Она и Аллан

Так говорил король Чака и вдруг замолк. Что это? Как будто что-то шевелится за этим облаком пыли. Какая-то фигура медленно прокладывает себе дорогу среди груды мертвых тел.

Медленно продвигалась она, с трудом пробираясь через мертвые тела, пока наконец не встала на ноги и, шатаясь, направилась к нам. Что это было за ужасное зрелище!

Передо мной стояла старая женщина, вся покрытая кровью и грязью. Я узнал ее — это была Нобела, осудившая меня на смерть, та самая Нобела, только что убитая мной и восставшая из мертвых проклясть меня.

Фигура подвигалась все ближе, одежда висела на ней кровавыми лохмотьями, сотни ран покрывали ее тело и лицо. Я видел, что она умирает, но жизнь еще была в ней, и огонь ярости и ненависти горел в ее змеиных глазах.

— Да здравствует король! — воскликнула она.

— Молчи, лгунья! — ответил Чака. — Ты мертвая!

— Нет... еще, король! Я услыхала твой голос и голос этого пса, которого охотно отдала бы на съедение шакалам, и не хочу умереть, не сказав тебе несколько слов на прощание. Я выследила тебя сегодня утром, пока еще была жива, теперь, когда я почти мертвая, я снова выслеживаю тебя. О, король, он околдует тебя, верь мне. Чака, он и Унанди, мать твоя, и Балека, твоя жена. Вспомни меня, король, когда смертельное оружие в последний раз блеснет перед твоими глазами. А теперь прощай!

Старуха испустила дикий крик и повалилась, мертвая, на землю.

— Колдуньи упорно лгут и нехотя умирают! — небрежным голосом произнес Чака, отвернувшись от трупа. Но слова умирающей старухи запали в его душу, особенно то, что было сказано про Унанди и Балеку.

Они запали в сердце Чаки подобно зернам, падающим в землю, взросли и со временем принесли плоды.

Так кончилось великое ингомбоко короля Чаки — величайшее ингомбоко, когда-либо происходившее в стране зулусов.

Глава 9. ГИБЕЛЬ УМСЛОПОГААСА

После великого ингомбоко Чака приказал учредить надзор за своей матерью Унанди и женой Балекой, сестрой моей. Ему было доложено, что обе женщины тайком приходили в мой шалаш, нянчили и целовали мальчика — одного из моих детей. Чака вспомнил предзнаменование колдуньи Нобелы, и в сердце его закралось подозрение.

Меня он не допрашивал и не считал способным на заговор. Тем не менее вот что он предпринял, не сумею сказать, отец мой, нарочно или с умыслом.

Чака послал меня с поручением к племени, живущему на берегу реки Амасвази. Я должен был сосчитать скот, принадлежащий королю и порученный попечению этого народа, и дать королю отчет о приплоде.

Я низко склонился перед королем, сказав, что бегу, как собака, исполнять его приказание, и он дал мне с собой стражу. Затем я отправился домой проститься с моими женами и детьми. Дома я узнал, что жена моя Анади, мать Мусы, тяжко занемогла. Странные вещи приходили ей в голову, она бредила вслух. Ее, несомненно, околдовал один из врагов моего дома. Однако остаться я не мог, а должен был идти исполнить поручение короля, о чем и сообщил жене моей, Макрофе — матери Нады и, как все думали, юноши Умслопогааса. Но когда я заговорил с Макрофой о своем уходе, она залилась горькими слезами и прижалась ко мне.

На мой вопрос, отчего она так плачет, Макрофа ответила, что на душе ее уже лежит тень несчастья, она так уверена, что если я оставлю ее в краале короля, то по возвращении своем не найду больше в живых ни ее, ни Нады, ни Умслопогааса, любимого мной, как сына.

Я старался успокоить жену, но чем больше я уговаривал, тем сильнее она рыдала, повторяя, что она совершенно уверена в том, что предчувствие ее не обманывает.

Тронутый ее слезами, я спросил ее совета, как нам быть. Ее страх невольно передавался и мне подобно тому, как тени ползут с долины на гору.

