Возвращенец (ЛП)

Громкие восторженные крики наполнили ночь.

Хью Гласс провалился в сугроб, удивившись, как быстро нанесло столько снега. На руке, которой он стрелял, Хью не носил рукавицы. Гласс поморщился от жалящего холода. Он просунул руку под капоте, чтобы согреть. Снегопад налетал отдельными порывами, и невозможно было укрыться от него одеялом. Гласс теперь осознал свою ошибку.

Он оглянулся по сторонам, пытаясь определить, сколько осталось до заката. Метель ограничила видимость, высокие горы в отдалении напрочь исчезли. Он смог разглядеть лишь узкую гряду песчаника и одинокие сосны-стражи.

В остальном даже подножие горы, казалось, слилось с серыми бесформенными облаками. Гласс радовался наличию верной тропы вдоль реки Йеллоустоун. Сколько до заката, час? Гласс извлек рукавицу из ягдташа и надел на закоченевшую мокрую руку. Всё равно не во что стрелять при такой погоде.

С тех пор как Гласс вышел из Форт-Юниона, прошло пять дней. Теперь он знал, что Генри со своим отрядом прошел по этому пути; двигаться по следам тридцати человек не составляло труда. Из изученных карт он помнил об оставленном Мануэлем Лайзой форте на Бигхорне. Не было сомнений в том, что дальше Генри не пойдет, по-крайней мере, не в этот охотничий сезон. Гласс примерно помнил расстояния. Но сколько миль он прошёл? Оставалось лишь гадать.

Когда началась метель, температура ощутимо упала, но Гласса тревожил ветер. Ветер усиливал холод, придавая тому способность проникать под каждую складку одежды. Сперва ветер кусал ничем не защищенную кожу носа и ушей. От ветра у Гласса слезились глаза и текло из носа, а озноб усилился. Пока он пробирался среди вырастающих сугробов, острая боль медленно перешла в перешла в онемение, превратившее его подвижные пальцы в обрубки непослушной плоти. Нужно найти укрытие, пока он ещё может раздобыть хворост для костра и пока его пальцы смогут управиться с кремнем и кресалом.

Противоположный берег круто возвышался над рекой. За ним можно укрыться, но реку не перейти. Местность вдоль этого берега реки была безжизненной и плоской, не предоставляя укрытия от разгулявшегося ветра. В миле впереди Гласс заметил полоску тополей, едва различимую на фоне пурги и сгущающихся сумерек. Чего я жду?

Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до них. Хлещущий, как бичом, ветер местами расчистил поверхность до самой земли, но в других местах снег по-прежнему доходил до колена. Снег забился в мокасины, и Гласс корил себя за то, что не запасся гетрами. Его штаны из оленьей кожи намокли от снега и затем задубели, жёсткой коркой покрывая ноги. Когда он добрался до тополей, то уже не чувствовал пальцев.

Пока он выискивал среди деревьев укрытие получше, метель усилилась. Ветер, казалось, дул одновременно со всех сторон, осложняя Глассу выбор места. Он остановился на поваленном тополе. Вывернутые корни тянулись от толстого подножия поваленного ствола вверх под прямым углом, создавая ограду от ветра с двух сторон. Только бы ветер перестал дуть со всех четырёх.

Он отложил винтовку и принялся собирать дрова. Их он нашел в изобилии. Загвоздка состояла в растопке. Землю покрывало несколько дюймов снега. Когда Гласс его разрыл, то листья под ним оказались мокрыми и непригодными. Он попытался отломать от тополя мелкие ветви, но и они оказались сырыми. Гласс оглядел поляну. Дневной свет исчезал, и с нарастающим беспокойством Гласс осознал, что уже позже, чем он думал. К тому времени, когда он собрал все необходимое, он передвигался уже почти во тьме.

Гласс сложил топливо возле поваленного дерева и начал энергично копать, чтобы сделать яму для костра. Он снял рукавицы, чтобы наломать щепок, но отмороженные пальцы не слушались. Он поднес ладони ко рту и подул на них. Дыхание Гласса передало рукам искорку тепла, которая мгновенно растаяла при порыве морозного ветра. Новый порыв пронизывающего ветра налетел на спину и шею, проникнув под самую кожу и, кажется, еще глубже. Неужели ветер меняется? Гласс на мгновение замер, гадая, не стоит ли ему переместиться на другую сторону тополя. Ветер стих, и он решил остаться.

