Империя Наполеона III

Эта книга — «Наполеоновские идеи» — имела шумный успех во Франции, где она переиздавалась четырежды (говорят, тираж ее достиг 500 000 экземпляров — невероятно огромная цифра для Франции), и была переведена на все европейские языки. Принц не только вновь заявил о своих притязаниях, он создал доктрину, основанную на анализе исторического наследия дяди и готовую к воплощению в жизнь. Эта доктрина в неизмененном виде сохранилась вплоть до его избрания президентом Республики и государственного переворота 2 декабря 1851 года. Так, в июле 1849 года принц говорил о том, что наполеоновская система внутри страны подразумевает порядок, власть, религию и благополучие народа, а во внешней политике — национальную славу{76}.

Всеобщее голосование всегда оставалось главным местом политической концепции принца. Только народ должен назначить обладателя власти, которую он сам не может осуществлять. Ибо народ враждебен монархии легитимной и орлеанистской. Что касается Республики, в том виде, в котором она существовала во время Революции, с могущественным Собранием депутатов и с разделением властей, то Луи-Наполеон категорически отвергает такую форму правления. Он без устали повторял, что хотел бы стать главой власти, чтобы увенчать народную волю, причем не сомневается, что народ изберет именно его при условии свободных выборов.

Однако нужно отметить, что существует определенное противоречие между некоторыми взглядами Луи-Наполеона: как, например, соединить авторитарное правительство со стремлением к либеральным свободам? Именно отсутствие либеральных свобод в стране вменяли ему в вину деятели республиканской оппозиции, оказавшиеся в изгнании после государственного переворота 2 декабря 1851 года. С другой стороны, казавшееся легким и очевидным на бумаге сосуществование демократии в виде плебисцитов и наследственной власти в империи Наполеона на деле означало неразрешимое противоречие. Именно об этом противоречии писал накануне провозглашения империи в своем послании в Петербург Яков Толстой — советник русского посольства в Париже, агент и секретный сотрудник русской политической полиции. «Общепризнанно, — писал он не без обоснования, — что всякая власть основана на праве божественном и законном или же на праве, проистекающем из единодушного избрания народом. Это последнее может иметь применение только в республиканском строе, и всякое правление монархическое и наследственное является уже тем самым законным, а не выборным, одним словом, одно поглощает другое. Отсюда очевидно, что Луи-Наполеон, основывая свою власть на двух диаметрально противоположных принципах, отрицает втихомолку присущую каждому из них силу и идет против здравого смысла, опираясь одновременно на два принципа, по природе своей противоречащие один другому. Итак, эта новая комбинация покоится на явно шатких основаниях, потому что они, по существу, противоречат одно другому и не допускают никакой между собой аналогии. На таких основаниях никак нельзя утвердить власть, не вызывая ни сомнений, ни возражений. Предоставляемое императору право установить порядок престолонаследия, открывая путь для множества новых претендентов, угрожает в будущем Франции рядом непрестанных волнений и неисчислимых бедствий», — делал вывод Яков Толстой. Остается только добавить, что это противоречие было разрешено лишь генералом Де Голлем, основавшим режим V республики, представляющий собой удивительный синтез демократии и авторитаризма, более известный под названием президентской республики.

Но вернемся к Луи-Наполеону. Двух брошюр было явно недостаточно для того, чтобы притязания принца на власть были поддержаны общественным мнением страны. Для этого необходимо было постоянное влияние прессы. С этой целью Луи-Наполеон материально поддерживал две парижские газеты, обе основанные в 1839 году, «Ле Коммерс» и «Ле Капитоль», а также газету «Ле Журналь дю Коммерс», выходящую в Лионе. Однако принц не был удовлетворен подачей материала и не раз выражал свое недовольство главному редактору «Ле Капитоль» Шарлю Дюрану в связи с совершенно не нужным, по мнению принца, восхвалением английской парламентской системы, и упрекал его в недостаточном освещении проблем армии. Однако до создания еженедельника, в котором бы сам принц мог популяризировать наполеоновскую доктрину, дело так и не дошло.

Влияние газет должно было дополнить создание двух клубов, одного мужского и одного женского: «Кюлотт де По» и «Котийон». Вдохновителями мужского клуба стали старые вояки времен Империи: генерал Монтолон, генерал Пиа и барон Лярей. В женском клубе блистали мадам Салваж де Фавероль, мадам Рено и мадам Гордон, которая щедро финансировала проекты Луи-Наполеона. По мнению французского специалиста по истории Второй империи А. Дансетта, влияние этих клубов и газет на общественное мнение страны было крайне слабым, поскольку не удалось создать влиятельного политического движения в поддержку принца{77}.

