Мертвый Пинкертон

- А не находите вы, что замужество – тоже проституция, только для одного постоянного клиента?

- В этом суть женщины…- лицо Константина Львовича помрачнело. – Но когда я узнал, что Ада занимается этим делом, я её выгнал.

- Ада занималась этим?!

- Я узнал её на обочине, когда ехал по Тверской. Самое ужасное, что многим девушкам это нравится. Им нравится то, что они называют " работой", сдача в аренду одного органа, они получают удовольствие. И Ада занималась этим ради порока. Я достаточно платил ей в своей фирме.

- Простите, Константин Львович, а вы сами когда-нибудь пользуетесь услугами проституток?

- Мне это отвратительно!... У меня есть семья, любимая жена Людмила… Разве что , сорвусь…- Константин Львович прыснул со смеха.

Стефан достал фотографию с выколотыми глазами.

- Константин Львович , вы тут никого не узнаёте?

-  Молодой человек, вы, я вижу рьяно взялись за дело…Отчего же не узнаю? Это я, это Ада. Ещё пару-тройку ребят, девчонок  узнаю. Где они, что с ними, не знаю. Как тополиный пух во все стороны разлетелись. Никого даже случайно не встречал.

- И на встречи выпускников не ходили?

- Некогда, да и не знаю, проводятся ли такие в нашей школе.

- Наверняка проводятся.

- Надо узнать, съездить.

- Вы справа от Ады, Константин Львович, стоите, а слева от неё молодой человек, лицо  у него особенно иголкой  изуродовано, кто это?

- А… Не помню. Он у нас, по-моему, только в десятом классе появился. Вертится фамилия. О, а это Коля Бурундуков, он сейчас на бирже играет. Я кстати не выкупал  такую фотографию, я жить и чувствовать спешил, в институт поступить, начать самостоятельную жизнь.

- В МАИ?

- Вы хорошо осведомлены.

- А почему, Константин Львович, глаза на фото выколоты?

- Любила, значит, нас так Ада.

- Но если вы Аду знали, зачем вам потребовалось ходатайство отца, чтобы принять её на работу в свою фирму?

- Это давняя история, - губы Завгороднего чуть дрогнули. – Я одно время увлекался Адой. Она была девушка эффектная…

- Была?

- Не я, вы сказали мне, что она исчезла… У нас был роман, потом всё пропало…- Константин Львович рассказывал неохотно. – У нас с вами, Валерий, был контакт, вы не помните?...

- Нет.

- Вы довольно невнимательны для сыщика. Год назад моя фирма, она тогда называлась" Белый город" билась с "Пинкертоном" за аренду помещения, которое вы сейчас занимаете. Это была бумажная война, но моя фамилия на письмах стояла. Нас тогда в отделе нежилых помещений мэрии оклеветали и помещение под офис  отдали вам, а не нам, - глаза Завгороднего блеснули.

  Стефан стал прощаться. Он отвязал Пинкертона. Охранники кормили его пиццей.

- Я вам на прощание скажу, - словоохотливо болтал Константин Львович,- один арабский халиф, потеряв терпение в попытках искоренить нищих и проституток, велел в одну ночь вывести честных людей за город, ворота закрыть, а город сжечь. Радикальное средство! Нищим сколько не дай всё пропьют опять просить будут, проституткам, сколько не заплати, возьмут, назавтра на том же месте найдёшь. У проституток личности нет, личность превращена в единые половые органы. Лучше б они с собой покончили, лучше их убить, чем допустить так, унижать себя и человеческое достоинство. Они ведут гадкое отвратительное прозябание ради бабок, ради хлеба, булки с маслом. Зачем деньги? Зачем они живут? Поддерживают своё бессмысленное существование, чтобы стоять на обочине? И нищим я некогда не подаю!…

   Стефан вышел на улицу. В ушах его звучал решительный голос Завгороднего.

