Джунгли

С одной стороны помещения тянулась узкая галерея, на несколько футов приподнятая над полом; туда загоняли скот особыми пиками. Затем двери захлопывались, и каждое животное оказывалось в отдельной клетушке, где оно уже не могло двигаться. Бык стоял, мыча и топая ногами, а сверху над ним наклонялся вооруженный молотом быкобоец, выжидая удобного мгновения. Воздух гудел от частых ударов и топота брыкавшихся быков. Как только животное падало, быкобоец переходил к следующему; в то же мгновение другой рабочий нажимал рычаг, одна из боковых решеток клетки поднималась, и животное, все еще бьющееся в судорогах, скатывалось в «убойную». Тут на ногу ему накидывали цепь, нажимали рычаг, и бык взлетал в воздух. Клеток было около двадцати, и требовалось всего несколько минут, чтобы оглушить и спустить в убойную около двадцати голов скота. Затем ворота снова открывались, и в них стремительно вбегала новая партия животных; непрерывный поток туш выкатывался из клеток, и рабочие в убойной должны были поспевать обрабатывать их.

Это зрелище оставляло неизгладимое впечатление. Люди работали с неистовой быстротой, буквально бегом, в темпе, который можно сравнить лишь с темпом игры в футбол. Разделение труда было доведено до предела, каждый рабочий производил только одну операцию — большей частью два-три особых надреза — и шел дальше, вдоль ряда из пятнадцати-двадцати туш, повторяя эти надрезы на каждой из них. Впереди шел «мясник», выпуская кровь быстрым ударом, таким быстрым, что глаз улавливал только блеск ножа, и, прежде чем вы успевали что-нибудь сообразить, «мясник» был уже у следующей туши, и алая струя хлестала на пол. Повсюду стояли лужи крови, хотя подсобные рабочие усердно сгоняли ее к люкам; должно быть, пол был очень скользок, но, видя, как ловко работают люди, вы никогда бы этого не подумали.

Тушу оставляли висеть на несколько минут, чтобы стекла кровь; однако время не пропадало даром, потому что таких висячих туш в ряду было несколько, и всегда одна из них была уже готова. Ее опускали на пол, подходил «головник» и тремя быстрыми ударами отделял голову. Затем подбегал «свежевщик», который делал первый надрез на шкуре; следующий рабочий обдирал верхнюю половину туши, а еще несколько человек, молниеносно сменявших друг друга, заканчивали свежевание. Потом тушу снова подвешивали, и пока один рабочий проверял, не повреждена ли шкура, а другой скатывал ее и швырял в очередной люк, туша продолжала свое странствие. Одни разрубали ее вдоль, другие поперек, третьи потрошили и начисто выскабливали изнутри, четвертые обдавали из шланга кипятком, пятые отрубали ноги и заканчивали обработку. Наконец, разделанные говяжьи туши переправлялись, как и свиные, в холодильник, где их выдерживали положенный срок.

Посетителей провели туда и показали аккуратные ряды туш с большими клеймами правительственных инспекторов. На некоторых тушах была также печать раввина, удостоверявшая, что животные заколоты особым способом и что это мясо может употребляться в пищу благочестивыми евреями. Затем посетители отправились дальше по цехам, чтобы познакомиться с судьбой тех отходов, которые исчезли в люках; побывали они и в маринадных цехах, и в засолочных, и в консервных, и в упаковочных, где отборную говядину, предназначенную в пищу всему цивилизованному миру, подготовляли для погрузки в вагоны-ледники.

