Страница 5 из 80
француженкой и большую часть жизни провела, как можно сказать, на исторической
родине.
Такое количество близких кровных родственников создаст клубок сложных, порой
трагических взаимоотношений, которые никакого отражения в препарированном издании
“Дневника” не найдут.
Братья госпожи Башкирцевой, матери Марии или Муси, как ее звали в детстве, сильно
начудили в своей жизни. Например, Георгий Бабанин, дядя Жорж, в двадцать лет женился
на тридцатишестилетней вдове Доминике, уже имевшей дочь, а десять лет спустя она же
стала, вопреки русским законам, женой другого брата, Этьена (Степана - авт.). Этьен
затеял процесс и добился аннулирования брака Георгия, хотя его брак был заключен
значительно позже, в результате сын дяди Жоржа (мы не знаем его имени), остро
переживая, что он стал внебрачным ребенком, покончил собой. Неудивительно, что эту
семью всю жизнь сопровождали слухи и постоянные судебные разбирательства, остракизм
со стороны света (в Ницце Башкирцевых не принимала даже родная сестра ее отца,
госпожа Тютчева), что доставило много неприятных минут и самой Марии Башкирцевой.
Жорж Бабанин, любимец деда, был самой трагикомической фигурой в этом ан-самбле.
Постоянно попадающий в разнообразные скандалы, герой светской и скандальной
хроники, интересовавшийся только женщинами, вином и картами, преследовавший семью
и за границей, вечно клянчивший, а то и просто воровавший у родственников деньги, в
конце жизни опустившийся почти до состояния клошара, он доводил их до кошмаров.
Немудрено, что его похождения и вообще сведения о нем вычеркнуты из “Дневника”. В
наиболее полном, дореволюционном русском издании “Дневника” имя дяди Жоржа упо-
минается только один раз в предисловии, в связи с его дочерью Диной, кузиной Муси, которой посвящены многие страницы. Кстати, поначалу так и остается непонятным, была
ли дочь дяди Жоржа, Дина, его дочерью или дочерью Доминики от предыдущего ее брака.
Вообще, мы слишком мало знаем об этой семье, чтобы делать какие-либо однозначные
выводы. Лишь скрупулезный анализ текста дневника дает нам право говорить о некоторых
вещах с определенностью. Например, впоследствии, в Италии, в записях Башкирцевой
упоминается Доминика, а поскольку в других случаях два раза говорится о матери Дины, становится ясно, что Доминика и мать Дины одно и то же лицо. Кроме того ясно, что Дина
тоже была заинтересована в изъятии всяческих семейных сведений, компрометирующих
ее, из “Дневника” Башкирцевой, потому что после смерти кузины вышла замуж за
престарелого графа Тулуз-Лотрека и должна была выглядеть безупречной.
Вот что пишет о Жорже Бабанине сама Мария Башкирцева:
“Этот ужасный и несчастный человек уже с девятнадцати лет предавался всем возможным
безумствам. Предмет восхищения и обожания родных, он перешагивал через всех, а начал
с того, что попал в несколько скандальных историй; но при встрече с полицией испугался
и спрятался за юбки матери, которую иногда бил. Он все также пьянство-вал, но с
некоторыми перерывами, и в эти моменты становился галантным, образованным,
загадочным, соблазнительным, очень красивым, рисовал карикатуры, писал
восхитительные шуточные стихи, а затем вновь - водка и связанные с ней ужасы”.
(Неизданное, предисловие).
Какие-то особые отношения связывали ее мать и дядю Жоржа, мать не раз выручала его из
полицейских участков, принимала его дома с сомнительными девицами и опустившимися
личностями. И, несмотря на все учиненные им скандалы не могла с ним окончательно
порвать. Тот, вероятно, тоже любил сестру. Однако все, что касается взаимоотношений
брата и сестры, вырвано из дневника матерью Марии, как предположила французская
исследовательница К.Конье.
