Страница 2 из 9
Сергей и Мария поженились рано, ещё студентами. Учились они в разных вузах – он на художника, она на филолога, но не раз оказывались в одних компаниях, где тусовалась творческая молодёжь. Оба были родом не из этого большого города, а из маленьких районных центров, потому обитали в институтских общежитиях. Встречались они не долго, потому что быстро поняли – им не нужно будет никогда расставаться. Жили сначала у Сергея в общежитии, в огороженном ширмой уголке. Он был тогда уже известен в городском отделении Союза художников как перспективный, талантливый молодой живописец, потому и рискнул пойти к маститому мастеру, руководившему Союзом. Тот сразу пообещал: «Конечно же поможем!» А вскоре и правда молодым супругам выделили комнату в коммунальной квартире. Они были счастливы: своя комната, собственная, да ещё большая – двадцать квадратных метров! Правда, у них было ещё пятеро соседей, но скоро они со всеми подружились. Соседи оказались людьми пожилыми – или одинокими, или живущими уже без своих выросших детей. Потому молодую пару опекали, всему учили, помогали… Вскоре Сергея приняли в Союз художников, и руководитель сам сказал ему: «Твоя коммуналка – это временно. Скоро получишь хорошую квартиру». Но тут наступили другие времена…
Хорошо читать в исторических романах о том, как рушатся великие империи. Интересно! И трагический эпос чувствуешь, и грандиозность событий, и романтику – особенно если это давние легендарные времена. О том, как разрушалась в начале двадцатого века Российская империя написано много, это уже более близкие и понятные годы. Написано часто очень конкретно – о людях, их перевернутых судьбах. Но вот довелось Сергею и Маше, вместе со всей страной, оказаться на таком историческом изломе, когда, как в штормовом океане, сначала волна возносит на гребень надежд, потом бросает в бездну отчаяния. Своими глазами увидели, как всё перевернулось: привычные, стабильные ценности стали не нужными и, как будто, не правильными, а то, что презиралось и считалось позорным, например спекуляция, приобрело солидный статус и название «бизнес». Да только ли это! Не было больше на карте мира великой страны с названием Советский Союз, а в её обрывках-государствах царил хаос, где смешивались восторг и злоба, беспредел и беспомощность, нажива и нищета. Растерянность большинства людей и наглая торопливость тех, кто умел пользоваться обстоятельствами. Так продолжалось годы. Люди учились выживать, приспосабливались, часто совершенно меняя самих себя и свою судьбу. Молодым адаптироваться было проще.
Сергей и Маша быстро поняли, что комната в коммуналке – это их жильё навечно, хорошо, что есть хотя бы такое. Понятие «получить квартиру» исчезло из обихода, теперь квартиру можно было только купить. А Мария, которая к тому времени уже преподавала в школе, оставила работу, потому что учителям перестали платить зарплату. Она стала писать сентиментальные рассказы для двух-трёх женских журналов. Журналы, заполненные рекламой косметики, фотографиями топ-моделей, историями о жизни кино-див и модных певиц, отводили под мини-рассказики последние страницы. Это должны были быть восторженно-слезливые, с привкусом эротики истории о «золушках»: современные – о девчонках, пробившихся на подиум знаменитых модельных фирм или встретивших красавцев-миллионеров, или романтично-готические, где действовали князья, графы и юные красавицы из народа… Маша наловчилась отлично клепать подобные произведения и даже делать их героинь живыми и обаятельными.
Художественный фонд, в котором Сергей проработал два года после института, развалился. Стали расти, как грибы, разные кооперативы, в том числе и оформительские. Сергей с трудом устроился в один – безработных художников было множество, – работа доставалась ему мелкая, но всё же какие-то деньги перепадали. Маше тоже платили гонорар, небольшой, но всё-таки. В общем, они не голодали, но и только. К тому времени вместе они были уже пять лет, понимали друг друга так хорошо, что угадывали даже потаённые мысли. Наверное потому о ребёнке стали думать одновременно. Ведь поначалу, когда поженились, казалось – ещё рано. Потом – не время, очень трудно. Теперь же Маша сказала первая:
– А будет ли когда-нибудь лучше, Серёжа? Сколько же нашему малышу ждать? Неизвестно ещё, а вдруг вместе нам окажется легче…
Однако проходили месяцы, ничего не менялось. Однажды Маша, не сказав мужу, прошла в женской консультации полную проверку и выслушала приговор: её организм так устроен, что детей у неё быть не может. Когда она, промучившись несколько дней в одиночку, решила рассказать мужу, он долго молча смотрел на неё, потом странно коротко рассмеялся.
