Страница 20 из 56
«Старею, — печально подумал Володя. — Раньше девчонок не били. Но и они раньше не занимались каратэ. И в историю с запиской явно замешана какая-то девчонка…»
Запоздалая парочка заставила его насторожиться. Подсматривать за влюбленными некрасиво, но что поделаешь — засада есть засада.
Прошли мимо и повернули обратно. Приглядываются к тайнику? Опять прошли, опять вернулись. Стандартный прием приключенческого кино — при появлении вражеского патруля влюбленные целуются, и патруль проходит мимо.
Володя толкнул напарника: будь наготове! Веня ответил лирическим вздохом: провожаются — неужто с вами так не было?
Темнота скрыла Володин конфуз.
Парочка наконец исчезла. И довольно долго улица была пуста. Неужели все уже прошли?
Девчонка появилась со стороны парка. Как-то боком, с оглядкой. Огромный мужской пуловер висит мешком до колен.
— Чао, бамбино! — сообщил Веня. — Не хочет, чтобы ее провожали.
Теперь и Володя увидел легкий взмах пальцев, торчащих из темного бесформенного рукава. Кто-то там уходил по Парковой.
Володя отчетливо себе представил… Уходящий приостанавливается, смотрит назад, машет рукой — девчонка отвечает. Причем по движению ее пальцев можно определить — вот уходящий был еще недалеко, а вот он все дальше, дальше. Очень выразительная пластика!
Последнее прости — уходящий скрывается за поворотом. Девочка раскланялась и сделала пируэт. Приложила палец ко лбу и засмеялась.
«Человек наедине с собой способен на странные выходки…» — Володе вспомнился рассказ Горького о чудачествах известных людей. Один поэт спускался вниз по широкой, совершенно пустой лестнице и почтительно посторонился перед кем-то невидимым, поднимающимся навстречу.
Девчонка кружилась и напевала, не подозревая, что за ней следят две пары глаз. Володя уже знал, кто она. Можно не спрашивать Веню.
Девчонка остановилась, словно бы сбившись с ритма. И опять этот характерный жест — палец ко лбу и засмеялась. Потом отмахнулась от каких-то возражений, легко и без оглядки подбежала к дому 25, поднялась на крыльцо, капризно подергала задвижку ящика, обнаружила проволоку и…
Веня придержал Володю: пусть вынет!
…Когда ее схватили с конвертом в руках, она ни капельки не испугалась.
— Что вам от меня нужно? Отдайте!
— Спокойно, — посоветовал Володя и тут же поймал себя на том, что прибег к любимому словечку Фомы.
— Отдайте! — Она пыталась вырвать конверт у Вени. — Не вам написано!
— А кому? — быстро спросил Володя. — Вам? Вы в этом уверены?
…В штабе Веня оседлал мотоцикл и поехал за Фоминым.
Анюта Голубцова гневно атаковала Володю:
— А еще директор музея! Интеллигентные люди не читают чужих писем!
— Но на конверте нет вашего имени и адреса, — корректно отбивался Володя. — Вы все-таки продолжаете настаивать, что он предназначен вам?
Не моргнув глазом, Анюта изложила свою примитивную версию. На дискотеке ей подсунули записку: «Письмо в почтовом ящике дома 25. Возьми после танцев». И никакой подписи.
— И что же вы подумали, прочитав такую странную записку?
Анюта улыбнулась с самым невинным видом.
— Ничего не думала. В дискотеку не для того ходят.
Но во взглядах, которые она бросала на пухлый конверт, Володя подметил упорную работу мысли.
— Вы кому-нибудь показывали записку?
— Вот еще! — Она дернула плечом.
— А что вы с ней сделали?
— Порвала и бросила.
— Куда? В урну?
Анюта помотала головой.
— Но все-таки… Как к вам попала записка? Кто передал?
— Сунул кто-то.
— Вас кто-нибудь провожал из дискотеки?
— Вот еще! — Она сердито фыркнула.
Приехал мрачный, как туча, Фомин, приказал позвать в понятые двух дружинников.
— Вот что, Голубцова! Сейчас разберемся, и тебя отвезут домой, а то уже поздно. — Фомин пригласил Анюту подойти к столу, указал на конверт. — Узнаешь? У тебя взяли?
Анюта кокетливо улыбнулась. Володя понял, что сейчас она сыграет какую-то эффектную, с ее точки зрения, роль. Приложила палец ко лбу, засмеялась.