“Мне только что сказали, что мама очень больна, я совсем сонная спустилась в столовую и
застала маму в ужасном состоянии, а вокруг всех наших - с перепуганными лица-ми. Я
вижу, что ей действительно плохо. Она говорит, что хотела меня увидеть, прежде чем
умереть. Это нервный припадок, но никогда он не был таким сильным. Все в отчаянии. У
бедного Жоржа обезумевшие глаза, так он испуган.” (Запись от 25 октября 1873 года; этой
записи нет ни в одном русском издании, а последняя строка, с упоминанием имени Жоржа
отсутствует и во французском).
Но вернемся, однако, к самой Марии Башкирцевой. Муся росла любимцем всей семьи.
Взрослые потакали всем ее желаниям. По обычаям дворянских семей того времени, у нее
постоянно были две гувернантки, русская и француженка. Ее учили французскому, игре на
рояле, рисованию. Сколько она себя помнила, все время рисовала. Любила рисовать на
зеленом сукне ломберного столика, когда взрослые садились за карты. Муся рисовала и
мечтала.
Вот как она сама описывает раннее детство, то, что прошло еще в России:
“Но если я ничто, если мне суждено быть нечем, почему эти мечты о славе с тех пор, как я
сознаю себя? И что означают эти вдохновенные порывы к великому, к величию,
представлявшемуся мне когда-то в форме богатств и титулов? Почему с тех пор, как я
способна связать две мысли, с четырех лет, живет во мне эта потребность в чем-то
великом, славном... смутном, но огромном?.. Чем я только не перебывала в моем детском
воображении!.. Сначала я была танцовщицей - знаменитой танцовщицей Петипа,
обожаемой Петербургом. Каждый вечер я надевала открытое платье, убирала цветами
голову и с серьезнейшим видом танцевала в зале при стечении всей нашей семьи. Потом я
была первой певицей в мире. Я пела, аккомпанируя себе на арфе, и меня уносили с
триумфом... не знаю кто и куда. Потом я электризовала массы силой моего слова...
Император женился на мне, чтобы удержаться на троне, я жила в непосредственном
общении с моим народом, я произносила перед ним речи, разъясняя свою политику, и
народ был тронут мною до слез... Словом, во всем - во всех направлениях, во всех
чувствах и человеческих удовлетворениях - я искала чего-то неправдоподобно великого...”
(Запись от 25 июня 1884 года, за несколько месяцев до смерти.)
“С тех пор как я сознаю себя - с трехлетнего возраста (меня не отнимали от груди до трех с
половиною лет), - все мои мысли и стремления были направлены к какому-то величию.
Мои куклы были всегда королями и королевами, все, о чем я сама думала, и все, что
говорилось вокруг моей матери, - все это, казалось, имело какое-то отношение к этому
величию, которое должно было неизбежно прийти” (Предисловие к “Дневнику”.).
В ее словах, безусловно, есть преувеличение. Трудно себе представить человека, который
помнил бы, как сосет грудь у матери. Но так у нее всегда, во всем преувеличение.
Константин Башкирцев очень переживал разрыв с женой. Однажды он решился на
отчаянный поступок и выкрал из имения тестя свою семилетнюю дочь и ее брата погодка
Поля. Но тесть с тещей и сыновьями нагрянули к нему и почти силой отбили детей.
Думаю, в то время это событие сильно отразилось на психике детей, но всего этого нет в
дневнике, изъято. Снова встретилась Мария с отцом только через десять лет, уже
повзрослевшей.
Каждый вечер, ложась спать, маленькая девочка шептала слова молитвы:
- Господи! Сделай так, чтобы у меня никогда не было оспы, чтобы я была хорошенькая, чтобы у меня был прекрасный голос, чтобы я была счастлива в семейной жизни и чтобы
мама жила как можно дольше!
Из публикации этой молитвы вычеркнута фраза: “... сделай так, чтобы у меня были
кавалеры, которые ухаживали бы за мной...”, как неприличная для девочки.
В дальнейшем подобные операции с “Дневником” я не буду, кроме крайних случаев,
оговаривать, но сейчас мне просто хотелось показать читателю уровень того, что