Страница 53 из 80
— Откуда ты можешь это знать, такой сопляк?
— У меня же твои мозги, только малость посвежее.
— Ну и наглая морда!
— Ладно. Хоть ты и гроша не стоишь, мне хочется тебе помочь.
— Хвастун!
— Перво-наперво, брось реветь. Второе, пойми, что это навсегда. Греты больше не будет в твоей жизни. Ни-когда. Но ты еще крепкий мужик и можешь что-то написать, иначе с тобой и возиться не стоило бы. Помнишь, что ты сделал однажды, давно, давно, когда жизнь тебя тоже крепко стукнула?
— Не-ет!
— Ты взял свой старый велосипед и поехал куда глаза глядят.
— Ну и что? Кажется, я что-то себе повредил…
— Не важно. Зато спас душу. Бери велосипед и шпарь вслепую, не разбирая куда. Кривая вывезет. Поверь умному человеку. Э-гой! — вдруг закричал мальчишка и ударил быка ногой по губе, ладонью по рогам, и бык повернулся, медленно и плавно, как корабль, и понес его прочь…
Нексе остался один. Некоторое время он продолжал сидеть в кресле, прикрыв глаза рукой. Затем резко поднялся и вышел из дома.
В углу сарая стоял старый велосипед. Нексе потрогал шины — надуты. Он выкатил велосипед из сарая, не без труда взгромоздился на него и покатил по дороге.
Мелькали дачи, деревья, кусты. Он крутил педали все быстрее, ветер свистел в ушах, еловые шишки упруго вылетали из-под колес, вспархивали с земли испуганные птицы. Движение подчинило его себе, окружающий мир смазался, утратил географическую реальность: что это — датский ландшафт или африканская саванна?.. И вдруг, повинуясь внутреннему толчку, он убрал руки с руля, закрыл глаза и помчался вслепую. Сперва по дороге, потом, перемахнув через кювет, по траве под откос и со всего разгона ударился о каменную ограду. Он перелетел через руль, грохнулся на землю, но прежде, чем лишиться сознания, успел бормотнуть: «Насоветовал, змееныш!»…
Он не знал, сколько времени оставался без сознания. Он не был уверен, что сознание действительно вернулось к нему: в яви или в бреду видит он это тонкое девичье лицо, будто источающее слабый золотистый свет. Лицо повисло над ним, закрывая весь окружающий мир.
— Ты кто такая? — спросил он не очень любезно.
— Иоганна, — доверчиво ответила девушка.
Она как-то странно смотрела на него, он боялся поверить этому взгляду, потому что тут была не только жалость к свалившемуся с велосипеда пожилому господину. Девушка задумчиво поднесла ноготь ко рту.
— Не кусай ногти! — сказал он грубо — призраки не терпят бытовых интонаций и сразу исчезают.
Но это видение не исчезло, явив тем самым свою материальную природу. Девушка смущенно убрала руку и чуть отодвинулась. Теперь он видел ее всю: довольно крупную, голенастую, грациозно-неуклюжую.
— Почему ты не спросишь, кто я?
— А можно?
— Я — Нексе! — сказал он значительно, готовый к почтительному изумлению.
Девушка засмеялась.
— Что тут смешного? — озадачился он.
— «Нексе», похоже на «хексе», но ведь мужчины ведьмами не бывают.
Она не знала, кто он такой, и почему-то его это обрадовало.
— Конечно, нет. Я старый колдун.
— Нет, — она покачала головой, — колдуны не падают с велосипеда. Вы ехали с закрытыми глазами, я видела. — Она таинственно понизила голос: — Зачем?.. Куда?..
— К счастью. Оно прячется в темноте. Поцелуй меня, Иоганна.
Она посунулась к нему лицом.
— А куда девать нос?
— Он сам это знает.
И девушка прижалась мягкими губами к его сухому, опаленному рту…
Он услышал знакомый тяжело-мягкий топот и открыл глаза.
Меж рогов огромного быка сидел мальчишка и смотрел на него насмешливо-одобрительно.
— Будешь слушаться умных людей?.. Э-гой!.. — и плавно повлекся, истаивая: назад в детство…
Бронзовый Дон-Кихот гонит сквозь века бронзового Росинанта, а рядом, тоже бронзовый, трусит на осле верный Санчо Панса. Свист, бомбы, разрыв, осколки царапают бронзу, но Дон-Кихот невозмутим, всевидящий взгляд обращен в даль будущего.
