Заступник

— Да хоть бы и так.

Лиша окинула знахарку свирепым взглядом, однако та не отвела глаз.

— Ты так долго хранила невинность, что считаешь, будто ни один мужчина не стоит того, чтобы сорвать твой цветок, — поучала она. — Какой прок от цветка, которого не видят люди? Кто запомнит его красоту, после того как она увянет?

Лиша приглушенно всхлипнула. Жизель тотчас бросилась к ней и крепко обняла.

— Тихо, тихо, крошка, — успокаивала она девушку, гладя ее волосы, — все не так плохо.

После ужина и проверки оберегов, когда ученицы ушли в свои комнаты, Лиша и Жизель наконец заварили травяной чай и открыли сумку, которую доставил утром Вестник. На столе стояла старая лампа.

— Днем пациенты, а вечером письма, — вздохнула Жизель. — Что ж, Травницы вообще не должны спать? — Она разложила пергамент.

Они быстро отложили корреспонденцию, предназначенную для больных, а потом Жизель наугад взяла одну связку, глядя на приветствия.

— Это твои письма, — сказала она, передавая пачку Лише. Взяла одно письмо и начала читать. — От Кимбер, — сообщила она через какое-то время. Кимбер — еще одна ученица Жизели, отправленная в селение Фермерская Нога, находившееся на расстоянии двух дней. — Там опять свирепствует бондарская сыпь.

— Кимбер неправильно готовит чай, я уверена, — простонала Лиша. — Она недостаточно долго заваривает его, а потом удивляется, почему лекарство не дает нужных результатов. Если мне придется ехать в Фермерскую Ногу и готовить лекарство вместо нее, я устрою ей хорошую взбучку!

— Она это знает, — засмеялась Жизель. — Потому и пишет мне!

Жизель смеялась очень заразительно, и Лиша вскоре присоединилась к ней. Девушка любила старую знахарку. Она может быть суровой, как Бруна, если того требуют обстоятельства, однако рассмешить ее ничего не стоит.

Лиша очень скучала по Бруне, и мысли о ней заставили ее вновь обратиться к пачке с письмами. Вестники прибывали из Фермерской Ноги, Каттеровой Ложбины и южных поселений в Четвертый день недели. Судя по почерку, первое письмо в стопке от ее отца.

Есть также послание от Вики, которое Лиша прочитала в первую очередь, волнуясь, как обычно, пока не выяснила, что древняя Бруна жива и здорова.

— Вика родила, — заметила она. — Мальчика по имени Джейм. Вес шесть фунтов одиннадцать унций.

— Он у нее третий? — спросила Жизель.

— Четвертый, — ответила Лиша. Вика вышла замуж за Чайлда Иону — Пастыря Иону — вскоре после прибытия в Каттерову Ложбину и, не теряя зря времени, начала рожать ему детей.

— Вряд ли она теперь вернется в Анджир, — сокрушалась Жизель.

Лиша рассмеялась.

— Я полагала, что такое решение она приняла после рождения первенца.

Трудно поверить, что с того момента, когда она поменялась с Викой, прошло уже семь лет. Временное соглашение оказалось постоянным, что, впрочем, вполне удовлетворяло Лишу.

Вне зависимости от того, чем будет заниматься Лиша, Вика останется в Каттеровой Ложбине. Ее любят там больше, чем Бруну, Лишу и Дарси, вместе взятых. Эта мысль давала Лише ощущение свободы, о которой она никогда и не мечтала. Девушка обещала когда-нибудь вернуться домой, дабы дать Ложбине целителя, в котором нуждалось селение, но Спаситель позаботился об этом вместо нее. Теперь она сама может выбирать свое будущее.

Отец пишет, что простудился, но Вика лечит его, и он надеется вскоре выздороветь. Следующее письмо от Майры — ее старшая дочь уже созрела и обещана, так что Майра скоро станет бабушкой.

Лиша вздохнула.

В пачке есть еще два письма. Лиша переписывается с Майрой, Викой и отцом почти каждую неделю, однако мать пишет не так часто и, как правило, в приступах гнева.

— Дома все в порядке? — спросила Жизель, поднимая глаза от своего письма, заметив хмурый вид Лиши.

— Да вот письмо от мамы, — ответила Лиша. — Тон зависит от ее настроения, только смысл остается все тот же: «Приезжай домой и роди нам детей, прежде чем состаришься и Спаситель отнимет у тебя последний шанс стать матерью».

Жизель что-то проворчала и покачала головой.

Вместе с письмом Элоны лежало послание от Гареда, написанное рукой ее матери, так как сам он не владел грамотой. Предполагалось, что оно составлено под диктовку Гареда, только Лиша знала, что большая его часть сочинена матерью. Содержание всегда остается неизменным. Гаред жив, здоров и скучает по ней. Ждет ее. Любит ее.

— Мать считает меня глупой, — криво улыбаясь, заметила Лиша, читая письмо, — думая, что я поверю, будто Гаред способен сочинить стихотворение, тем более такое, строки которого не рифмуются.

Жизель засмеялась, однако тут же умолкла, видя, что Лиша не разделяет ее радость.

— А что, если она права? — неожиданно спросила Лиша. — Я не считаю, что Элона идеальна, только я ведь захочу когда-нибудь родить ребенка. И не надо быть Травницей, чтобы знать, что у меня для этого осталось не так уж много времени. Ты сама говоришь, что я напрасно потратила лучшие годы.

— Вряд ли я говорила нечто подобное, — оправдывалась Жизель.

— Но это правда, — с грустью в голосе сказала Лиша. — Я никогда не искала мужчину; они сами находили меня, хотела я того или нет. Мне всегда казалось, что однажды найдется такой, который подойдет мне.

— Что ж, все женщины мечтают об этом, дорогая. Приятно порой пофантазировать, глядя на стену. Вот только ты не повесишь на нее свои надежды.

Лиша сжала письмо в руке и даже слегка помяла его.

— Так ты хочешь вернуться и выйти замуж за Гареда? — спросила Жизель.

— О Спаситель! — воскликнула Лиша. — Конечно, нет!

Жизель крякнула.

— Хорошо. А то я собралась отшлепать тебя.

— Мое чрево томится по ребенку, — продолжала Лиша, — только я скорее умру девственницей, чем понесу от Гареда.

— Так заведи детей здесь, — предложила Жизель.

— Что? — удивилась Лиша.

— Каттерова Ложбина в хороших руках, — объясняла Жизель. — Я сама учила Вику, и в любом случае ее сердце сейчас находится там. — Она наклонилась и положила на руку девушки свою большую ладонь. — Останься здесь. Сделай Анджир своим домом и возглавь больницу после того, как я отойду от дел.

Глаза Лиши округлились. Она открыла рот, однако не издала ни звука.

— Все эти годы мы учились друг у друга, — продолжала Жизель. — Мне некому больше доверить дело моей жизни, даже если Вика вернется сюда.

— Не знаю, что и сказать, — промолвила Лиша.

— Не спеши с ответом, — сказала Жизель, поглаживая руку девушки. — Смею заметить, что не собираюсь бросать работу в ближайшее время. Просто подумай о моем предложении.

Лиша кивнула. Жизель раскрыла объятия, и девушка упала в них, крепко обнимая старуху. И тут с улицы донесся пронзительный крик.

— Помогите! Помогите! — кричал кто-то. Женщины посмотрели в окно, за которым уже сгустились сумерки.

Держать ставни ночью открытыми считалось в Анджире преступлением, за которое секли кнутом, однако Лиша и Жизель не думали об этом, открывая засов. Они увидели трех стражников, бегущих по мостовой. Двое из них тащили на плечах по человеку.

— Эй, в больнице! — закричал бегущий впереди стражник, увидев открывшиеся ставни и освещенную комнату. — Отоприте дверь! Нам нужно убежище и помощь!

Лиша и Жизель сломя голову бросились к лестнице и побежали вниз, чуть не падая на ступенях и стремясь поскорее открыть дверь. Стояла зима, и хотя городские Караульные прилежно очищали сеть оберегов от снега, льда и сухих листьев, какое-то количество демонов ветра неизменно проникало в город каждую ночь, охотясь за бездомными нищими и поджидая какого-нибудь глупца, пренебрегшего законом, запрещающим выходить на улицу с наступлением темноты.

Демон ветра мог упасть с неба тихо, как камень, неожиданно схватить свою жертву когтями и утащить ее.

Женщины добежали до дверей и распахнули их, глядя на приближающихся к зданию людей. Окна и перемычки надежно защищены оберегами; они и больные находятся в полной безопасности даже с открытой дверью.