"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

Иоганн Концевитц родился в Краснодаре у украинки, его отчимом был немец, погибший в годы

Гражданской войны. При получении паспорта он придумал себе немецкое имя, а местом рождения назвал

Берлин. Желание выделиться среди сверстников дорого ему обошлось. Следователь сочинил протокол

допроса, в котором содержалась придуманная история о семье военнопленного, которая оказалась в России.

Услышав все это, Концевитц назвал сотрудника НКВД «сумасшедшим», за что был жестоко избит двумя его

подручными. И получил пять лет лагерей как немецкий шпион57.

Методика исследовательской работы с АСД жертв политических репрессий находится в процессе

становления, поэтому автору в ряде

56 Дело в отношении Бема Р. И., Бертрама П. Р., Краузе О. Э., Лешера К. Ф., Фогеля М. Г. и Фукса Г. Г. (Там же. П-38 667).

57 При пересмотре дела следственные органы проявили «гуманность» — в 1940 г. лагерный срок Концевитцу снизили до трех

лет (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 18852).

21

случаев приходилось самостоятельно разрабатывать инструментарий источниковедческого анализа58. Наряду

с обязательными документами — справкой и ордером на арест, анкетой арестованного, копией приговора,

материалами прокурорской проверки и документами о реабилитации — в изученных делах содержится

немало «отклонений от нормы». К сожалению, применительно к эпохе «большого террора» приходится

говорить о процессуальном минимализме, вызванном огромным темпом, который набрала репрессивная

машина при сохранении своего кадрового состава. Речь идет не столько об отсутствии тех или иных

процессуальных документов, сколько об их небрежном исполнении, явных несоответствиях в

биографических данных, которые не подвергались дополнительной проверке. На фоне масштабных

фальсификаций такие «мелочи» в 1937-1938 гг. просто не бросались в глаза, однако сегодня они в

значительной степени осложняют унификацию и выстраивание базы данных.

В то же время практически в каждом АСД исследователя ждут сюрпризы, позволяющие дополнить

тягостную картину новыми штрихами и красками. В некоторых делах сохранилась переписка с родными и

знакомыми в Германии, бытовые фотографии, записные книжки и дневники. Хотя личные документы

арестованного, не имевшие отношения к предъявленному обвинению, предписывалось уничтожать, в

спешке это правило выполнялось не всегда. Значительный массив информации о ходе и методах следствия

содержится в заявлениях обвиняемых и осужденных, которые также находили свое последнее пристанище в

АСД. Наконец, в состав некоторых АСД входят такие приложения, как «тюремное дело», фиксировавшее

вызовы на допрос и поведение обвиняемого в камере, а также «имущественное дело», в котором содержится

опись личных вещей, конфискованных после приговора.

До лета 1937 г. основной массив следственных дел по немецким политэмигрантам и выходцам из Германии

был результатом работы Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, он и ныне

продолжает находиться в Центральном архиве ФСБ. Как правило, по этим делам проходили ключевые

фигуры мифических шпионских сетей и контрреволюционных организаций, к которым после начала

«массовых операций» следователи приписывали так называемую «низовку». В качестве примера можно

привести дело Ганса

58 Ватлин А. Ю. Архивно-следственные дела УНКВД Московской области как источник по истории «массовых операций» 1937-1938 гг. — В книге: «Возвращенные имена». Сборник материалов для участников партнерской сети. Нижний Тагил, 2002. С.

190-220.

22

Бека, одного из «брандлеристов», т. е. представителей «правого уклона» в КПГ59, или Лео Фридляндера, который был одним из заметных фигур в группе еврейских врачей, лишившихся работы в нацистской

Германии.

Дело на группу советских граждан, получивших высшее образование или работавших в Берлине,

разворачивалось в 3-м отделе УНКВД МО весной-летом 1936 г. как вполне рядовое60. Однако один из

обвиняемых — Моисей Лурье (Эмель), профессор исторического факультета МГУ, а до приезда в Москву

функционер КПГ, заинтересовал высшие инстанции и был передан «наверх», чтобы стать одним из

обвиняемых в рамках первого показательного процесса. О том, в какой спешке готовился последний,

свидетельствует один факт — за три дня до его начала обвиняемые Моисей Лурье и Натан Лурье (член КПГ

и профессор Ленинградского мединститута) продолжали числиться за Особым отделом Московского

военного округа (MBO), относящимся к областному управлению НКВД61.

Хотя данные на репрессированных немцев, чьи дела не хранятся в ГАРФ, не включены в источниковую базу

проекта, их отличали те же самые закономерности в фальсификации обвинений и вынесении неправедных

приговоров. Излишне говорить о том, какой ущерб историческим исследованиям наносит ведомственная

разобщенность архивного наследия советской эпохи, запутанные бюрократические процедуры,

предшествующие работе с теми или иными фондами, находящимися в режиме «ограниченного доступа».

Серьезным подспорьем в работе по реконструкции судеб политэмигрантов стали материалы их личных дел,

хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ)62. В них

содержится уникальная биографическая информация, имеются документы о взаимодействии отдела кадров

ИККИ, представительства КПГ и советских органов госбезопасности во второй половине 30-х гг. Во многих

случаях арест того или иного немецкого эмигранта предваряли запросы из НКВД, не менее часто

59 Vatlin А. Hans Beck und Versuche der Wiedervereinigung der deutschen kommunistischen Bewegung im Rahmen der Volksfrontpolitik // «Da