И другой Дон-Кихот — огромный, костлявый — сидит на придорожном камне, а на коленях у него пристроился крошечный гололобый очкастый человечек с пишущей машинкой. Под плакатом (подлинным плакатом тех испанских дней) надпись: «Международный конгресс писателей-антифашистов».
В зале конгресса — крупнейшие писатели мира, и те, что сражаются в рядах республиканских войск: Реглер, Ренн, Мальро, Залка — он же генерал Лукач, и те, что помогают борющемуся испанскому народу своим пером: Хемингуэй, Эренбург, Бехер и многие другие. А на трибуне — Мартин Андерсен-Нексе.
— Эту войну называют войной Дон-Кихотов. И это верно, потому что это война добра со злом. И это не верно, потому что рыцарь из Ламанчи воевал с ветряными мельницами, а нынешние Дон-Кихоты дерутся с вооруженным до зубов врагом, точно и беспощадно знающим свою палаческую цель. За Дон-Кихотом не шел никто, кроме верного и наивного Санчо Пансы, на стороне республиканской Испании все, кому дороги свобода, идеалы и цивилизация. Над схваткой могут оставаться лишь те, в ком вымерзла совесть. Добро сильнее зла, Дон-Кихот победит, как бы ни стонала его кираса под вражескими ударами. Они не пройдут!..
И весь зал повторил: «Но пассаран!..»
Нексе сошел с трибуны. К нему шагнул боец Интернациональной бригады.
— Я из батальона имени Мартина Андерсена-Нексе, — сказал он по-датски.
— Я, наверное, тоже, — улыбнулся Нексе.
— Мне приказано доставить вас на позиции.
Они вышли из здания конгресса, сели в джип и поехали к недалекой линии фронта…
Передний край. Окопы, ходы сообщения. Одиночные выстрелы, порой короткие пулеметные очереди. Командный пункт батальона расположился в полуподвале разрушенного дома. Командир батальона, седоголовый датчанин, на пороге своего КП сердечно приветствовал Нексе:
— Здравствуй, Нексе! Как хорошо, что ты приехал. Тебе крепко повезло. Будет атака. С танками! — Лишь пехотный командир, впервые получивший танковую подмогу, мог вложить в эти слова столько чувства.
— Откуда у вас танки?
— Ну, уж понятно: не из Лилипудании, — засмеялся командир. — После боя я познакомлю тебя с ребятами. Если, конечно, будет с кем знакомить. — Он повернулся к сопровождающему Нексе бойцу: — Почему наш гость без каски?
— Не нашлось на мою башку, — вступился за него Нексе. — Ты же видишь, какой купол.
— Что слышно в лучшей из подлунных стран?
— Лилипуты злобствуют…
— Знаю. Они грозятся пересажать всех нас, когда мы вернемся.
— Пусть только попробуют!.. — голос Нексе потонул в реве танковых моторов.
— А вот и танки! — радостно вскинулся комбат.
Моторы смолкли, послышались возгласы, шутливые выкрики, хрипловатый мужской смех. В проходе показался командир танковой группы, молодой, веснушчатый крепыш. Он подошел и что-то коротко сказал комбату по-испански. Очевидно, доложил о прибытии танковой части. Комбат ответил с воинской краткостью и пожал танкисту руку. Танкист снял матерчатый шлем. Костром вспыхнули его ярко-рыжие волосы. Смутное волнение охватило Нексе. Но тут и танкист увидел его, светляками загорелись зеленые глаза.
— Папа! — сказал танкист.
Так они и встретились: великий писатель и бывший сирота-оборвыш. Путь из приюта имени Мартина Андерсена-Нексе естественно привел последнего в батальон имени Андерсена-Нексе…
Зима 1945 года. Кованные железом короткие сапоги из эрзац-кожи еще топчут тротуары и мостовые Копенгагена, как и всей Дании, но уже слышится дыхание последней военной весны.
В конспиративной квартире на одной из тихих улиц у ручного печатного станка трудился высокий сутулый человек с нестарым, но утомленным, изношенным лицом и голым черепом. Он делает оттиск и вынимает маленькую, с тетрадочный лист, полоску коммунистической газеты «Фольк ог вельт».
Послышался условный стук в дверь: три быстрых и два медленных удара. Человек прислушался, спрятал груду оттисков в стол и надвинул на печатный станок полый внутри секретер.