Страница 4 из 26
Однако Наташа оказалась права. Утром все проснулись от грохота перекатывающихся у берега камней. Молодые люди, выскочив из трепыхавшихся на ветру палаток, увидели низко бегущие рваные тучи. Вспененное море кидало на берег двухметровые волны. Однако такая погода никого не расстроила. Больше всех радовался Иван Малышко — чемпион университета по вольной борьбе, которого за гигантский рост в шутку называли Малышок, переставив в фамилии всего лишь две последние буквы.
— То, что нужно! — воскликнул он. — Пять-шесть баллов. Не меньше.
И он первым с аквалангом бросился под основание накатившейся волны. Задача состояла в том, чтобы, быстро работая ластами, уплыть в глубину, где царила тишина. Потом надо было всплыть в тот момент, когда волна сама выносила спортсмена на берег.
Небезопасная игра давалась натренированным ребятам всегда легко. Однако на этот раз произошло несчастье.
Гигантская волна пенистой гривой нависла над берегом. Студент биофака Виталий Зеленцов нырнул. В глубине волна закрутила студента и завертела. Видимо, Зеленцов растерялся, потерял ориентировку в дико бурлящей воде и ударился головой о камень.
Прошло полчаса — студент не появлялся. Никто не обратил на это особого внимания. Такое с увлекающимся Зеленцовым случалось не впервые. Но когда волны выбросили на песок помятые, изуродованные кислородные баллоны, сбитые с акваланга подводными камнями, все бросились к берегу: случилась беда!
В пенисто-водяной и галечной круговерти ребята искали своего товарища больше часа. Вынесли они его на берег, когда у того под ногтями и на мертвенно бледных щеках разлилась синева. Молено было вызвать из Новороссийска воздушную машину скорой помощи. Но Саврасов безнадежно махнул рукой: медицина здесь бессильна.
Тело Зеленцова положили на плоский и ровный, как стол, камень. Из разбитого виска, из этой страшной кровавой вмятины, торчали белые осколки черепной кости.
Наташа рыдала. Остальные сидели молча, подавленные горем.
В окружающем мире что-то резко изменилось. Молодые люди переглянулись. В чем дело? Потом поняли — тишина. Внезапная и потому какая-то оглушительная тишина. Ни малейшего ветерка. Море, секунду назад грохотавшее прибрежными камнями и кидавшее космы дико бурлящей пены, залегло немым пластом.
Но самое удивительное — хмурое серое утро сменилось великолепным вечером. Тем самым, который был вчера: на западе багрово распухшее солнце закатывалось за горизонт и бросало золотые брызги на неподвижные редкие облака, подсвечивая их снизу, и на шелковистую водную гладь.
— Смотрите! — воскликнул кто-то из ребят. — Там человек… В море стоит человек!
В самом деле: метрах в ста, будто возникнув из закатного марева, стояла одинокая фигурка. Немного погодя все убедились, однако, что человек вовсе не стоял, а медленно приближался.
Изумленные ребята вопросительно взглянули на Саврасова. Тот бормотнул “гм” и пожал плечами.
Когда расстояние сократилось до пятидесяти метров, молодые люди сумели разглядеть, что человек кутался в какое-то одеяние, похожее на плащ. Скрестив руки на груди, он шагал по морю, как будто под его ногами была не многометровая глубина, а мелкая лужица на асфальте.
Незнакомец все ближе и ближе. Уже можно было видеть, что обут он в сандалии, которые, коснувшись воды при очередном шаге, погружались всего на несколько миллиметров. А может быть, совсем не погружались.
Малышко озадаченно взглянул на Саврасова.
— Призрак? Привидение? — спросил он.
Тот снова пожал плечами и слегка усмехнулся: чепуха!
Но вот незнакомец ступил на берег, и ощущение призрачности, невесомости исчезло: на сыром песке оставались следы, быстро наполнявшиеся водой. А когда человек зашагал по мокрой гальке, та под тяжестью ног перекатывалась и скрипела.
Незнакомец остановился, и молодых людей поразило его лицо, с виду обычное, но в то же время удивительное, странное, с выражением какого-то кроткого величия. В больших голубых глазах светилась радость…
Да, Иисус хорошо помнит, что по наивности своей он был преисполнен в тот миг радости и надежд. Вот-вот изумленные люди узнают его и тогда…
Высокий светловолосый человек, который выглядел старше остальных, безбоязненно обратился к Богу:
— Послушайте, дорогой товарищ… Как вам удается? Вот это — пешком по воде? Как это вы делаете?