Она ответила так:

— Возьми меня с собой, дорогой супруг мой, дай мне уйти из этой проклятой страны, где само небо ниспосылает кровавый дождь, и позволь мне жить на моей родной стороне, пока не пройдет время страшного короля Чаки!

— Но как могу я это сделать? — спросил я жену. — Никто не смеет покинуть королевский крааль без разрешения на то самого короля!

— Муж может прогнать свою жену! — возразила Макрофа. — Король не вмешивается в отношения мужа и жены. Скажи мне, милый муж, что ты больше не любишь меня, что я не приношу детей и поэтому ты отсылаешь меня на родину. Со временем мы опять соединимся, если только будем еще живы!

— Хорошо, пусть будет по-твоему: уходи из крааля сегодня ночью вместе с Надой и Умслопогаасом, а завтра утром встретишься со мной на берегу реки, и мы вместе продолжим путь. А там будь что будет, да сохранят нас духи отцов наших!

Мы обнялись, и Макрофа тайком вышла из крааля вместе с детьми. На рассвете я собрал людей, назначенных королем сопровождать меня, и мы отправились в путь. Солнце было уже высоко, когда мы подошли к берегу реки. Макрофа ждала меня с детьми, как было условлено. Они встали при нашем приближении, но я успел взглянуть на жену, грозно нахмурив брови, что удержало ее от приветствия. Сопровождавшие меня воины с недоумением смотрели на меня.

— Я развелся с этой женщиной, — объяснил я им. — Она увядшее дерево, негодная, старая ведьма. Я взял ее с собой, чтобы отослать в страну свази, откуда она взята. Перестань реветь! — обратился я к Макрофе. — Мое решение неизменно!

— А что говорит на это король? — спросили люди.

— Я сам буду отвечать перед королем! — сказал я, и мы пошли дальше.

Теперь я должен рассказать, как мы лишились Умслопогааса, сына короля Чаки. В ту пору он был уже вполне взрослым юношей, крутого нрава, высокий и безумно храбрый для своих лет.

Итак, мы путешествовали семь дней. Путь лежал дальний. К ночи седьмого дня мы достигли горной местности. Здесь попадалось мало краалей. Чака разграбил их уже много лет тому назад. Тебе, может быть, знакома эта местность, отец мой? Там находится большая и необыкновенная гора, на которой водятся привидения, и зовут ее поэтому горой Призраков. Серая вершина ее заострена и своими очертаниями напоминает голову старухи. В этой дикой местности нам пришлось переночевать, темнота быстро надвигалась. Вскоре мы убедились, что в скалах вокруг нас много львов. Мы слышали их рев, и нам было очень страшно всем, кроме Умслопогааса. Этот ничего не боялся. Мы окружили себя изгородью из веток терновника и приютились за ней, держа оружие наготове.

Скоро выглянула луна. Она была полная и светила так ярко, что мы видели все, что происходило далеко вокруг нас. На расстоянии шести полетов копья от того места, где мы сидели, была скала, а на вершине ее пещера. В этой пещере жили два льва с детенышами. Когда луна поднялась выше на небе, мы увидели, что львы вышли из логовища и остановились на краю скалы. Около них, точно котята, играли два львенка. Если бы не опасность нашего положения, можно было бы залюбоваться этой картиной.

— О, Умслопогаас, — сказала Нада, — я бы хотела иметь одного из этих зверьков вместо собаки!

Юноша рассмеялся и ответил:

— Если хочешь, я достану тебе одного из них, сестрица!

— Оставь, малый! — сказал я. — Человек не может взять львенка из логовища, не поплатившись за это жизнью!

— Однако это возможно! — ответил он, и разговор прекратился.

Когда молодые львы наигрались, мы увидели, что львица захватила их в пасть и отнесла в пещеру. Через минуту она снова вышла и вместе с самцом отправилась за добычей. Вскоре мы услышали их рев в некотором отдалении. Тогда мы сложили большой костер и спокойно легли спать внутри изгороди, теперь мы знали, что львы заняты охотой и ушли от нас далеко. Один Умслопогаас не спал. Оказалось, что он решил исполнить желание Нады — достать маленького льва.