Он сложил дрова в неглубокую яму и извлек из кисета кремень с кресалом. При первой попытке чиркнуть по кресалу он порезал большой палец. Острая боль отдалась по всей руке, как вибрация камертона. Гласс превозмог боль и вновь чиркнул по кресалу. Наконец на щепы упала искра, и занялся огонь. Гласс нагнулся над крохотным огоньком, укрывая его своим телом, и дул, отчаянно стараясь вдохнуть жизнь в огонёк. Внезапно он почувствовал, как по лицу прошелся порыв вихрящегося ветра, который поднял дым с песком со дна ямы. Хью закашлял и потёр глаза. А когда он их снова открыл, пламя погасло. Черт побери!

Он чиркнул кремнём по кресалу. Искры посыпались вниз, но большая часть щепок уже прогорела. Ладони ныли от холода, а пальцы утратили чувствительность. Используй порох.

Он разложил оставшуюся растопку наилучшим образом, и на этот раз добавил щепки потолще. Гласс отсыпал из рожка порох, бранясь, пока тот струился вниз. Затем он расположился так, чтобы как можно лучше укрыть огонь от ветра, и чиркнул кремнём по кресалу.

В яме вспыхнуло пламя, обожгло Глассу руки и опалило лицо. Но он почти не замечал боли, так отчаянно старался взлелеять пламя, колышущееся от порывов ветра. Хью склонился над огнём и укрыл его от ветра с помощью капоте. Большая часть щепок уже прогорела, но Гласс с облегчением заметил, что поленья занялись. Он подбросил дров и спустя несколько минут убедился, что костер не потухнет.

Только он прислонился к поваленному дереву, как очередной сильный порыв ветра едва не уничтожил его костер. И опять Хью припал на огнем, укрыл его от ветра капоте и подул на тлеющие угли. Защищенное от ветра пламя вновь вспыхнуло.

В таком положении, сгорбившись на огнем и держа раскинутыми руками капоте, Гласс оставался почти полчаса. За то короткое время, что он стерёг костер, вокруг нанесло почти несколько дюймов снега . Хью чувствовал тяжесть снега по краям капоте. Теперь ветер не налетал порывами, а не ослабевая дул ему в спину. Тополь не давал никакого укрытия. А что еще хуже, дерево ловило ветер и разворачивало его - прямо на Гласса и костер.

Хью боролся с нараставшим в нём чувством паники - порочным кругом противоречивых страхов. Отправная точка ясна - без огня он умрет от холода. В тоже время, он не мог бесконечно оставаться в нынешнем положении, склонившись над костром с раскинутыми руками, при упрямо дующем в спину ветре.

Он устал, а метель могла бушевать не один час и даже день. Ему нужно укрытие, пусть даже самое малое. Направление ветра теперь установилось, и можно перейти к другой стороне тополя. Хуже не будет, но Гласс сомневался, что сможет сдвинуться, не потеряв огонь. Разожжет ли он другой костер? Без щепок? Он не видел другого выхода, кроме как попытаться.

В уме Хью сложился план. Он перебежит на другую сторону тополя, выроет яму для костра и попытается перенести костер.

Ждать бессмысленно. Он схватил винтовку и сколько смог дров. Ветер, казалось, почувствовал новую цель и налетел на него со свежими силами. Хью пригнул голову и обошел гигантские корни, выругавшись, когда почувствовал, что еще больше снегу набилось ему в мокасины.

Противоположная сторона не намного лучше урывала от ветра, хотя сугробы стояли тут глубокие. Он отбросил винтовку и принялся рыть. У него ушло пять минут на достаточно глубокую для костра яму. Хью быстро побежал к противоположной стороне, следуя по собственным следам на снегу. Тучи сделали сумерки ещё гуще, но Гласс надеялся увидеть отсвет своего костра, когда обогнул подножие дерева. Ни света, ни костра.

Единственным признаком его костра было небольшое углубление посреди нанесенного сугроба. Гласс стал рыть, бессмысленно надеясь, что какой-то уголек мог уцелеть. Он ничего не нашел, а тепло костра превратило снег в слякоть, намочившую его шерстяные рукавицы. Он почувствовал на руках влагу, а затем странную боль, которая одновременно и обжигала, и морозила.