Стихотворения и баллады

В балладах Жуковского высокие нравственные чувства почти всегда торжествуют над низменными, своекорыстными. Но победа их наступает лишь в том случае, если сам человек остается верен своим убеждениям и привязанностям. И все-таки добро далеко не всесильно. Порою в земной жизни оно терпит крах, и в этом заключена сложность души человека и обстоятельств, с которыми он сталкивается. Разлучены Альсим и Алина, принужденная выйти замуж против воли, умирает Арминий, томится в тоске Церера. Баллады намекают на необычность отношений человека с миром, на странную и страшную связь с потусторонними явлениями, связь, которая предполагает как бы более глубокую причинную зависимость, чем видимая глазу. Сюжеты баллад Жуковского, включая и жестокие преступления, и несостоявшуюся любовь, и роковую подчиненность судьбе, и героические подвиги, и страстные томления, и жертвенность, постоянно обращаются к той таинственной силе вещей, которая тяготеет над человеком, повелевает им и заставляет следовать ей и подчиняться. Эта сила неизменно чудесная – будь то воля богов в античных балладах или предначертания христианской религии. Она не всегда выступает благой, но в конечном счете все же обнаруживает – даже в ущерб конкретному человеку – просветляющий нравственный смысл.

Понятно, что переплетение обыденного с чудесным, проникновение чудесного в обыкновенную жизнь образует исключительную ситуацию, которая как раз и проясняет стоящий над человеком закон, делает его доступным и «учит» смиряться перед ним. Таким образом, баллада как жанр дает возможность философско-поэтически истолковывать ее сюжеты.

Столь же естественна и устремленность баллады к национальной характерности, подмеченная и подхваченная Жуковским. Например, воля богов в античных балладах осмыслена поэтом как своеобразное миросозерцание древнего человека на заре цивилизации. Все события и переживания персонажей вытекают из этой коренной предпосылки, а отсюда возникает стремление выразить психологию, речь, поступки в соответствии с историческим и национальным колоритом.

Заслуга Жуковского состоит в том, что он не поддался искушению изобразить лишь внешние атрибуты античности. Он не прибег к декоративности описаний, а положил начало традиции, преследующей постижение строя мыслей, чувств, переживаний. Те же принципы характерны и для «русских», и для «средневековых» баллад. Например, характер Светланы – героини одноименной баллады – слагается под влиянием народной нравственности. Светлану окружает простонародный быт, действие баллады открывается святочным гаданием. Собравшиеся подружки поют «песенки подблюдны». Жуковский широко вводит в балладу фольклорные элементы, приметы старины, зимний русский пейзаж. Мотив ожидания суженого поддержан национальными обычаями и верованиями. Народный колорит отражает стойкость героини и окрашивает ее романтическую любовь в исконно «русские» тона. Этому способствуют и народно-поэтические образы баллады. Но, конечно, Жуковский, воспроизводя национальный элемент в балладах «Людмила», «Светлана», «Двенадцать спящих дев» и уже широко привлекая русские обычаи, фольклор, еще только угадывал существо народного миросозерцания, и поэтому народность даже лучших баллад Жуковского не была глубокой. Тем не менее поиски Жуковского не пропали даром.

Судьбы героев Жуковского часто зависят от усвоения ими народных этических представлений, например любовной верности. Людмила и Светлана – романтические героини, ожидающие женихов с войны. Но Людмила не поверила в свое счастье и возроптала на свою долю, а Светлана, несмотря на душевные муки, осталась верна своему чувству, и поэт заключил балладу счастливым концом, даровав своей героине земную любовь.

Человек, как бы хочет сказать Жуковский, поступает по своей воле, но за ней стоит нечто большее. В мире добрые силы борются со злыми, и душа становится полем их битвы. Поэтому совсем не безразлично, какой нравственный потенциал заключен в человеке, влекут ли его суетные соблазны или благородные помыслы. Как бы ни была предопределена человеческая судьба, выбор дороги зависит и от самой личности. И чем непосредственнее влечение к доброму, тем оно вернее поможет достойному выбору, тем личность активнее противостоит мелкому, пошлому и косному. Опору же своим возвышенным чувствам человек всегда найдет в нравственном опыте народа. Людмила отчаялась, ожидаючи жениха, и не поверила в свое счастье:

Вопреки доводам и уговорам матери она осталась непреклонной. Продолжая любить суженого, Людмила уже не надеется на взаимное счастье. Но вот появляется тень, призрак возлюбленного, и героиня вся отдается чувству.