Иисус слегка вздрогнул. Его покоробила беспросветная материалистичность и обыденность вопроса.
Бог взглянул в глаза светловолосого и не заметил в них ни смятения, ни трепета — ничего, кроме остреньких, как иголочки, бессовестных огоньков любопытства.
“Фанатик, — мелькнула у него неприятная догадка, — материалист-фанатик. Может быть, даже ученый”.
Радость в глазах Иисуса угасала. С упавшим сердцем он обвел взглядом остальных: то же самое! Нет не только священного трепета, но даже элементарного страха. Одно лишь голое любопытство.
Светловолосый нерешительно улыбнулся и предложил:
— Давайте для начала знакомиться. Я профессор Саврасов. А это студенты нашего университета.
Светловолосый назвал несколько фамилий.
Иисус стоял в замешательстве, не зная, что делать. Ситуация складывалась не из приятных. Ведь не скажешь им: “Здравствуйте, я — Бог”. Они сами должны узнать своего Спасителя.
Помощь, казалось бы, подоспела со стороны одного робкого юноши. Он внимательно, с заинтересованным удивлением рассматривал Иисуса и наконец проговорил:
— Что-то знакомое. Я увлекаюсь древней историей, и мне кажется, что вы похожи…
Иисус с нетерпением ждал, что студент назовет его имя. Но тот застенчиво улыбнулся и замолк.
— Не только похож: — осторожно подсказал Иисус. — Это я и есть. Я уже был на Земле в первом веке Христианской эры. В мое первое пришествие.
— В первое пришествие? Уж не хотите ли вы сказать… — начал было студент и снова замолчал. В его смущенной улыбке проглянула кольнувшая Иисуса ирония.
— Именно это хочу сказать, — с вызовом заявил несколько уязвленный Иисус. — Я — Бог. Иисус Христос.
Назвал себя Иисус и горько пожалел. Его смутила, словно окатила холодной водой усмешка Саврасова. С виду безобидная, добродушно-снисходительная, в ней так и сквозило непомерное безверие. Реакция остальных была еще оскорбительней. Иван Малышко взглянул на Бога из-под насупленных бровей и хмуро проговорил:
— Спаситель?.. Силен!
А рыжеволосая девушка, на щеках которой еще не высохли слезы, не выдержала и рассмеялась.
Такого позора Бог не ожидал. У него задрожала и запрыгала нижняя губа, и Бог кое-как унял это унизительное дрожание.
“Обидчивый, как ребенок, — отметил Саврасов, внимательно разглядывая удивительного гостя. — Да он и есть ребенок. Странное дитя”.
— Бог? — задумчиво проговорил он и не удержался от усмешки, когда в древнеевангельском одеянии гостя заметил небольшое, но вопиющее несоответствие: из старых, но еще крепких сандалий кричаще выглядывали непромокаемые носки, ярко раскрашенные и модные.
Иисус заметил взгляд Саврасова и мысленно ругнул себя за то, что допустил такую небрежность в общем-то в строго выдержанной одежде.
— Если вы Бог, — продолжал Саврасов, — то можете творить и чудеса. Например, воскресить нашего товарища.
— А вы, я вижу, сомневаетесь в этом, — хмуро: промолвил Бог.
— Ребята, покажите, — неожиданно насупившись, сказал Саврасов.
Студенты расступились, и только сейчас Иисус увидел человека, лежавшего на камне вверх лицом. “Никакая наука не в состоянии что-либо сделать”, — с удовлетворением заметил он, разглядывая страшную запекшуюся рану на виске и багрово-синие трупные пятна на теле.
— Хорошо, — сдерживая радость, проговорил Иисус. — Я верну к жизни вашего товарища. Да поможет вам это чудо обратиться к вере святой.
Бог подошел к камню, простер над ним правую руку и сказал:
— Юноша! Я возвращаю тебя из царства небесного в земную жизнь. Встань!
Послышались недовольные голоса. Молодым людям казалось, что незнакомец, назвавшийся Иисусом, совершает надругательство над их товарищем, устраивая комедию воскресения.