Страница 6 из 31
- Мы все уходим… Явился хозяин получать квартплату. Увидел кавардак. Всё вымазано в крови собаки, особенно стена в спальне. Выставил. Обозвал меня убийцей. Заставляет делать ремонт.
Зазвонил телефон. Голос начальника:
-Ты занимаешься расследованием?
- Конечно, я занимаюсь расследованием,- он бросил трубку.
Бродя в сгущающихся сумерках по городу, Софья нетерпеливо ждала выхода вечерних газет, чтобы узнать, убит Государь или только ранен. На углу Невского она купила пирожок, перешла улицу и, спрятавшись за колонну Казанского собора, жадно поедала сдобу, буравя глазами проспект, пытаясь по косвенным признакам определить, что происходит во дворце.
На площади появилось много конных гвардейцев, стремглав промчался отряд жандарм. В сторону Зимнего проехала одна золочёная карета, другая.
- Барыня, подайте! – вонючий нищий протянул Софье забинтованную разноцветными лохмотьями руку.
Она вздрогнула всем телом, торопливо зашарила по карманам дохи, ничего не нашла. Отрицательно закачала головой. Нищий подпрыгнул на одной ноге, навалился на костыль:
- Пирог дай!
Софья сунула ему пирожок и побежала вдоль фасада, стремясь смешаться с выходящей после богослужения из собора толпой.
Совсем стемнело. Туман усилился. Размазанными пятнами рисовались рожки газовых фонарей. Софья успокоилась. Обострённые чувства вернулись в привычные пределы. Больше не мерещились ни гигантские выкачивающие волю насосы по краям города, не бесцветные безмолвные улицы, наполненные человекоподобными автоматами. Мучал неутолённый голод, Софья хотела отдыха, тепла, сна. Появились мальчишки с вечерними газетами. « Смертельно ранен Государь!» - кричали газетёры. Она купила наугад несколько изданий. В одних утверждалось, что Император при смерти, в других, что убит. Нечто похожее на раскаяние обволокло Софью. Ей сделалось жаль Царя. Она рассуждала о бессмысленности убийства: нация рабов неумолимо спродуцирует нового повелителя. Рабы стремятся думать, желая подчиняться, исполнять. Им легче жить не напрягаясь. Вдруг она подумала об арестованом Андрее и других товарищах. Наверное, всё-таки они не ошиблись. Кровь за кровь. Всё одно убьют его и их, так пусть смерть не останется без возмездия. Они предупредили возмездие.
Софья перебирала явочные квартиры, выбирая куда отправиться. Организация была поделена на тройки. Один член знал ещё двоих. Связной передавал поручения одному из тройки, сам входил в другую. С этой другой тройкой, связывался новый агент. В период расцвета организация насчитывала до семидесяти троек. Бомбисты, участвовавшие в покушении, состояли в разных тройках и достоверно не знали о существовании друг друга. Задержанный бомбист входил в тройку, оба других члена которой был арестованы. Один из них застрелился при аресте, другого (подозревая в предательстве) убьют в тюрьме сами товарищи. Существовало осведомлённое руководство. Сюда входили Желябов, Софья, Геля и ещё двое, так называемый запасной комитет, бравший на себя руководство в случае провала остальных. « Запасных» знал только Желябов.
Софья дружила с Гелей ещё с гимназии. « Не разлей вода» называли их пару одноклассники. Кому, как ни Софье было знать слабости подруги. Геля боялась боли, Софья боялась, что Геля предаст. Геля жила с мужем, Гельфманом. Тот вместе с Гелей входил в одну тройку, но не руководил организацией, в отличие от своей гражданской жены. Гельфман знал о существовании некоторых товарищей вне тройки. Иногда сходки проходили на квартире Гели и Гельфмана, и хотя мужа выставляли на улицу охранять собрание, он не мог ни видеть приходивших. Гельфман обладал тщедушной конституцией, страдал чахоткой. Софья полагала, что вследствие телесной слабости под пытками тот способен выдать. Софья твёрдо решила переночевать у Гели и Гельфмана, а под утро убрать и мужа и жену.
