Страница 7 из 71
Сохранились у Максимова только квартира — хорошая, богатая, но со следами небрежного и несанкционированного обыска — и кое-какие деньги на счету в «Питербанке». Однако эти деньги по сравнению с тем, что имел Максимов до ареста, конечно, что называется, — слезы. Весь капитал крутился-вертелся в десятке предприятий, контролируемых группировкой, а теперь — где он, капитал? Кто им крутит? Что мог сделать Максимов один, без поддержки своей команды? Наверное, мог бы что-нибудь… Но, кажется, не хотел.
Карпов же продолжил заниматься своей писательской деятельностью. Благо материала теперь у него, после КПЗ, прибавилось изрядно. Его почему-то тянуло к Максимову. Тот сам скучал в одиночестве, и частенько Карпов гостил у бывшего своего шефа целыми неделями. Места в максимовских апартаментах было много, и хороший компьютер имелся. Машину эту Максимов купил довольно давно, но, кроме десятка простеньких игр, так ничего и не освоил.
— Незачем мне эту байду изучать, — говорил он. — Поздно. У меня мозг другой. Пусть молодежь резвится. Я уж как-нибудь по старинке доживу. Без этих ваших Биллов Гейтсов…
Карпов посмотрел Максимову прямо в глаза.
— Чего уставился? — спросил Николаич.
— Не верю я тебе.
— То есть?
— Не верю, что ты ничего в происходящем не понимаешь.
— А что я должен понимать? — Максимов с неожиданной злостью ткнул папиросой в пепельницу. — Что понимать? Какое мне дело до этих московских сук?
— Какое дело? Мне тут звоночек вчера был… — Карпов кивнул на свой мобильник.
— Да? Что за звоночек? Почему мне не сказал? — Максимов напрягся, услышав в голосе товарища знакомые тревожные нотки.
— Да я, понимаешь, Николаич, не придал значения. Григорьев звонил, Вовка, приятель мой. Патологоанатом…
— И что нам твой патологоанатом? При чем тут патологоанатом?
— Да профессия-то его ни при чем. Просто он парень такой… Шустрый. Много знает. А его уважают, ценят, он спец классный. Пьет мною. Но голова светлая. И по пьяни — ну, сам знаешь, в нашей конторе…
— В вашей?
— Брось, Николаич, не цепляйся к словам. В моей бывшей конторе, если тебя так больше устраивает. Так вот, у нас ведь там бухают по-черному. Сам понимаешь, работа адова…
— Ну-ну. Продолжай.
— Ну, короче, Вовка квасит, а по пьяни, бывает, товарищи лишнее сболтнут. Это только в книжках: рог на замке, болтун — находка для шпиона… Все же люди, все со своими слабостями. Да и Григорьев — свой, проверенный кадр.
— Ну и что твой проверенный кадр тебе напел?
— Напел… Просто сказал, чтобы я был осторожнее.
— В каком смысле?
— В прямом. Сказал, что какое-то шевеление по нашему делу пошло.
— А что, что за дело-то? Нас же отпустили!
— Ну, я иной раз удивляюсь тебе, Николаич. Ты и вправду такой лох или придуриваешься?
— Придуриваюсь, — очень серьезно ответил Максимов. — Хотелось, понимаешь, действительно все это забыть. Ну, не забыть… Так просто это не забудешь… Но перешагнуть, что ли. Да вот, видно, не судьба. Так что конкретно сказал твой… патологоанатом?
— Да конкретно ничего. Сказал, говорю же тебе, что шевеление пошло. Раньше не было, а сейчас началось. Он ведь тоже, знаешь ли, не дурачок. По телефону не будет песни петь. Просто намекнул: смотри, мол, по сторонам!
— Мда… А может, он это просто так? Может, ты перестраховываешься?
— Да нет, Николаич, я-то его знаю. Не стал бы он просто так мне советовать по сторонам глазеть.
Максимов подошел к окну.
— Что там видно? — съехидничал Карпов. — Ты, Николаич, как-то буквально стал все понимать. Тебе не кажется?
— Мне ничего не кажется! Поехали поедим чего-нибудь, а?
— Можно…
Из всех машин, бывших когда-то собственностью группировки, в распоряжении Максимова осталась одна — красный «форд». Словно в насмешку оставили ему это произведение американской индустрии, и он всегда морщился, когда ему приходилось садиться в кричащий, пижонский, имеющий вид детской игрушки, словно и предназначенный для учащихся колледжей, дешевый автомобиль.
