Молодая элита (ЛП)

Когда Рафаэль снова открывает глаза, они блестят от непролитых слез. Он нежно убирает прядь волос с изуродованной стороны моего лица.

— В твоем сердце есть доброта, — говорит он. — Но твоя тьма поглощает всё хорошее, что в тебе есть. Твоя жажда причинять боль, уничтожать и мстить гораздо сильнее твоего желания любить, помогать и прощать. Я достиг предела своих знаний. Я не знаю, как тебя обучать.

«Красота и боль идут рука об руку», — поговаривал мой отец. Воображение на мгновение рисует мне, как я возвращаю Рафаэлю боль, причиненную им сейчас мне, как заставляю его в агонии корчиться передо мной. Какое удовлетворение это принесло бы мне! Моя энергия крепнет в предвкушении этого. Затем я понимаю, какое жуткое действие вызвало в моей душе радость, и меня охватывает ужас и омерзение. Рафаэль прав насчет меня. Он с самого начала был прав.

Рафаэль сжимает губы. Слезы больше не блестят в его глазах. А может, они были лишь плодом моего воображения.

— Ты можешь остаться здесь на ночь, — произносит Рафаэль. — Но утром вам с сестрой придется уйти. Моя работа — защищать наше общество, а я уже не чувствую, что находясь рядом с тобой мы все будем в безопасности. Прости.

Он изгоняет меня. Я теперь не одна из них.

Плещущая во мне тьма омывает берега моего сознания. Мне вспоминаются все наши с Энцо тренировки, как он спас мне жизнь и принял меня, как мы целовались, его подсвеченный в темноте силуэт, его спадающие на плечи распущенные волосы, нежность в его глазах. Затем мне вспоминается грозовая ночь, когда отец заключил сделку о моей продаже, то, как я под проливным дождем впервые в жизни создала иллюзии — настоящая причина, по которой Энцо решил спасти меня в день моей предстоящей казни, — все мгновения, когда меня оскорбляли и причиняли мне боль, оставляли или бросали, железный столб, огонь и беснующийся народ, пришедший поглазеть на мое сожжение и желающий мне смерти, пронизывающие меня светлые глаза Терена, члены общества «Кинжала», мое обучение, ухмыляющееся лицо Данте, предательство Рафаэля. Раненое самолюбие требует возмездия. Печаль вытесняется яростью, ненавистью и страхом, страстью и жаждой власти. Шепот в уголках моего сознания обретает образы, и они вылезают на поверхность, цепляясь когтями на длинных костлявых пальцах, радуясь подаренной им свободой. «Разве члены общества «Кинжала» чем-то отличаются от твоего отца, который хотел продать тебя, чтобы избавиться от своих долгов? — шипят они мне. — От Терена, который хотел использовать тебя против общества «Кинжала»? Тот же грот для обучения Элиты, спрятанный под землей, не очень-то отличается от темницы Инквизиторов».

Похоже, я просто сменила одну темницу на другую. Никто и никогда не одаривал меня добротой без надежды на что-то взамен.

«Разве они чем-то отличаются друг от друга?».

«Они все одинаковые».

«Они все хотят только использовать тебя, использовать, использовать, пока не получат того, что им нужно, а затем выкинут тебя за ненадобностью».

Всё, что Рафаэль увидел во мне в день, когда тестировал меня — правда. Все мои эмоции сливаются в единое целое, кружат во мне меняющейся, мощной энергией. Я дрожу.

Рафаэль чувствует возрастающую во мне силу, потому что я ощущаю в его энергии нотку страха. И всё же он не отстраняется. Он с мрачной решимостью разглядывает меня, отказываясь отступать. «Нет. Сосредоточься. Контролируй себя». Единственный способ усмирить мою энергию — избавиться от эмоций, поэтому я подавляю их, одну за другой. Моя печаль оборачивается злостью, потом — спокойно-ледяной яростью. Душа съеживается, чтобы защититься. Меня нет. Меня больше нет.

И мне не жаль.

— Вы не имеете права меня судить, — тихо произношу я, обводя всех взглядом. — Вы принадлежите обществу, наживающемуся на убийствах. Вы ничем не лучше меня.