Софья подошла к дому Гели, но не стала заходить сразу. Она долго ходила по противоположной стороне улице, осторожно поглядывала на освещённые окна четвертого этажа, на людей, скользящих по тротуару. Горшок с высоким кактусом, выставляемый на подоконник на случай опасности, отсутствовал. Никто из прохожих не вел себя подозрительно, все проходили мимо дома не останавливаясь. Никто не ходил взад-вперёд. Замерзая на верху, плотнее набрасывая полы дохи, крепко укрывшись шалью, Софья походила на проститутку. Явный минус, у неё не имелось дамской сумки, дамы ходят с сумками, у проституток сумок нет. Выходя на охоту, они не берут с собой лишнего, чтобы, попав в переплёт, не отобрали. Софья подумала, что хорошо бы у Гели взять сумку, куда, кстати, она могла бы переложить и бомбу, которую всё ещё сжимала через карман. В дальнейшем от бомбы следует избавляться, при задержании она послужит уликой.
Софья ещё раз просчитала варианты. Геля была на канале, Геля знала бомбистов, но не один из них не знал её. Желябов, другие арестованные ещё не давали показаний. Софья знала арестованных как стойких товарищей, они не могли выдать. Здесь риска не существовало. Единственное, наутро надо не забыть убить Гелю и Гофмана. Геля будет благодарна за такой исход, Софья была уверена. Часто в глазах Гели Софья читала страх. Геля жалела, что ввязалась в дело. Софья знала, как бывает. Сначала товарищ из страха или боли предаёт, потом ему стыдно, он проклинает себя, винит, что не умер. На этапах, в ссылке, тюрьме он не может смотреть в глаза товарищей. Жизнь его превращается в ад. Если не больная совесть напоминает ему, о его предательстве всё равно узнают. Продлив жизнь на несколько месяцев, два-три года, он находит учительную смерть. До Гели и её мужа полицаи неминуемо дойдут. Если Геля умна, она её поймёт. Если бы Гелю убить так, чтобы дух её некоторое время жил и мог смотреть на случившееся объективно, он остался бы доволен, оценил, понял. Сначала Софья переночует, придёт в себя, отдохнет, а наутро избавит подругу от возможности предательства. Софью мало интересовал муж Гели - Гельфман, для неё он существо исключительно как аппендикс, продолжение Гели. На собраниях Гельфман больше молчал. И тоже наверняка жалел, что впутался через жену во все эти дела. Слабовольная бесцветная личность. Его жизнь вообще не имела ни какой цены, он только коптил небо при Геле. Где его Геля откопала? Зачем Гельфману жить, если не станет Гели? Личность Гели, её борьба, как свет солнца, наполняла смыслом его жизнь.
Софья вступила в подъезд доходного дома. Темно, узкая лестница со стёртыми ступенями, справа на этажах едва поблёскивают таблички с фамилиями владельцев. Горя глазами, с визгом и шипением пронеслись мартовские кошки. Пахло постными щами, табаком и ещё чем-то. Уже на первом этаже, на всякий случай, Софья выложила бомбу и браунинг, спрятала в пыль выступа на стене. Утром она зарежет спящих Гелю и её мужа столовым ножом, так будет тише и гуманнее. Держась за перила, чтобы не упасть в темноте, Софья поднялась до четвёртого этажа. Только из квадратного окна на лестничную клетку падал синий свет. На его фоне резко очерчивался силуэт терпеливо ожидавшего её жандармского офицера. Она не могла отступить и неумолимо поднималась, как кролик к удаву.
Офицер вытащил из-за спины прикрытую ладонью папиросу, глубоко затянулся. Огонь высветил тонкие черты лица, пронзительные чёрные глаза, лёгкую щетину, рамкой стелившуюся по щекам.
- Заблудились? – насмешливо спросил офицер.
Чтобы лучше разглядеть Софью, рукой в лайковой перчатке, он выкрутил фитиль, тлевший у входа квартиры газового рожка.
- Нет, я шла… - мысли Софьи лихорадочно работали в поисках правдоподобной версии пребывания в доме. Ноги горели от желания броситься вниз, схватить бомбу и браунинг, выстрелить, взорвать, спастись. Но чтобы достичь оружия, необходимо преодолеть четыре лестничных пролёта. Молодой сильный мужчина успеет помешать, неминуемо догонит. Оставленное из предосторожности оружие лишило Софью силы. Всё-таки она не могла ошибиться. Она оставила оружие именно потому, что в одном шансе из тысячи предполагала, произойдёт то, что произошло, оружие станет уликой. Спокойно, только спокойно. Нужно создать правдоподобную версию, и всё будет хорошо.