    С утра в понедельник у Стефана было отвратительное настроение. В воскресение он водил Пинкертона на выставку, и тот оказался сукой. Удар нанесли ниже пояса. Стефан сутки не мог  ни есть, ни пить. Снова и снова он перебирал в голове перипетии ужасного выходного. Как он встал пораньше, разбудил Пинкертона, вымыл его дорогим собачим шампунем, выбрал блох, расчесал и повёз на выставку, положив в хозяйственную сумку, что б тот не выпачкался по дороге. Дорогой Пинкертон скулил и написал в сумку. Но это ещё не портило жизнеутверждающего мироощущения Стефана, тем более ярко светило солнце, и с крыш барабанила весенняя капель. Они долго стояли в  очереди. Пинкертона чуть не загрыз бульдог. Московская сторожевая отдавила ему лапы. Потом они долго ругались с тёткой, притащившей чау-чау, и утверждавшей, что она стояла впереди. И вот столик регистратора, где Стефан уверенно провозглашает Пинкертона кабелём, а щуплый дед-регистратор смеётся ему в лицо, спрашивает, не замечал ли он, что его кабель мочится, не поднимая ногу, а приседая задом, что вообще он, Стефан, понимает в собаках. Стефан стерпел, не сказал ни слова, мученически зарегистрировал Пинкертона сукой и повёл на снаряды. Снова очередь, ругань хозяев и хозяек. Собаки высовывают языки, одна хозяйка падает в обморок. Доходит очередь до Пинкертона. Выясняется, что он не хочет ни прыгать в кольцо, ни ходить по бревну, единственная команда, которую он выполняет блестяще: " Пинкертон, мертв!", отсутствует в позициях соревнований. Стефана с позором изгоняют. Конечно, если бы Пинкертон был голоден, он справился бы с любым самым сложным заданием, но подлая скотина что-то съела ночью, скорее всего, открыла лапой холодильник и вытащила сардельки, которые Стефан забыл запереть наверх в морозилку. С Пинкертоном на поводке Стефан тяжело поплёлся домой. В понедельник он находился в полнейшей прострации, мысли его путались, ничего не грело душу. Когда Данила предложил ему за компанию съездить в НИИ иммунологии проверится на СПИД, он воспринял приглашении е с полным безразличием. Он слабо представлял куда едет и зачем, на некоторое время он забыл, что занимается делом Ады Цукерман. Пока они ехали, Данила жаловался на характер Полины, заставляющей его проверяться, отказывающейся не поглядев анализы выходить за него замуж, повествовал о своей несчастной страсти, что опять сорвался и переспал с Лёликом из "Даров природы", а чист ли в медицинском смысле Лёлик, он не знает.

- Как ты считаешь, Стефан, велики ли шансы, раскрыть дело Ады Цукерман? – спросил Данила.

- Практически никаких, - пессимистично заявил Стефан. – Её мог убрать любой, кого она заразила СПИДом.

Стефан рассказал о своей встречи с Завгородним.

- Странно что Ада занималась проституцией, - удивился Данила, - ей  что, есть было нечего?

- А ты думаешь, проституцией занимаются оттого, что есть нечего?

- Отчего же?

- Оттого что жить хочется ещё лучше… Догадываясь о странном характере Ады, повидав дизайн её квартиры, уже ничему не удивляешься.

Стефан и Данила некоторое время ожидали на кушетке в коридоре.

Мимо них по освещённому люминесцентными лампами коридору сновали в белых халатах врачи и медсестры. Стефан прищуривал глаза, сине-желтый свет полосами лился между ресниц, медработники превращались в белых птиц, сливавшихся с белым кафелем стен. От нечего делать Стефан прошёлся по коридору, заглянул в одну из комнат. Там находилась мертвецкая. Посредине стоял чёрный стол для вскрытия, на кафеле крупными буквами кто-то набрал латинский трафарет: " Здесь мёртвые учат живых".

Врач, который принимал Данилу и Стефана находился в апатичном состоянии. Его равнодушные серые глаза смотрели сквозь толстые стёкла очков куда-то мимо их. Толстые чуть обвисшие, как у хомяка, щёки чуть подрагивали, когда он делал малейшее движение головой, заполняя медицинскую карту.

- Вы что вдвоём пришли? Вообще мы принимаем по одному… -монотонно сказал врач. У него были покатые женские плечи, форма тела округлая, сигарообразная. Стефан тут же мысленно придумал ему кличку " Огурец".

На лбу, подмышках, на ладонях Данилы выступил пот.

- Мы хотим провериться, - пробормотал он.

- Один хочет провериться , а другой группа поддержки?