Возвращенец (ЛП)

Глава двадцать седьмая

Наутро Гласс проснулся в затхлой темноте с раскалывающейся головой. Он лежал ничком на грубых досках пола. Гласс медленно перекатился набок, ударившись в стену. Над головой он увидел свет, струившийся из узкой щели в тяжелой двери. Караульное помещение Форт-Аткинсона состояло из большой камеры временного заключения для простых пьяниц и хулиганов и двух деревянных камер. Судя по голосам, трое или четверо мужчин занимали временную камеру рядом с ним.

Пока он лежал, пространство словно сузилось, захлопнувшись, как гроб. Камера внезапно напомнила ему сырой трюм корабля, ту удушающую жизнь на море, которую он возненавидел. На его бровях выступили капельки пота, и дыхание стало прерывистым. Он пытался держать себя в руках, мысленно сменить картину неволи образом открытой равнины, колышущимся морем травы, прерываемым лишь горами на далёком горизонте.

Дни он мерил по ежедневной рутине караулки: смена охраны на рассвете; передача пищи и воды к полудню; смена охраны на закате и ночью. Прошло две недели, прежде чем он услышал скрип открываемой наружной двери и почувствовал порыв свежего воздуха. 
- Оставаться на местах, вонючие идиоты, или я вам головы размозжу, - произнес прокуренный голос, решительно направлявшийся к двери. Гласс услышал бряцание ключей и звук проворачиваемого в замке ключа. Язычок замка щёлкнул, и дверь распахнулась.

Хью щурился от света, В дверном проеме стоял сержант с желтыми шевронами и седыми бакенбардами. 
- Приказ майора Констебля. Можешь идти. Вернее, ты должен уйти. До завтрашнего полудня ты обязан покинуть торговый пост, или тебя отдадут под суд за кражу пистолета и за использование его с целью продырявить рядового Фицджеральда.

После двух недель в темной камере дневной свет слепил. И тут раздался голос:
- Бонжур, месье Гласс.
Глассу понадобилась минута, чтобы разглядеть толстое очкастое лицо Кайовы Бразо.

- Что вы здесь делаете, Кайова?

- Возвращаюсь из Сент-Луиса с баржей, полной припасов.

- Это вы меня освободили?

- Да. Я в хороших отношениях с майором Констеблем. А вот вы, напротив, похоже, нарвались на неприятности.

- Единственная неприятность лишь в том, что пистолет дал маху.

- Насколько я понял, это был не ваш пистолет. А вот это, думаю, принадлежит вам. - Кайова вручил Глассу винтовку, и Хью наконец приспособился к дневному свету.

Анстадт. Хью схватил винтовку за шейку ложа и ствол, вспомнив знакомую тяжесть. Он проверил курки, подметив, что те нуждались в смазке. На тёмном стволе виднелось несколько царапин, и возле пятки ствола были вырезаны небольшими буквами инициалы "Д.Ф."

Его захлестнула ярость.
- А что стало с Фицджеральдом?

- Майор Констебль велел ему вернуться к своим обязанностям.

- Без всякого наказания?

- У него удержат двухмесячное жалование.

- Двухмесячное жалование!

- Что ж, вдобавок у него дыра в плече там, где её не было прежде, а к вам вернулась винтовка.

Кайова разглядывал Гласса, с легкостью читая мысли по его лицу. 
- На случай, если вам пришли в голову некие идеи, я бы посоветовал поостеречься пускать в ход Анстадт на территории этого форта. Майор Констебль слегка помешан на своих юридических обязанностях и отчаянно жаждет предать вас суду за покушение на жизнь. Он сдался лишь потому, что я убедил его в том, что вы протеже месье Эшли.

Они вместе шли по плацу. Там же стоял флагшток, его тросы натянулись, выдерживая немилосердный весенний ветер. Флаг развевался, края его истрепались от постоянных ветров.

Кайова повернулся к Глассу.
- Вас обуревают глупые мысли, друг мой. 
Хью остановился и взглянул в глаза французу.

Кайова продолжил.
- Мне жаль, что вам не удалось должным образом поквитаться с Фицджеральдом. Но вам следовало уже уяснить, что не всегда всё проходит гладко.