— На такой тачке только девок в баню катать, — заметил Максимов, когда они вышли на улицу и подошли к машине.
— Да ладно тебе… От добра добра не ищут. Зажрался ты, батенька, все-таки. Скажи спасибо, что вообще колеса есть.
— И то верно, — согласился Максимов. — Садись, поехали в «Пальму».
— Куда?!
— В «Пальму». А что такого?
— Да нет… Ничего. Почему это тебе вдруг туда захотелось?
— Так. Посмотреть, как там без меня дела идут. Кто хозяин-то?
— Хозяин? Бурый.
— Бурый… Это он под кем у нас ходит?
— Он ни под кем не ходит, — в тон Максимову ответил Карпов. — Он сам по себе.
— Зверь, что ли?
— Точно — зверь. Лютый. Все боятся с ним связываться.
— Так он, значит, мое заведение под шумок к рукам прибрал? Пока я парился…
— Пока мы парились.
— Ну, мы. Неважно. Нехорошо, нехорошо…
— Я смотрю, Николаич, тебя зацепило.
— Зацепило, конечно. Ладно бы — приличный человек какой взял заведение. А то — гопник. Нет, не дело это…
— Так ты, я не понял, чего хочешь-то?
— Я еще не решил.
— Уж не думаешь ли ты опять на путь порока встать? А? — Карпов шутил, но в его словах слышалась плохо скрываемая тревога. — Ты что задумал? — спросил он, сменив тон.
— Я же сказал — поглядеть. Обидно! Столько вложено сил в эту «Пальму», а теперь гопота там заправляет. Сам понимаешь, ты же не барыга, ты же работаешь. Свой труд-то уважать надо, так?
— «Так-так-так!» — ответил пулемет… — Карпов окончательно посерьезнел. — Ну, посмотришь. А дальше что?
— А там видно будет, — пространно ответил Максимов, выводя машину на набережную Фонтанки. — Может, мне понравится.
— А если нет?
— На нет и суда нет.
Карпов решил не развивать эту тему: все равно — если Максимов уперся в какую-то идею, его не сбить. Он посмотрел в зеркало заднего вида.
— Ух ты!..
— Что такое?
— Кажется, пасут нас, Николаич. Накаркал, скотина, Григорьев…
— Брось! Кому мы на хрен теперь нужны?
— Да вот, видно, кому-то понадобились.
— Кто пасет? Не вижу, — Максимов покосился в зеркало со своей стороны.
— «Волга» серая.
— Вон та, что ли? Битая?
— Да.
Сзади, действительно, тряслась на выбоинах набережной старенькая, с помятым крылом и трещиной на лобовом стекле, «Волга».
— Ничего себе шпионов ты нашел! Это же какие-то лохи. На таких машинках солидные люди не ездят. Знаешь, я недавно обратил внимание: похоже, какой-то таксопарк распродал весь свой отстой. Столько «Волг» битых в городе появилось — просто кошмар!
— Не знаю насчет таксопарка, но эта тачка за нами от самого дома катит.
— Серьезно?
— Точно говорю! Мы садились, она стояла напротив. Ты просто внимания не обратил.
— А ну-ка поглядим. Может быть, ты и прав. — Максимов нажал на газ. Проскочив под красным глазом светофора, он пролетел Невский и погнал по набережной к Неве.
— Идет? — спросил он Карпова, не отрывая глаз от дороги.
— Встал на светофоре. А когда ты водить-то научился? Ты же, Николаич, сколько тебя помню, как чайник ездил.
— А я и не учился. Как-то само собой вышло.
— A-а… Тогда я пристегнусь — от греха.
— Давай пристегнись. Может, погоняем сейчас… Если это и вправду хвост, а не показалось тебе. Нервный ты стал, писатель.
— С тобой, Николаич, не то что нервным станешь — поседеешь!
— Отчего так?
Карпов промолчал. По тону своего товарища он уже понял, что тот решил учинить разборку в «Пальме» и что в его седой голове уже крутятся какие-то новые планы.
«Точно, он же работяга, — думал Карпов. — Он не может без работы. Месячишко посидел дома — и все: нужно что-то делать. Иначе взорвется».
— Я не могу сидеть сложа руки, — словно читая мысли писателя, вдруг сказал Максимов. — Что делать дома-то? Я не привык. Я ведь как, Толя… Я ведь — или работать, или квасить. А просто так на диване лежать — это мне хуже смерти… — Он запнулся, помрачнел. Видно, упоминание о смерти вызвало у него ряд самых мрачных ассоциаций.