи. После того разгрома, что треклятый меч на поляне учинил… А пожитки мои, а еда, а одежонка наша… нет, лучше и не говорить вовсе. Это я раньше думал, что Интай в лохмотья одет. Забыл, видать, как настоящие-то лохмотья выглядят. Запамятовал. Теперь зато вспомнил. Только дерни – и все облачение нитка за ниткой ползет. А что в котомке про запас лежало, сплошь лоскутьями по деревьям висит и этак задумчиво на ветру покачивается. Высоко висят, будто дразнятся. Кое-что так и пришлось оставить птичкам лесным на обзаведение: поверху ветки тоненькие, не всякая даже Интая выдержит, а уж меня и подавно. Пока мы сняли с деревьев, что смогли, поободравшись с ног до головы, пока я изыскал-таки в остатках рубахи иглу, воткнутую в то, что было воротником еще вчера, пока соорудил из добытых лоскутьев для себя и мальчишки хоть что-то, похожее на штаны – не рвутся по целому месту, так и ладно, нам же не на королевский прием в тряпье этом топать… одним словом, времени набежало изрядно. А когда мы, до живого мяса комарами искусанные, ополоснулись и натянули на себя изделия рук моих, аппетит от переживаний да трудов праведных разыгрался просто зверский. Думал я сперва прилечь да соснуть часок-другой и тем голод пересилить – спешить нам вроде и некуда, можно бы и подремать с устатку… да нет, какой уж тут сон! Тревога еще не унялась, глаза так изнутри и распяливает, а тут еще с голоду брюхо крутит, словно кишки не узлом даже, а бантиком кто-то завязывает. А, проваль – я так не усну, и пытаться нечего. Так что, едва покончив с одеванием, я погнал Интая собирать… нет, не грибы. Мальчик он городской, городской до мозга костей, о лесной жизни понятия никакого. Старательности в нем, конечно, хоть отбавляй, и если я прикажу, он уж постарается… но вот жрать то, что он, насобирает, да еще по ночному времени, я просто не рискну. Храбрости не хватит. Безусловно, Оршану меня в этаком разе нипочем не заполучить, но… лучше я умру как-нибудь иначе, можно?
Нет, по грибы я отправился сам, а Интая пристроил собирать деньги. Их ведь сколько по земле ни разбрасывай, ни одной монетки не вырастет, даже медной – так и нечего засевать лесную поляну деньгами, даже если сумасшедшая железяка и вспахала ее из конца в конец. Ничего не скажешь, меч постарался на совесть. Серебро, зашитое в подкладку, золото, упрятанное в потайной кошель на поясе – все как есть расхлестало по траве да по кустам.
Кто бы жаловался, Дайр Кинтар! Или забыл, что деньги тебе сегодня жизнь спасли? Не мастерство твое, не опыт бойца – деньги. Золото. Вот в первый раз в жизни мне эту самую жизнь спасают деньги. Когда бы не кошель поясной – лежать бы мне теперь с распоротым боком кишками наружу. А так – не кровью моей, а золотом хлынуло… нет, решительно мне повезло. Деньги – не кровь, их и подобрать с земли можно. Это кровь пролитую обратно в жилы не вольешь, земля не отдаст, она до крови жадная, а до золота ей дела нет. Соберем мы мои деньги, соберем. А если какую монету и прозеваем – пусть себе лежит. Вроде как выкуп. Особо усердствовать и сам не стану, и Интаю не велю. Раз уж я нынче кошельком своим от смерти откупился, так и нечего быть мелочным. Об заклад бьюсь, Кеану бы и вовсе подбирать ничего не стал, до последней монетки оставил валяться… но я – не Кеану, и деньги все-таки не мои, а дареные. Свои деньги можно куда угодно швырнуть, хоть бы и смерти в зубы, а чужие, дареные – совестно.
Одним словом, наладил я Интая монетки собирать, а сам за грибами пошел. Уходя, обернулся – и невольный смех пробрал меня, словно озноб. Поляна, поросшая вместо ягод золотом и серебром… ох, и странно же выглядят в лунном свете монеты, выблескивающие из останков травы!.. поляна, поросшая деньгами – и голодный мальчишка посреди поляны… точь-в-точь как в сказке. Как в сказке… Интай очень любит сказки… а уж самому в сказку угодить…
Нет, эта сказка ему бы не понравилась.
Грибов я набрал, костерок развел, добычу свою на прутиках изжарил, и мы с Интаем насытились до отвала. Ел Интай, к моему удивлению, молча, изредка косясь на аккуратные кучки монет, сложенные им еще до моего возвращения. И правильно, между прочим, он на них поглядывает: не горстями же нам это добро таскать, в самом-то деле?
Значит, надо хоть котомочку какую-никакую соорудить. Прежняя испорчена безвозвратно… вот и еще забота.
Одежда, деньги, еда, котомка… а тут, глядишь, не то, что рассвет занялся – день во всей красе настал… и когда, спрашивается? Ладно, мне-то что с того? Настал, и настал… может, хоть теперь отдохнуть малость после ночных бдений?
Нет.
Это я ночью, не подумав, брякнул, что спешить мне некуда. А если подумать – очень даже есть куда. Стоит мне лишнего промедлить хоть самую малость – и Оршан мигом заберет надо мной власть. И того уже довольно, что мне назад возвращаться приходится – так имею ли я право тратить время на отдых, если минута, и та может оказаться роковой? Подумаешь, спать хочется! Боец я, в конце-то концов, или нет?
Кстати, о возвращении…
– Так ты на демона не пойдешь? – тихо осведомился Интай, когда я объявил ему, что мы идем назад.
– Пойду, – ответил я, – Но не теперь. Сперва домой надо зайти, к магу одному знакомому, оружие себе новое промыслить. Как я на демона пойду безоружный? Эх, ты, босота. – Я ласково взъерошил его и без того растрепанные вихры. – Это только в сказках воин может на чудище с голыми руками переть. В жизни оно совсем по-другому выходит.
С этими словами я взвалил сумку на плечо, встал и сделал шаг.
И тут сумка лопнула.
Все мои пожитки, все остатки запасов, трудолюбиво собранные нами ночью лоскуток к лоскутку, кроха к крохе, все деньги, как есть, вывернулись из дыры и хлынули вниз. Я вертанулся на пятке в напрасной и ненужной попытке подхватить упавшее – и боль крепкой хваткой рванула меня за щиколотку. Я ахнул и повалился наземь. В глазах враз выступили слезы – не то и впрямь от боли, не то от неожиданности. Скорей от неожиданности, да еще, пожалуй, от обиды. Ведь со мной такого не случалось вот уже… а, проваль – я и не упомню, сколько лет. Ни с того, ни с сего, на ровном месте, будто я не мастер, не Патриарх, даже не бывший уличный мальчишка, а престарелый вельможа с трясучим подбородком, который без паланкина и передвигаться-то неспособен.