Страница 68 из 80
июня 1882 года.)
Наконец случилось то, чего она ждала так долго, ради чего работала - приходит слава. Она
констатирует, что это только начало, но в то же время - заслуженная награда.
Статья “Русские художники в Париже. М.К. Башкирцева”, подписанная “Ричъ”,
появляется в “Новом времени” 18 июня 1883 года по старому стилю, то есть через
двенадцать дней. Это была первая достаточна подробная публикация о Марии
Башкирцевой в России. Она торжествует, понимая, что теперь о ней заговорят на родине.
Конечно, несколько конфузит, что написали, будто ей девятнадцать лет, но ведь большую
часть времени с Багницким говорили тетушка и Дина.
Главное, что “эффект в России будет велик”.
На фоне этого эффекта почти незаметно проходит смерть отца, о которой она узнает 11
июня 1883 года.
Глава двадцать четвертая
ПАРАД СМЕРТЕЙ.
ОТ СМЕРТИ ОТЦА ДО СМЕРТИ ТУРГЕНЕВА
“ Мой отец умер. Сегодня в десять часов пришла депеша. Тетя и Дина говорили там внизу, что мама должна возвратиться немедленно, не дожидаясь похорон. Я пришла к себе
наверх очень взволнованная, но не плакала. Только когда Розалия пришла показать мне
драпировку платья, я сказала ей: “ Не стоит теперь... Барин умер...” - и вдруг неудержимо
разрыдалась”.
Не стоит думать, что она так бесчувственна, теперь она корит себя, что не поехала с
матерью. Она записывает в дневник несколько добрых слов об отце, чтобы тут же забыть
его в череде собственных успехов и жизненных впечатлений. Ведь ее жизнь подчинена
теперь одной только цели и ради этой цели она готова забыть и наплевать на все: на
человеческие чувства, на здоровье, на жизнь и на смерть. Так впоследствии она наплюет и
на собственное здоровье, простудится и скоропостижно скончается.
Странно и довольно бесчувственно ведут себя тетя с Диной, обсуждающие, что матери
лучше поскорее вернуться, не дожидаясь такой формальности, как похороны. Для чего ей
вернуться? Естественно, чтобы присутствовать при триумфе и видеть собственными
глазами, как дочь ее получает награду. Как отмечает Башкирцева, ее тетя никогда не жила
для себя, кроме часов, проведенных за рулеткой в Бадене и Монако. Когда она пишет, что
тетя всегда жертвовала собой для других, это надо понимать только как жертву в
отношении самой Марии и больше никого. Мария для нее на первом месте, все остальное
мало значит. Так же, как для себя Мария всегда на первом месте. Здесь они с тетей
совпадают в своих предпочтениях. Не зря же Башкирцева называет тетю Надин своей
второй матерью.
Смерть отца мгновенно отходит для Марии на второй, на третий план, а на первый
выступает свалившаяся на нее известность. Она с мучительным нетерпением ждет статьи
в “Новом времени”, а вскоре наступает и день раздачи наград: ей присылают список с ее
именем в разделе живописи.
На следующий день она идет, чтобы получить награду из рук министра. Ее сопровождают
самые близкие, тетя Надин, Дина и Божидар. Мать по-прежнему в России, возможно,
улаживает дела по наследству. В 1900 году она числится среди землевладельцев как
наследница хутора Карамышкин, близ Кочубеевки. Вероятно, она наследница и той части
имения, что осталась после ее дочери.
Мария после вручения делает в своей дневнике блестящие зарисовки взволнованных
художников:
“Какой-то скульптор - видный детина, - взяв предназначенный ему маленький футляр, принялся тут же на месте открывать его, невольно улыбаясь счастливой детской улыбкой”.
Но главный вывод ее неизменен:
“О! В будущем году - завоевать медаль!.. И тогда все пойдет как в каком-то сне!.. Быть
предметом восторгов, торжествовать!”