Мгновение они стояли молча, тишину нарушало лишь трепыхание флага.

- Всё не так просто, Кайова.

- Конечно, не просто. Кто говорил, что будет просто? Но знаете что? Треснувший кувшин не склеить. Довольствуйтесь выпавшими вам картами. Живите дальше.

Кайова продолжал развивать свою мысль.
- Отправляйтесь со мной в Форт Бразо. Если всё получится, то я введу вас в дело партнером.

Гласс медленно покачал головой.
- Это щедрое предложение, Кайова, но не думаю, что смогу усидеть на одном месте.

- А что же тогда? Каковы ваши намерения?

- Я должен доставить донесение Эшли в Сент-Луис. А что дальше, пока не знаю, - Гласс умолк на минуту, прежде чем добавил: - И у меня здесь незаконченное дело.

Больше Гласс ничего не сказал. Кайова тоже долгое время молчал. Наконец, он тихо произнес:
- Il n’est pire sourd que celui qui tie veut ne pas entendre. Вы знаете, что значат эти слова?

Гласс покачал головой.

- Нет худших глухих, чем те, которые не желают слышать. Ради чего вы пришли на фронтир? - упорствовал Кайова. - Чтобы выследить обычного вора? Чтобы насладиться мгновением мести? Я полагал, что в вас заложено нечто большее.

Гласс продолжал молчать. Наконец, Кайова сказал:
- Хотите сгнить в тюрьме, пожалуйста, вам решать. 
Француз отвернулся и побрёл по плацу. Гласс поколебался мгновение и последовал за ним.

- Пойдемте, хлебнем немного виски, - прокричал не оглядываясь Кайова. - Я хочу услышать о Паудере и Платте.

Кайова одолжил Глассу денег на приобретение припасов и ночлег в Форт-Аткинсоне, почти в гостинице - на длинных рядах соломенных матрасов в мансарде маркитанта. Виски обычно навевало на Гласса дремоту, но только не сегодня. Как и не прояснило сумбура мыслей в голове. Ему не удавалось мыслить ясно. Каков же ответ на вопрос Кайовы?

Гласс взял Анстадт и вышел на свежий воздух. Ночь выдалась ясной и безлунной, предоставив небо во владение мириадам звезд, бросавших крохотные лучики света. По грубым ступенькам Хью вскарабкался на узкий частокол, опоясывающий стены форта. С его высоты всё было видно, как на ладони.

Гласс оглянулся на постройки форта. Вдоль парадного плаца тянулись бараки. Там Фицджеральд. Сколько сотен миль он прошел, чтобы его найти? А теперь добыча спит в нескольких шагах от него. Хью почувствовал холодный металл Анстадта в своей руке. Как я могу уйти?

Хью отвернулся и перевел взгляд за стены форта, на Миссури.

На тёмной поверхности воды плясали звезды, словно сигнальные огни, которые небо отбрасывало на землю. Гласс поискал путеводные звезды. Он нашел покатые углы Большой и Малой Медведиц, спокойное сияние Полярной звезды. А где Орион? Где охотник с несущим возмездие мечем?

Внезапно взор Гласса приковал ослепительный блеск Веги. Рядом с Вегой Гласс высмотрел Лебедя.

Гласс глядел на Лебедя, и чем больше он смотрел, тем отчетливей перпендикулярные линии созвездия образовали крест. Северный Крест. Насколько он помнил, именно так и называли Сигнус. Это имя ему больше подходит.

Той ночью он долго стоял на высоком валу, слушал Миссури и смотрел на звёзды. Он думал об истоках реки, о могучих горах Бигхорн, чьи вершины он видел, но так и не прикоснулся к ним. Он восхищался звёздами и небом, умиротворенный их бескрайностью в сравнении с его маленьким миром. Наконец, он спустился с вала и вошел в дом, где быстро провалился в сон, который до этого от него ускользал.

Глава двадцать восьмая

Джим Бриджер собирался постучать в дверь капитана Генри, но остановился. Прошло семь дней после того, как капитана в последний раз видели за пределами его комнаты. Семь дней назад вороны украли у них лошадей. Но даже удачное возвращение Мёрфи с охоты не побудило Генри выйти из затворничества.