Тем временем нарастал кризис режима Июльской монархии, и Луи-Филипп был вынужден бороться не только с легитимистами (сторонниками свергнутой династии), но также с бонапартистами и республиканцами. Прежде всего кризис был вызван узостью социальной базы режима — правом голоса обладали всего только 240 000 человек, плативших не менее 200 франков налогов в год[1]. И это из тридцати миллионов французов! Более того, чтобы баллотироваться в палату депутатов, надо было платить не менее 500 франков налогов в год, что значительно снижало количество возможных претендентов на места в высшем законодательном органе страны. Рене Ремон, видный французский историк и политолог, дал следующее определение орлеанизма: это «правительство золотой середины, которое включало в себя всю аристократию как по рождению, так по богатству и уму». Земледельцы и мелкие буржуа, не говоря уже о рабочих, оказывались вне «золотой середины» и не могли оказывать влияния на политику правительства Луи-Филиппа. Как насмешку они воспринимали призыв Ф. Гизо «Обогащайтесь посредством труда и бережливости, и вы станете избирателями!» Главной же фигурой Франции той эпохи, безусловно, стал ростовщик.

Итак, либерализм, который сам Наполеон I называл идеологией, выбранной в качестве магистральной линии развития общества, не устраивал многих. Уже после Февральской революции 1848 года блестящий мыслитель своего времени, крупный ученый и внимательный наблюдатель Алексис де Токвиль сравнивал режим Июльской монархии с промышленной компанией, руководящейся во всех своих операциях денежными интересами своих членов. Олигархическая сущность режима заключалась в том, что знать и ростовщическая буржуазия бессовестно обворовывали нацию, да и сам король не оставался в стороне, исправно получая причитавшиеся ему дивиденды. Одним словом, была создана политическая система, которая позволяла заниматься невиданными спекуляциями и казнокрадством.

С другой стороны, нарастал серьезный кризис всего французского общества в целом. Экономический бум вместо процветания привел к дальнейшему расслоению общества и породил такие отвратительные явления, как пауперизм и нищету. Привел к падению нравов и радикализации настроений широких народных масс. Появляются многочисленные тайные общества, например «Общество времен года» во главе с социалистом Огюстом Бланки, готовившее социальную революцию. На этом фоне правящие элиты прожигали жизнь и выдумывали новые развлечения. Впрочем, атмосферу Парижа тех лет блестяще запечатлел Оноре де Бальзак в своих многочисленных произведениях, носящих фактически документальный характер.

Реально к концу 30-х годов режим Июльской монархии держался на махинациях с избирательными бюллетенями и откровенном насилии. Достаточно вспомнить кровавые побоища в Лионе и Париже. В этих условиях, когда будущее не предвещало ничего хорошего, народ обратился к прошлому. Творчество Беранже[2], распространение в огромном количестве медалей и печатных изданий с изображением императора, выпуск исторических альманахов — все это привело к тому, что французский народ был буквально закормлен наполеоновским культом и воспоминаниями об Империи. В отличие от Карла X, Луи-Филипп I не мог призвать на помощь традиционные монархические ценности, поскольку режим Июльской монархии был основан на их отрицании, да и сами эти ценности девальвировались. Зато режим мог использовать в своих интересах патриотическую традицию, зародившуюся в эпоху войн Республики и Империи. С целью усиления своих внутриполитических позиций правительство Луи-Филиппа, обеспокоенное растущей популярностью принца и идей бонапартизма, решает перехватить инициативу. Теряя поддержку внутри страны и отказавшись от активной внешней политики, режим Июльской монархии попытался использовать наполеоновскую легенду в свою пользу. Насаждая культ Наполеона, правительство Луи-Филиппа I добилось, однако, не столько повышения авторитета Июльской монархии, сколько усиления бонапартизма, который после смерти Наполеона II, как казалось, сошел с политической арены. Апогеем этой политики явился возврат в 1840 году останков Наполеона в страну. В 1840 году в ответ на события во Франции Луи-Наполеон разражается политическим памфлетом «Наполеоновская идея», где в эпиграфе он с едкой иронией пишет, что-де не столько останки императора надо было вернуть, сколько позаимствовать его идеи. В памфлете принц прямо обращается к народу: «Наполеоновская идея в течение долгого времени пользовалась симпатией масс, потому что чувства у народов предшествуют осознанию, как сердце чувствует то, о чем разум только догадывается. Целью наполеоновской идеи является воссоздание французского общества, разъединенного пятьюдесятью годами революции, и примирение порядка со свободой, прав народа с принципами государственной власти»{78}. Более того, Луи-Наполеон рассматривал фигуру императора именно в качестве мессии новых идей: «Подобно Христу, он пролил свет и заставил темноту отступить, поскольку он один сумел примирить старые и новые интересы, закрепив победу социальной и политической революций. Только он один сумел понять волю провидения, проникнуться народными чаяниями и повести за собой народ к великой цели»{79}, — утверждал Луи-Наполеон.

1

«История XIX века» под ред. Лависса и Рамбо дает цифру в 180 000 человек.

2

Беранже Пьер Жан (1780–1857), французский поэт. Песни Беранже, проникнутые революционным духом и плебейским юмором, приобрели всенародную популярность. Одним из основных мотивов творчества Беранже было воспевание героизма эпохи наполеоновских войн.