Но она уже не такая восторженная, как в пятнадцать лет, опыт заставляет ее задуматься: получите вторую медаль, захотите большую; потом, разумеется, орден, ну, а потом? Что
потом? И тут волей неволей ее мысль возвращается к замужеству. В конце концов надо-
таки будет выйти замуж. Известность и замужество две вещи несовместные. “Знаменитые
женщины пугают людей обыкновенных, а гении редки...”
Результат размышлений таков: стать известной и выйти замуж за гения. Тогда только
можно успокоиться и попытаться быть счастливой. Вот уж действительно, с такими
запросами никогда ей не видеть простого женского счастья.
Как она анализирует свою несозданную живопись, так она начинает и анализировать свою
пока несостоявшуюся любовь.
“Романтична я в смешном смысле слова или действительно стою выше всего
обыкновенного, потому что чувства мои совпадают только с тем, что есть самого
возвышенного и чистого в литературе? Но в любви?.. Впрочем, я ведь никогда и не
испытывала ее, потому что все преходящие тщеславные увлечения нечего и считать. Я
предпочитала того или другого человека потому, что мне нужны были объекты для моих
измышлений; они предпочиталась другим только потому, что это была потребность моей
“великой души”, а вовсе не потому, чтобы действительно производили на меня
впечатление”. (Запись от 13 июля 1883 года.)
Целые страницы посвящены анализу любовного чувства. А тем временем, семья не
оставляет надежд выдать ее все-таки замуж, тем более теперь, когда она достигла успехов
в живописи, удовлетворила свое самолюбие. В женихи ей намечают младшего Кара,
Алексиса, но ей больше нравится Божидар, причудливый, беззаботный, преданный, как
лучшая подруга, которой у нее нет. Когда она работала над портретом Ирмы, натурщицы
из мастерской Жулиана, та посвящает ее в некоторые интимные подробности жизни
старшего Кара. Оказывается, у Божидара есть любовник, писатель, зовут его Пьер Лоти.
Для нашего читателя это имя мало о чем говорит, однако, для французов это известный
писатель, член Французской академии, “бессмертный”.
Пьер Лоти в жизни был Луи Мари Жюльеном Вио. Родился он в 1850 году и был на девять
лет старше Божидара Карагеорговича. Морской офицер, он 40 лет провел на флоте, и
главным источником его вдохновения была колониальная экзотика Востока, он писал о
Китае, Индии, Марокко. Уже в то время он был известным писателем, опубликовавшим
такие романы, как “Азиадэ”, “Брак Лоти”, “Роман одного спаги”. Ни при советской власти, ни после Пьер Лоти в России не издавался, хотя перед революцией в России вышло сразу
два его собрания сочинений.
Нам же интересно представить себе любовника Божидара и в этом нам поможет
французский писатель Жюль Ренар, оставивший в своей дневнике его описание, правда
постаревшего лет на десять:
“Перстни, слишком крупная булавка в галстуке, вся в золоте. Она похожа на королевскую
корону. Вид у Лоти молодой, даже чересчур молодой, но чуть-чуть потрепанный”.
К этому времени он уже академик, и в петлице у него орденская розетка. Он вежлив, изыскан. В усах у него несколько белых нитей. Шевелюра как у юноши. Уши большие, к
сожалению, скорее старческие. С ушами человек ничего сделать не может и это верно
замечает Ренар.
- Да он красится! - восклицает жена Ренара, когда они отходят от Лоти. - Ресницы
начернены, глаза подмазаны, волосы в бриллиантине, а губы напомажены. Он боится
закрыть рот. А белые нити в усах - это кокетство, чтобы люди думали, будто усы у него
естественного черного цвета...
По описанию Пьер Лоти - это типичная “тетка” (активный педераст), которые снимали
“тапеток” в дореволюционное время в Таврическом саду в Петербурге. Морские
путешествия, мужская компания, Восток, Восток, утонченный разврат, процветающий в
Париже, pays chauds ( дословно - жаркие страны, теплые края - фр., в то же время
жаргонное название бань, традиционное место встречи педерастов).
Возле Башкирцевой постоянно присутствует и некий писатель барон Сан-Аман, тоже