— Нет, не узнаю. Первый раз вижу.
— Предполагаешь, что находится в конверте?
— Доллары! — Она откровенно потешалась над Фоминым.
— Сейчас поглядим… — Фомин достал из кармана нож-складень, аккуратно поддел клапан конверта, засунул лезвие внутрь и неторопливо вскрыл. — Посчитай! Все ли тут? — Быстрым движением Фомин вытряхнул на стол содержимое конверта.
Анюта завизжала, будто увидела змею. На столе рассыпались не какие-то нарезанные бумажки. Настоящие деньги!
— Ай да знахарь! — вырвалось у Володи.
Анюта замкнулась, больше ни слова.
— Отвези-ка ее домой, — сказал Фомин Вене Ророкину. — Утро вечера мудренее. А ты, Голубцова, подумай…
Володя еле дождался, чтобы за Анютой закрылась дверь.
— Она мне говорила — в дискотеке ей подсунули записку…
— Надеюсь, ты не устраивал допрос? — Фомин устремил на Володю профессиональный проницательный взгляд.
— Никоим образом! — запротестовал Володя. — Дружеская беседа! Анюта не помнит, кто передал записку. Это мог быть кто-то из тех, кого она привыкла видеть рядом и не замечать. Кто-то серенький. Есть такой тип людей. Ты их видишь и не видишь, то есть не фиксируешь в памяти. Самый наблюдательный свидетель может не назвать тебе такого человечка. А он, оказывается, был на месте преступления. Более того — он и есть преступник. Моя интуиция…
При слове «интуиция» Фомин рассвирепел: пошло-поехало… «Черт меня дернул послать Киселя в засаду. Если бы не он, ничего бы не случилось. Вообще никто бы не пришел за конвертом».
Возвратившись домой, Фомин старался не шуметь и не разбудить жену, но она все-таки проснулась.
И ни капли не удивилась, услышав про Анюту.
— Этого следовало ожидать.
«Золотая мысль, — отметил Фомин. — Что-то давно у нас не случалось ничего неожиданного».
— В десятом «А» вообще что-то неладно, — сказала Валентина Петровна. — Слава богу, не я там классный руководитель.
Фомин согласился: и в самом деле — слава богу.
Заснул он сразу же, но успел в последний миг увериться в догадке, возникшей еще в штабе: на тысячу можно купить инструменты для ВИА.
Володя увидел на обеденном столе кочан из газет, накрытый подушкой. Оглянулся на диван — Васька хитро приоткрыл один глаз.
— В дискотеке был?
Васька ничего не стал говорить. Ограничился мимикой, как всегда, очень выразительной. Привыкший читать по Васькиному лицу, Володя покивал, соглашаясь, что путятинские девчонки не достойны внимания, есть дела поважней.
Васька сел и нашарил ногами под диваном шлепанцы. Он уже освоился у Володи как дома. Даже перетащил свои учебники и тетради в бывшую Танькину комнату, уверяя, что тут ему удобнее учить уроки. Только ночевать он уходил к матери, да и то не всегда. Володя сначала опасался, что Васькина мать заявит ему свои претензии. Но ей по-прежнему не было никакого дела до сына.
Володя сбросил со стола подушку, раскутал газетный кочан. Картошка с грибами — пища богов! Горяченькая — пар идет.
— Наваливайтесь! — радушно пригласил Васька. — Жареная была. Под подушкой запарилась.
Такой вкусной жарехи Володя давно не едал. Васька неустанно совершенствовал открывшийся у него кулинарный талант. И как всякий хороший повар, ревниво следил за тем, как едят его стряпню. Володя попытался перепихнуть на сковородке самые аппетитные кружочки картошки поближе к Ваське. С Танькой такой номер всегда проходил успешно. Но Васька запротестовал с набитым ртом: «Бу-бу не бу…» — и решительно провел вилкой на сковородке пограничную черту.
К сожалению, Володя не мог рассказать своему доктору Ватсону ни про письмо, полученное знахарем, ни про засаду на Парковой, ни про Анюту.
Васькин рассказ был, по обыкновению, составлен из внешне бессвязных слов и множества междометий, отличавшихся необыкновенной выразительностью. Все это складывалось в картину очень яркую — и не какие-то небрежные мазки, прописана каждая деталь.