Дети Афродиты

Замоталась в банный халат, даже капюшон на голову натянула, легла в гостиной на диване, свернулась калачиком. Все, тихо, тихо. Чего разнюнилась. И не одна ты вовсе, у тебя Полька есть, скоро еще и внук родится… И бабушка жива и здорова, слава богу…

Бабушка. Заслуженный школьный учитель. Всегда строгая, всегда сдержанная, всегда одинаково одетая, даже дома – классическая блузка, черный сарафан-платье. Она и сейчас так выглядит, в свои восемьдесят пять. Никогда ни на что не жалуется, помощи не просит. Утром зарядку делает, на ночь классику перечитывает, летом в огороде возится. И никаких сериалов, тем более навязчиво-дневных реалити-шоу! Вообще телевизор не жалует. Может, потому и сохранила себя в таком удивительном психическом и физическом здравии.

А еще бабушка неразговорчива. Все разговоры – только по делу. Даже на самые сокровенные вопросы ответов из нее не вытянешь. Даже про погибших родителей. Нет, ну чего бы, в самом деле, не рассказать маленькой внучке о папе с мамой? С теплом рассказать, с любовью? А у нее все выходило будто с досадой.

– Бабушка, а это кто на стене? Это мой папа, да?

– Да, это портрет твоего папы. И моего сына.

– А мамин портрет где? Давай рядом с папой мамин портрет повесим?

– У меня нет маминого портрета.

– А почему?

– Не знаю… Она не любила фотографироваться.

– Что, вообще ни одной фотографии нет?

– Вообще.

– А так не бывает, бабушка.

– Почему же? Бывает. Раньше столько много не фотографировались, как сейчас.

– А где мамина могилка? Почему мы к папе на могилку всегда ходим, а к маме – никогда?

– Ну… Просто она далеко отсюда похоронена. Когда ты была маленькая, мама поехала в другой город… И там разбилась на машине…

– А в том другом городе есть ее могилка?

– Не знаю… И вообще, отстань, Ольга. В конце концов, я могу ответить только за своего сына, твоего отца. И не задавай больше подобных вопросов. Разве не понимаешь, как мне больно на них отвечать? И вообще, учись не оглядываться назад, не поддаваться глупым рефлексиям. Запомни – тебе нельзя…

– Почему?

– Потому что ты пойдешь по жизни одна. Привыкни к этой мысли. Я старая, я тебе не помощница и не жилетка для слез. Нет, я все сделаю для тебя, конечно. Все, что от меня зависит, все, что в моих силах. Но дальше ты пойдешь одна! Верь только самой себе! Ты сильной должна быть, как кремень! Если скатишься в слезливую жалость к себе, сиротинушке, ничего у тебя не получится! Поняла?

– Поняла, бабушка.

– А почему слезы в глазах? Почему губы дрожат? Ну же, подними голову, расправь плечи. Запомни, ты – кремень! Ты – железный характер! Ты – скала! Тебя ничем не пробьешь! И всегда будь готова обороняться! А иначе никак, Ольга. Самостоятельная жизнь – очень трудная вещь.

Вот же странно – вспомнила бабушкины наставления и расслабилась. Какой-то обратный эффект получился, и сама не заметила, как задремала.

Проснулась ночью от боли – руку в неудобной позе отлежала. Села на диване, потрясла головой. Надо бы в спальню перебраться, заснуть по-человечески.

Вытянувшись во весь рост в кровати и уже засыпая, подумала с тоской – а завтра ведь выходной… Надо бы его убить как-то. К Польке, что ли, поехать? Она у сватов на даче живет, чистым воздухом дышит. А с другой стороны – вроде не приглашали. А можно и к бабушке в Сосновское махнуть. Да, точно. Давно не была. И продуктов бы ей надо привезти. И по хозяйству помочь. Хотя она все время твердит в телефонную трубку – не надо, мол, ничего, ради бога, и приезжать не надо. Даже слегка раздраженно твердит.

Ох, гордая бабушка. Строгая бабушка. Слишком гордая и слишком строгая бабушка.

Проснулась рано, будто назло. Вот всегда так. Если надо рано вставать – приходится силой себя из сна выковыривать. А когда можно спать, сколько захочешь… И сна нет. Обидно.

Надо вставать… Лежать в полудреме еще хуже. Того и гляди зашевелится внутри пещерный холод, ухватит за коготки, конец птичке.

Кстати, о птичках… И птички поют. Похоже, за окном утро солнечно-радостное образовалось, вполне подходящее для уик-энда. Может, все-таки к Польке рвануть? Соскучилась… Мать она ей или кто?