Лишь Рафаэль стойко встречает мой взгляд. Он кивком показывает, чтобы остальные уходили. Лусента хочет возразить, но, вздохнув, бросает на меня последний взгляд и выходит вслед за Джеммой и Мишелем за дверь. Мы остаемся с Рафаэлем вдвоем. На мгновение, пусть и короткое, его лицо ожесточается, и в глубине глаз мелькает безжалостная тьма.

— Мы убиваем для достижения своей цели, — говорит он, склонив голову на бок. — А не ради удовольствия.

Если вы вышвырнете меня из общества «Кинжала», то я создам свое собственное. Я устала терять. Устала от того, что меня используют, ранят и бросают.

Настал мой черед их использовать. Мой черед ранить.

Мой черед.

— Ты совершаешь ошибку, не убивая меня сейчас, — ровно и холодно произношу я. Мой голос — голос незнакомого мне человека.

— Нет, — отзывается Рафаэль. — Не совершаю.

Он поднимается и выпускает мою руку. Со свойственной ему грацией идет к двери. Возле нее останавливается.

— Аделина, — говорит он, обернувшись. И я вижу в его глазах такое, что внутри у меня всё переворачивается. — Я тоже его любил.

Затем он уходит, и я остаюсь совсем одна.

Я посвящаю себя обществу «Розы» до конца моих дней. Клянусь:

Глазами видеть всё, что происходит вокруг,

Ушами слышать каждую тайну и секрет,

Устами склонять на нашу сторону других,

Руками уничтожать своих врагов.

Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сокрушить всех, кто встанет у меня на пути!

— Вступительная клятва общества «Розы», данная Аделиной Амутеру.

Аделина Амутеру

С наступлением ночи снова воцаряется тишина. Снаружи, в садах особняка, мерцают зажженные в честь траура по Энцо свечи. Я не знаю, где сейчас остальные из Элиты. Возможно, давным-давно покинули это место. Возможно, полетели в Снежные земли, где им дадут пристанище бельдийцы. Завтра утром всё изменится — бунт был подавлен, править Кенетрой будет королева Джульетта, а Терен обрушит свой гнев на мальфетто. Покровители Энцо, затаившись, зализывают свои раны. Мы с Виолеттой уйдем из Эстенции. Не знаю пока, куда. Я подумываю отправиться в другой порт, тот, что подальше отсюда. Может быть, я создам свое собственное общество, чтобы нанести Терену ответный удар. Может быть, встречу на своем пути еще кого-нибудь из Молодой Элиты. Не только же члены общества «Кинжала» обладают сверхъестественными способностями.

Я сижу в своей спальне, перед трюмо с зеркалом, устало откинувшись на спинку стула. Каждый вздох отзывается болью в груди. Кинжал в сапоге — единственное мое оружие. Я вынимаю его и кладу на поверхность трюмо, направив острие на себя. В окно видны темно-синие силуэты садов. Энцо прохаживается по их дорожкам, гуляет по лужайкам, окружающим главные фонтаны особняка. Его сапфировая туника скользит вслед за ним. Я знаю, что он — ненастоящий, что это всего лишь еще одно видение, не поддающееся моему контролю.

Обо мне будут говорить. История о том, как умер принц, распространится по стране со скоростью пожара — Лусента уже отправила голубей доставить новости другим покровителям общества «Кинжала». Пойдут слухи, что принц влюбился в меня, и что я убила его, чтобы помочь Терену захватить трон. Меня обвинят в том, что я обольстила Энцо, а потом попыталась лишить его власти. Обо мне будут шептаться. И в каждой тени меня будут поджидать мои враги.

Пусть болтают. Пусть боятся меня всё больше и больше. Я с удовольствием вберу в себя их страх.

Я молча смотрю на свое отражение в зеркале, изучая длинные серебристые локоны и изуродованную сторону лица, освещенные голубовато-белой луной. Мне вспоминается ночь, когда я крича разбила свое зеркало расческой. Хоть что-нибудь изменилось с тех пор? Призрак отца то отражается в зеркале, то исчезает, паря в воздухе за моей спиной. Его лицо — портрет тьмы и жестокости. Я тщетно пытаюсь заставить его убраться. Сила переполняет меня, создавая иллюзии, которые я не желаю видеть.