Страница 110 из 120
Утверждения Морозова выглядели бы неудачной шуткой или фантазией расстроенного ума, если бы не освящение их именем крупнейшего ученого и обоснования в труде на нескольких тысячах печатных страниц монументального семитомного опуса (рукопись восьмого тома ныне находится в Архиве Российской Академии наук).
На протяжении почти полстолетия идеи Морозова были на положении отвергнутой, но не опровергнутой гипотезы, предметом острот и насмешек в тех крайне редких случаях, когда еще вспоминали о его существовании. Содержание «Христа» стало примером воображаемой истории, низведенной до уровня анекдота или, точнее, нелепого научного недоразумения, которое лучше поскорее забыть, не утруждая себя вопросом, не содержит ли многотомный опус почетного академика хоть какое-то рациональное зерно.
Ситуация стала меняться в семидесятые годы, когда известные ученые — математики М.М. Постников, А.Т. Фоменко с несколькими своими единомышленниками — открыто объявили себя сторонниками взглядов Морозова. Поскольку путь в научные журналы, исторические и гуманитарного профиля был наглухо закрыт, новоявленные морозовианцы добились (при содействии отдельных лиц из руководства Академии наук СССР) публикации в специальных математических изданиях своих работ, в которых излагались новые исследовательские методики, но не сообщалось в открытую, что анализ, проводимый с их помощью, призван подтвердить выводы Морозова. В популярных журналах по естественным наукам стали появляться уже статьи, прямо пропагандировавшие взгляды автора «Христа». Правда, как часто случается, первый блин вышел комом: уровень чисто исторической аргументации в этих статьях оказывался намного ниже, чем у Морозова. Примером может служить статья М.М. Постникова в журнале «Техника и наука» в 1982 г. «Величайшая мистификация в исторической науке». В ней в полемическом азарте для доказательства того, что не существовало древнего мира, дается ссылка на упоминавшегося жулика Врен-Люка, специализировавшегося — в 60-х годах XIX столетия — на фабрикации фальшивых документов. В статье указывалось, что, мол, таким же подлогом являются и все сочинения и документы, относимые к античному времени… Непонятно, почему выделены только источники по древней истории, — следуя той же «логике», следовало бы отрицать существование Ришелье, Людовика XIV или Наполеона, которым мошенник «приписал» немало корреспонденции. Конечно, французскому аферисту должно быть уделено место при рассказе о создании с помощью мистификаций воображаемой истории, но какое это имеет отношение к спору сторонников Морозова со сторонниками традиционной хронологии? Нередкие же «доводы от Врен-Люка» лишь укрепляли решимость историков игнорировать работы последователей Морозова. Тем не менее после многочисленных проволочек Отделением истории Академии наук по указанию «верхов» было проведено заседание, на которое были приглашены как морозовианцы, так и многие ведущие российские антиковеды, а также ученые из Государственного астрономического института им. Штернберга. Несмотря на участие в дискуссии целой плеяды талантливых ученых, она оказалась во многом диалогом глухих. Историки представили длинный реестр грубых лингвистических и других ошибок, выявили ляпсусы в использовании самих новых методик и даже в вычислении отдельных затмений. Историки выражали законное недовольство, что их противники никак не ответили на эти критические замечания. Со своей стороны, Постников, Фоменко и их единомышленники утверждали, что историки с порога отметают выводы, которые следуют из основной массы проделанных вычислений, не опровергая их по существу. Итоги дискуссии постарались подвести наши видные историки античности Е.С. Голубцова, Г.А Кошеленко и другие в журналах «Вопросы истории», «Вестник древней истории», «Вопросы истории естествознания и техники» и т. д. Разумеется, морозовианцы не преминули отвергнуть эти статьи в качестве объективного подведения итогов дискуссии. Одно бесспорно. Выступления гуманитариев и отдельных астрономов не опровергли принципы, на которых основаны новые методики. Одна из споривших сторон продемонстрировала слабость в истории и археологии, другая — неспособность бить оппонентов их собственным оружием, давая обоснованную критическую оценку выводов, которые следуют из применения к исследованию исторической хронологии новых методов математики, астрономии, статистики, что, впрочем, и следовало ожидать. Это позволило Фоменко, к которому перешла ведущая роль в морозовианском лагере, продолжать совместно со своими сторонниками попытки использования новых методик, что нашло отражение в ряде его книг «Методы статистического анализа нарративных текстов и приложения к хронологии» (М., 1990), «Новая хронология Греции. Античность в средневековье» (2 тт., М., 1996) и ряде других. Переводы некоторых из них вышли и за рубежом.
В трудах Фоменко концепция Морозова предстает в модернизированном виде. Прежде всего, расширяется круг новых методик. Краеугольным камнем у Морозова были вычисления на основе астрономических «зацепок» в первоисточниках времени упоминаемых там солнечных и лунных затмений. Его последователи полностью восприняли опору на астрономическую датировку источников и произвели, наряду с проверкой подсчетов Морозова, много новых вычислений. Однако у астрономического метода была ахиллесова пята — расшифровка часто туманных указаний источника не была однозначной. Иногда даже невинная вольность переводчика (а работа велась преимущественно с переводами античных текстов), вроде замены глагола деепричастием, может создать впечатление, что говорится об одновременности процессов, в оригинале обозначенных как происходивших в разные часы или даже дни. При исследовании древних источников часто надо было еще доказать (а это оказывалось сложной задачей), что речь идет об описании астрономических явлений и что система образов в нем имела данный, а не иной астрономический смысл, что было правильно понято, о каких именно планетах и звездах — часто весьма неопределенно обозначенных — говорится в рассматриваемом тексте. Далее, нужно было установить с несомненностью, что вообще речь идет об астрономическом материале, что астрономические данные были записаны с минимально необходимой степенью точности, без чего они лишаются всякой ценности как материал для датировки. И что они были непосредственным наблюдателем небесного явления также без ошибок переданы автору рукописи, являющейся единственным дошедшим до нас источником, где упоминается данное явление, а тот — первому из последовательного ряда лиц, снимавших копию с этого манускрипта и копии с копий. Нередко указанное в документе расположение небесных светил повторялось несколько раз на протяжении последних трех — четырех тысячелетий, то есть, всего периода, от которого остались письменные источники, и исследователь должен избирать одну дату из нескольких возможных, причем он, естественно, останавливается на той, которая соответствует имевшемуся у него с самого начала представлению о хронологии древней и средневековой истории. Иногда описание затмения не содержит всех данных, необходимых для его точной датировки. В таком случае предлагаются дополнительные предположительные данные, причем сторонники традиционной и «новой» хронологии вводят такие дополнительные данные с расчетом получить подходящую для них дату. Возникает простор для натяжек, произвола в формулировании конечного результата. Вдобавок нужно еще выяснить и доказать, что астрономические данные содержат описание действительно наблюдавшихся в определенных месте и времени небесных явлений, а не знамений, призванных иллюстрировать какие-то идеи, или пророчеств, не имеющих связи с реальным расположением планет и созвездий. Либо дело может идти просто об учебных выкладках из старинного пособия по астрономии. Во многих случаях наличествует комбинация некоторых из перечисленных выше обстоятельств, что никак не укрепляет доверия к делаемым выводам. Иногда астрономического решения для определения даты составления того или иного документа вообще не удается подыскать на протяжении всей всемирной истории. Короче, интерпретация астрономического материала или его отдельных элементов определяет получаемый результат, что было доказано попытками и до и после Морозова найти «подходящие», с точки зрения традиционной хронологии, даты затмений, вычисление которых автором «Христа» стало исходным пунктом для его парадоксальных выводов.