Закончив осмотр и выйдя наружу, посетители начали бродить среди путаницы зданий, в которых помещались всяческие подсобные предприятия. Дэрхем и Компания производили у себя все, что только могло им потребоваться для их гигантского предприятия. У них были огромные паросиловая и электрическая станции; бондарная и котлоремонтная мастерские; расположенная в отдельном здании фабрика, куда по трубам перегоняли жир для производства мыла и сала, и мастерская банок для сала и ящиков для мыла; предприятие, где сушили и очищали щетину для волосяных подушек и других подобных изделий. Им принадлежало предприятие, где сушили и дубили кожу, и другое, где из голов и ног варили клей, и третье, где кости превращали в удобрение. Ни одна крупинка органической материи не пропадала зря у Дэрхема и Компании. Из рогов выделывали гребни, пуговицы, шпильки и поддельную слоновую кость; из берцовых и других крупных костей вырезали ручки для ножей и зубных щеток и мундштуки для трубок; из копыт — шпильки и пуговицы; остальное шло на клей. Из суставов, обрезков кожи и сухожилий извлекали такие удивительно непохожие друг на друга вещества, как желатин, столярный клей, фосфор, костяной уголь, ваксу и костяное масло. Из бычьих хвостов делались фальшивые локоны, в особых цехах обрабатывали овечью шерсть, из свиных желудков добывали пепсин, из крови — альбумин, дурно пахнущие кишки превращали в скрипичные струны. А когда из отходов было извлечено все, что возможно, их клали в чан и вытапливали жир и сало, а затем перерабатывали в удобрение. Все эти предприятия размещались в отдельных помещениях, связанных с главным зданием галереями и рельсовыми путями; было подсчитано, что, с тех пор как немногим больше поколения назад старик Дэрхем основал свою фирму, здесь было обработано около четверти миллиарда животных. Если прибавить к ней другие крупные предприятия, — а сейчас они по сути дела представляли единое целое, — то, по словам Иокубаса, получалось величайшее из когда-либо существовавших в одном месте объединений труда и капитала. Оно давало работу тридцати тысячам человек, от него прямо зависело существование двухсот пятидесяти тысяч и косвенно — полумиллиона человек. Оно посылало свои продукты во все страны цивилизованного мира и снабжало пищей не менее тридцати миллионов людей!

Наши друзья слушали, разинув рты; им казалось невероятным, что все это дело человеческих рук. Поэтому скептический тон Иокубаса казался Юргису почти кощунственным — в его глазах это место было столь же непостижимо, как сама вселенная, и так же неисповедимы были законы и пути его существования. Простой человек, по мнению Юргиса, мог только принять все так, как есть, и исполнять то, что ему прикажут. Найти работу на таком предприятии и принять участие в его удивительной деятельности — счастье, за которое следует быть благодарным, как за солнечный свет или дождь. Юргис радовался, что побывал здесь лишь после своего великого успеха, — иначе грандиозность открывшейся перед ним картины подавила бы его. Но теперь он принят на работу, он стал частицей всего этого! У него было такое чувство, словно это огромное предприятие взяло его под свою защиту и отвечает за его благополучие. Наивный и неискушенный литовец не подумал о том, что стал рабочим Брауна, а Браун и Дэрхем, по общему мнению, были смертельными врагами; закон страны даже обязывал их, под страхом денежного штрафа и тюремного заключения, быть смертельными врагами и стараться разорить друг друга[11].

Глава IV

На следующее утро, ровно в семь, Юргис явился на работу. Он остановился у двери, на которую вчера показал ему мастер, и прождал возле нее около двух часов. Мастер, разумеется, предполагал, что Юргис войдет, но прямо ему об этом не сказал, и поэтому наткнулся на него, лишь когда вышел, чтобы нанять кого-нибудь другого. Увидев Юргиса, он крепко выругался, но литовец ничего не понял и поэтому промолчал. Мастер показал Юргису, где переодеться, и подождал, пока тот натянул на себя рабочий костюм, купленный у старьевщика и принесенный в узелке; после этого они прошли в убойную. Работа Юргиса была очень несложна, и он в несколько минут освоился с ней. Ему дали жесткую метлу, вроде той, которую употребляют метельщики улиц, и велели ходить с ней по рядам вслед за рабочим, потрошившим говяжьи туши: дымящиеся внутренности нужно было сбрасывать в люк и тотчас же закрывать его, чтобы никто не провалился. Когда Юргис пришел, как раз впускали первую утреннюю партию животных, поэтому, не успев оглядеться и перекинуться с кем-нибудь словечком, он принялся за работу. Был душный июльский день, а убойная была залита горячей кровью, лужами стоявшей на полу. Вонь стояла невыносимая, но Юргис не замечал ее. Душа его пела от радости — наконец-то он работает! Работает и зарабатывает деньги! Целый день он делал в уме подсчеты. Ему платили сказочные деньги — семнадцать с половиной центов в час, а так как день выдался горячий и Юргис работал почти до семи часов вечера, то домой к своим он вернулся с известием, что за одни сутки заработал больше полутора долларов.

11

Имеется в виду закон 1890 года против трестов. (Прим. ред.)