Нет, неудобно. Надо было созвониться заранее, что ли. У них там все по плану – когда обедать-ужинать, когда гостей принимать. Там у Польки дружба со свекровкой махровым цветом цветет, а тут, здрасьте, мама нарисовалась.

Нет, Полька молодец, конечно, правильно организовала свою жизнь. Они там все перед ней гопака наплясывают или приседают в книксенах – не хочется ли тебе, Поленька, чего-нибудь особенного откушать? Ты только скажи, Поленька, мы тебе все, что хочешь! Вплоть до соловьиных язычков! Любим тебя ужасно, Поленька.

Нет, они с Иваном тоже ее в детстве баловали, конечно. И тоже любили. Хотя почему – любили. И сейчас любят. Только теперь каждый сам по себе.

Фу… Зачем опять про Ивана вспомнила? Все, надо вставать! Быстро в душ, потом кофе и вон из этой квартиры… Еще же к офису тащиться надо, машину забирать. А потом – в Сосновское, к бабушке.

Через полчаса, умытая и причесанная, Ольга сидела перед ноутбуком, прихлебывая кофе. Привычка у нее такая вдруг стихийно образовалась – по утрам пить кофе, глядя в компьютер. Может, от одиночества? Когда слово сказать некому, компьютер становится первым другом. И что самое страшное – другом единственным.

Ладно, не надо с утра грустных мыслей! Лучше по привычке в почту глянуть.

Опа! Ну, конечно. Опять письмо от того же придурка. И опять с номером телефона и просьбой перезвонить. С досадой удалила письмо в «корзину» – показалось, даже услышала, как оно туда шлепнулось. Захлопнула крышку ноутбука, натянула джинсы, футболку, выскочила из квартиры, будто на свободу вырвалась.

До офиса доехала на такси. Родненькая «Тойота» скучала в уголке стоянки, сияла на солнце перламутровым боком. Обиделась. Прости, подружка, за вчерашнее, надо же и хозяйке иногда расслабиться. Сейчас, сейчас мы с тобой прокатимся… Как выедем на трассу, как дадим жару, ух! Лишь бы из субботних пробок на выезде из города выбраться.

Да, дорога в Сосновское – это отдельная песня… Когда столько лет подряд мотаешься по отрезку в сто километров туда-сюда, уже каждую вмятину на дороге знаешь, каждый перелесок справа-слева родным кажется. Сто километров, час езды. Поселок Сосновское, заброшенный рай. Когда-то построился вокруг деревообрабатывающего комбината, процветал себе тихой размеренной жизнью, а теперь комбинат умер, и поселковый народ никому не нужен оказался. Обычная история, уже никого не удивляет и не возмущает. Как-то иссякло с годами и возмущение, и удивление. Люди привыкли. Ничего, живут как-то.

А ей, выходит, повезло, что выбралась в город. Кто она была? Обыкновенная поселковая девица, внучка учительницы словесности Елизаветы Максимовны Стрелковой. Да, смешно звучит – поселковая девица. Но ведь это действительно так. Не всем поселковым девицам удалось во время учебы выскочить замуж и остаться в городе. Многим с институтскими дипломами приходилось возвращаться в поселок, там и пропадать… Да, как-то раньше она о себе в таком ключе не думала. Выходит, опять спасибо Ивану?

В первые годы, как поженились, они с удовольствием ездили к бабушке. Тогда еще машины не было, на автобусе… Польку под мышку – и вперед. А потом, когда машину купили, уж каждый выходной в Сосновское, святое дело. И девчонок с собой брали, Владу и Томку. Им такие поездки – как праздники в безмужней жизни. У бабушки дом большой, всем места хватало. Шашлыки жарили, купаться на озеро бегали, баню топили. Да, все было. И как-то развеялось в одночасье, улетело пылью по ветру. Была семья – нету семьи. У дочери своя жизнь. Муж предателем оказался. Была подруга Влада, и нет подруги Влады. И подруги Томочки тоже нет, потому что она с Владой отношения разрывать не захотела, даже после такой подлости. А если ты друг моего врага, значит, мне уже не друг. Выходит, никого не осталось. Одна, совсем одна. Кремень и скала. Женщина, которая не простила. Женщина с пещерой внутри – пробежал сквознячок, опалил холодом… Так опалил, что горло перехватило, дышать нечем. И в глазах туман. Лучше на обочину съехать, постоять пять минут.