– Такое совпадение можно назвать только чудом! Правда, чудом печальным. А, может, нет?
Маша смотрела во все глаза, не понимая, и он ей тоже признался… Какое-то время назад Сергея стали мучить сомнения: не по его ли вине у них нет ребёнка? Он вспомнил, что в детстве болел «свинкой» – ходил, мучаясь и стесняясь, с распухшей, словно надутой воздухом шеей. А как грамотный человек, он знал, что болезнь, называемая в медицине «паротитом», даёт осложнения, причём именно у мальчиков: вырастая, они бывают бесплодными. Далеко не все, конечно, но всё-таки… Когда все нужные анализы были сданы, Сергей узнал, увы, что его опасения не напрасны. У него никогда не будет детей…
У Маши по щекам покатились слезинки, но Сергей обнял её, сказал почти весело:
– А, может быть, так даже лучше? Никто из нас не будет страдать от чувства вины. Я же тебя знаю, ты непременно стала бы думать: «Будь рядом с ним другая женщина, он уже стал бы отцом! Он наверное мечтает об этом, а меня не бросает из жалости…»
– А ты, ты бы так не думал?
– Не могу ручаться, может быть. Теперь же мы можем не сомневаться друг в друге, просто любить. Разве это не чудо?
Прошло три года, молодые супруги жили счастливо. Двойное бесплодие, как магическое заклинание, освободило их от изнуряющих надежд, напрасных терзаний. Они знали, что всю жизнь будут жить друг для друга, и это знание соединило их сердца и души в неразрывное целое. Их жизнь была прекрасна, а на свой скудный достаток они просто не обращали внимание. Всё было так, когда Мария однажды поняла, что беременна. Любая другая женщина заметила бы это гораздо раньше, но Маша настолько привыкла к мысли о своём бесплодии, что просто не обратила внимание на первые знаки. И только когда ребёнок локтем или ножкой явно и резко ударил там, внутри, она замерла и от изумления сказала вслух:
– Что это?
Её голос ещё не умолк, а она уже знала, поняла ответ. И поверила.
Она хорошо помнит, как впервые встретилась взглядом с дочкой. Новорожденную Дашу спеленали и положили на столик тут же, в родильном зале. Мария, обессиленная, но возбуждённая и радостная скорее оттого, что кончилась терзавшая её сутки боль, приподнялась на локте и повернулась, чтоб посмотреть на дочку. Даша – туго завёрнутая в белые пелёнки куколка – смотрела прямо на неё. Глаза казались огромными, очень внимательными. Конечно же, Мария слышала и читала о том, что младенцы в первое время ещё ничего не видят. Но, Боже мой, эта малышка явно не просто видела – она словно оценивала то, что видит. Мария и сама не могла оторвать от неё взгляда, на сердце волна за волной накатывались чувства – восторга, нежности, умиления, удивления… Вдруг маленькие губки девочки – необыкновенно чёткие, словно нарисованные, – дрогнули в улыбке. Во всяком случае так Маше показалось – малышка улыбнулась. В это мгновение подошла санитарка, подхватила ребёнка на руки, унесла, что-то улюлюкая. Машу накрыли тёплым одеялом, сказали: «Поспи немного, через полчаса увезём тебя в палату». Она и вправду почти сразу впала в сладкую томительную полудрёму, а после так до конца и не знала: в самом ли деле видела этот оценивающий взгляд и улыбку новорожденной дочки или это ей пригрезилось. Ведь в следующие дни девочка, когда медсестра приносила её в палату, вела себя совершенно так же, как и другие младенцы: сосала грудь, плакала, спала… Вот только глаза у неё были всё-таки необычными. Дня через два, когда детей принесли очередной раз им, мамашам, нянечка, подавая девочку Маше, сказала: