Страница 22 из 22
24 января 1939 года Глушко был приведен в комнату следователя Бутырской тюрьмы на второй допрос. Валентин Петрович заявил с порога: «От показаний, данных мною 5 июня 1938 года, я отказываюсь, так как эти показания в результате морального и физического воздействия не соответствуют действительности».
В ответ услышал: «Вы изолгались! «Напрасно вы пытаетесь отрицать свое участие в антисоветской организации и проведенную вами вредительскую работу по ее заданию. Следствие достаточно имеет данных, что вас в этом уличить».
Глушко непоколебим: «Прошу предъявить мне эти данные следствия, чтобы я мог их опровергнуть».
Следователь с издевкой прочитал показания Королева. Глушко тверд, как гранит: «Показания Королева о моей принадлежности к антисоветской организации и участие в ее деятельности голословны. Прошу допросить меня на очной ставке с Королевым, чтобы я мог уличить его в клевете… От всех ранее данных мною показаний я отказываюсь как от вынужденных и не соответствующих действительности. Никакой вредительской работой я не занимался…».
Считаю необходимым привести полностью письмо, обнаруженное Кларой Скопиной в архивах КГБ:
«Председателю Верховного суда СССР. От заключенного Новочеркасской тюрьмы Королева Сергея Павловича.
29 октября с.г. я обращался к Вам с заявлением и просьбой в порядке служебного надзора пересмотреть мое дело, т. к. 27 сентября с.г. я был осужден в г. Москве Военной Коллегией на 10 лет тюремного заключения неправильно, и в предъявленных мне обвинениях ст. 58-7, II п 8/1 я совершенно невиновен. В упомянутом заявлении я уже заявлял, что никакой вредительской деятельностью я никогда не занимался, ни в какой антисоветской вредительской организации я никогда не состоял и ни о чем подобным не знал. Там же я кратко излагал обстоятельства, при которых следователи VII отдела НКВД Шестаков и Быков путем избиений меня и издевательств заставили меня написать на себя вымышленные ложные показания, от которых я отказался еще до суда, заявив обо всем этом Наркому Ежову (31/8 с.г.), и прокурору Вышинскому (14/VIII и 31/VIII), и начальнику тюрьмы, будучи совершенно невиновным.
Никто (ни следователь, ни суд) не пересматривал моего дела по существу, да никакого «дела» у меня и нет, а все составляют грубо извращенные факты и обстоятельства, в которых никто не хотел объективно разобраться. Поэтому я обратился к Вам с заявлением 20/X, в настоящем заявлении я к ранее изложенным обстоятельствам хочу добавить некоторые факты, могущие разъяснить мою невиновность. Так, в данных мною под давлением следствия показаниях написано:
1. Что я состоял в антисоветской организации и знал, что в ней состоят б. директор Ин-та Клейменов, техдиректор Лангемак и инж. Глушко и что Лангемак, якобы завербовавший меня, давал мне вредительские задания (о них я скажу ниже), которые я выполнял. Это все ложь, как я уже и говорил ранее, и я неоднократно просил дать мне очную ставку или хотя бы показать мне показания этих людей, но мне в этом отказали. Показания этих людей на меня (если они есть) клевета или ложь.
2. Что я неверно делал расчеты и проекты ракет… Можно найти 2 акта технической комиссии РККА (НИТИ РИКА) и заключение консультанта из ВВА им. Жуковского, бригинженера Пышнова о том, что все проделанные расчеты удовлетворяют требованиям. Кроме того, все расчеты подвергались проверке и обсуждению на техсовете… И наконец, за всю мою работу по ракетам ни разу расчеты не подводили нашу работу. Аналогично по другим объектам (например, 318/218).
3 Что я вел работу без достаточно разработанной и обоснованной теории. Это все ложь, т. к. в трудах НИИ-3 «ракетная техника» № 1, 2, 3, 4, 5 и в журналах «Техника Воздушного флота» № 7 за 1935, а также в делах объектов №№ 301/201 и 318/218 напечатаны работы мои, инж. Щетканова (фамилия неразборчива – автор), инж. Дрязгова и других работавших со мной инженеров по вопросам теории ракет. Теория ракет именно нами и разработана в тех пределах, как это позволяло время (с 1935 г.) и новизна дела.
4. Можно сказать, что «венцом» или завершением моих работ над ракетами было создание мною и инж. Глушко (ныне арестован) в период с 1935 г. по 1937 г. ракетного самолета – ракетоплана. Такая работа не сделана еще нигде и за рубежом. Я провел 30 испытаний на земле с работающим ракетным двигателем и 100 испытаний разных (пробная заливка баков, проба арматуры и проч.). Количество этих испытаний ничтожно для такого большого технически сложного и нового вопроса-проблемы, как ракетоплан. Простой автомобиль, хорошо изученный, испытывают десятки раз. Но меня заставили написать, что я умышленно затягивал выпуск машины, увеличивая число испытаний, что когда я и инж. Глушко испытывали зажигание, то хотели взорвать объект и т. п. Это все ложь, т. к. ракетоплан цел и невридим и находился до дня моего ареста в НИИ № 3 НКОП (27 июня с.г.). Никаких взрывов на нем вообще не было, и он, и мотор целы. А в обвинительном заключении сказано, что в 1935 (!) я взорвал ракетоплан (!). Подобные примеры можно привести еще, но нет места.
5. Так все переврано, извращено в этих показаниях, ди иначе и быть не могло, т. к. меня заставляли писать неправду, извращая факты. Следствие, как я уже указывал, введено в заблуждение ныне техдиректором НИИ-3 Костиковым и его группой (Дедов, Душкин, Калянова), которые травили меня и мои работы ряд лет и дали ложные сведения НКВД… Моя просьба о грамотной экспертизе была отклонена…
6 В приговоре сказано, что я тормозил «образцы вооружений». Но я никогда не работал над «образцами»! Я вел научно-исследовательскую проблемную работу (с 1935 г.), которая со временем могла стать «образцами». Работа за эти два с половиной года шла с результатами, и создание ракетного опытного самолета, испытаний ракет и пр. все материалы об этом есть в НИИ № 3 НКОП в Москве. Ракетные самолеты – цель моей жизни, они нужны СССР, и я прошу Вас пересмотреть мое дело для того, чтобы я мог снова над ними работать, а не сидеть без дела в тюрьме…
10 ноября 1938 г. Королев».
В.П. Глушко, как и С.П. Королев требует справедливости:
«Генеральному Секретарю ВКП(б) И.В. Сталину.
От подследственного Глушко Валентина Петровича, нах. В Бутырской тюрьме НКВД. Дело 18102.
Я – советский инженер (род. В 1908 г.) работал 9 лет в НИИ № 3 НКОП, руководя разработкой реактивных двигателей, создал две опытные конструкции ракетного двигателя и газогенератора для топед (морских), принятых спец. Комиссиями, имею свыше 10-ти опубликованных научных работ и т. п.
Будучи оклеветан врагами народа и окопавшимися в НИИ № 3 карьеристами и завистниками, я оказался арестованным 23.III.38 г.
Материалом моего обвинения служат лишь заявления, что несколько лабораторных опытов оказались неудачными. Однако необходимо ведь признать, что при разработке новой конструкции, когда проводятся сотни опытов, некоторые из них могут быть неудачными! Тем не менее я нахожусь под следствием уже 11 месяцев. На основании изложенного прошу Вашего вмешательства, чтобы освободить меня из тюрьмы и дать возможность отдать все силы и знания на пользу Родине.
В. Глушко. 21.II.39 г.»
17 марта 1939 года было утверждено дело на В.П. Глушко. Но только через пять месяцев 15 августа 1939 года дело было рассмотрено Особым Совещанием при Народном Комиссаре Внутренних Дел СССР. Особое Совещание постановило: «Глушко Валентина Петровича за участие в контрреволюционной организации заключить в исправительно-трудовой лагерь, сроком на 8 лет, считая с 23 марта 1938 года. Дело сдать в архив».
На выписке из протокола № 26 («Слушали – постановили») в тот же день или через пару дней появилась удивительная резолюция, сделанная чей-то рукой простым карандашом: «Ост. для раб. в тех. бюро». Вот так чья-то ныне неизвестная рука решила судьбу советской космической и оборонительной ракетной техники. Кто это был?
Попробуем разобраться в непростой в стране ситуации, сложившей тогда.
Был арестован Глушко по приказу наркома внутренних дел Н.И. Ежова. В то время бытовала поговорка – арестовали, значит, попал в «ежовые рукавицы».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.