Критики упрекали Жуковского за то, что его героиня, несмотря на очевидные роковые предзнаменования, все-таки отваживается скакать на коне в мрачную обитель жениха-мертвеца. Людмиле безразлично, где – в раю или в аду – будет она, лишь бы быть вместе с женихом. Матери она говорит:

То же самое она повторяет и жениху:

Героиня Жуковского поступает не в согласии с рассудком, а в соответствии с чувством. У любви свои резоны: она не подчиняется здравому смыслу. Но, отказавшись верить в счастье, возроптав на свою судьбу, она как бы бросила вызов могущественным силам и была наказана ими.

Баллада, основанная на чудесном, чисто фантастическом происшествии, отстаивала как правоту человеческого сердца, так и гуманные этические принципы, сложившиеся в ходе исторической жизни народов. Подлинный гимн человеку и обществу, построенному на благородных и прекрасных нравственных началах, Жуковский пропел в «Элевзинском празднике".

Поэзия Жуковского открыла русскому читателю романтический мир страстей, таинственных преданий, сложность и психологическую глубину личности. Жуковский расширил умственный кругозор русского общества, познакомив его с особенностями художественной культуры других народов. Его переводы и переложения – неотъемлемая часть отечественной литературы. Жуковский внес в поэзию новые темы и мотивы, преодолел сухое, рационалистическое отношение к слову, которое в его поэзии обрело способность к выражению подчас неуловимых движений сердца. Новаторская поэтика Жуковского оказала мощное и благотворное влияние на творчество Пушкина, Баратынского, Языкова, Дельвига, Рылеева, Козлова. Она была подхвачена и развита впоследствии Тютчевым, Лермонтовым, Фетом, Полонским, Блоком.

Жуковский остается дорог и нам, людям другого времени, которым близки и понятны надежды поэта на разум, доброе сердце, непобедимую духовность и на неослабевающее стремление человека к нравственному совершенству.

В. И. Коровин

Стихотворения

Сельское кладбище[1]

Элегия

1

Вольный перевод элегии «Еlegy written in a Countrу Сhurchyard» («Элегия, написанная на сельском кладбище») английского поэта-сентименталиста Томаса Грея (1716–1771). Эту элегию (1802) Жуковский считал началом своей поэтической деятельности и в 1839 году еще раз перевел ее. До нас дошла семейная легенда, в которой рассказывается, что перевод был сделан поэтом на холме в селе Мишенском, на родине поэта (близ города Белева Тульской губернии). Биограф Жуковского К. Зейдлиц писал: «Этот холм сохранил название Греева элегия». Сам Жуковский в одном из писем сообщал из Швейцарии: «Хочу у подошвы швейцарских гор посидеть на том низком холмике, на коем стоял наш Мишенский дом с своею смиренной церковью, на коем началась моя поэзия Греевой элегией». Жуковский отступил в переводе от подлинника и внес чувствительные, меланхолические ноты. Элегия посвящалась товарищу Жуковского по Благородному пансиону при Московском университете и «Дружескому литературному обществу» Андрею Ивановичу Тургеневу.

2

Лишь слышится вдали рогов унылый звон. – «В Англии привязывают колокольчики к рогам баранов и коров» (примеч. В. А. Жуковского).

3

Лишь дикая сова… – Сова, как ночная птица, считалась стражем покоя мертвых и была также олицетворением мудрости.

4

На всех ярится смерть… – Мысль об одинаковой доле людей перед лицом смерти характерна для раннего Жуковского.

5

Гампден надменный – Джон Гампден (Гемпден; 1594–1643), крупный английский землевладелец, посчитавший незаконной небольшую корабельную подать, востребованную королем, и отказавшийся уплатить ее; сыграл активную роль на первых этапах Английской буржуазной революции XVII века.

6

Иль кровию граждан Кромвель необагренный… – Оливер Кромвель (1599–1658) – вождь Английской революции XVII века. Жуковский ошибался в его характеристике: Кромвель сурово расправлялся с демократическими элементами, подавил восстания в Ирландии и Шотландии.

7

Или Мильтон немой, без славы скрытый в прах. – Имеется в виду Джон Мильтон (1608–1674), английский поэт, публицист и политический деятель, перу которого принадлежат поэмы «Потерянный рай», «Возвращенный рай», а также памфлеты в защиту республики. Возможно, Жуковский ошибся: Мильтон был слеп, а не нем. Но более вероятно другое: Мильтон был активным участником английской революции, а после восстановления монархии Стюартов (1660) публицистическая деятельность стала для него невозможной. Умер Мильтон гонимым, в безвестности и в бедности.