Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 67



— Смотря что вы имеете в виду.

— Государственный аппарат, хотя бы. Еще Ленин писал, что при социализме сохраняется «буржуазное государство без буржуазии». Но все мы знаем, что полный коммунизм несовместим с государством, ведь государство — это все-таки форма принуждения. Сейчас мы приближаемся к высшей фазе коммунизма. Но ликвидировать государство нельзя, раз существует капитализм. Он оказался живуч, этот строй, более живуч, чем думалось первым коммунистам… Вот и приходится ломать голову в поисках правильных решений назревших проблем построения коммунизма.

— И каковы результаты этих поисков?

— В общих чертах они были предугаданы довольно давно. Мы осуществим коммунистический принцип — «от каждого по способности, каждому по потребности», но государственный аппарат не ликвидируем, хотя он и подвергнется изменению. А внутренние функции государства до конца рассредоточим по местным органам самоуправления, создав при центральном правительстве нечто вроде Комитета координации. Что касается внешних функций, то они останутся централизованными, иначе нельзя!

— Да, иначе нельзя, согласился Батыгин. — Ленин неоднократно подчеркивал, что отмирание государства будет очень медленным и постепенным процессом.

— Вот вам второй пример, — продолжал Леонов. — Из теории давно известно, что в коммунистическом обществе не будет никаких политических партий. Действительно, в самом факте деления на партийных и беспартийных есть элемент социального неравенства; пока партия стоит у власти, она выдвигает на командные посты в первую очередь своих членов — исторически это оправдано и необходимо. При коммунизме же абсолютно все члены общества должны быть во всем равны. Значит, наступит такой момент, когда необходимость в существовании партии исчезнет…

— Да, все это бесспорно, — кивнул Батыгин.

— Но наступил этот момент или не наступил? — быстро спросил Леонов. — Вот что вызвало дискуссию. Горячо она проходила, я бы сказал — темпераментно. Одни утверждали, что пора резко увеличить прием новых членов в ряды партии. Мотивировалось это тем, что партия уже сыграла свою роль исторического вожака, подняла народ до своего уровня и, следовательно, лет через десять можно вообще ликвидировать деление общества на партийных и беспартийных… Однако против этой точки зрения выступила небольшая группа — и выступила неправильно. Как бы это выразиться поточнее?.. Ее представители усмотрели опасность для себя в уравнении с другими, потому что в своих личных планах рассчитывали не на способности и трудолюбие… Так вот, эти деятели и заявили, что партия была и останется на веки веков ведущей силой, и потребовали применить суровые меры к инакомыслящим… Не сразу, но все-таки выявилась в ходе дискуссии точка зрения большинства. И тогда первым пришлось признать, что они не учли конкретной исторической обстановки, а вторым мы доказали, что они вообще антиисторичны. Нет, до тех пор пока существуют капиталистические страны, пока продолжается идеологическая борьба, — до тех пор мы не откажемся от партии. В переходный период без нее не обойтись…

— Лет пятьдесят назад, — задумчиво сказал Батыгин, — когда я был молод, коммунизм казался мне чем-то очень туманным и в то же время розовым, благополучно гладким, а он вот — весь в борьбе, исканиях, спорах. И конца не видно исканиям, конца не видно борьбе…

Приехав в дачный поселок, Батыгин и Леонов оставили машину и не спеша пошли к видневшемуся вдалеке березовому леску. Стоял август, но погода была холодная, осенняя, с мелким моросящим дождем; зелень поблекла раньше времени, и первые желтые листья уже упали на землю.

Батыгин поплотнее запахнул теплую куртку, поправил шарф, обернутый вокруг шеи.

Впереди, по направлению к березовой роще, шли, взявшись за руки, девушка и юноша.

Батыгин тотчас узнал их.

— Тоже прощаются, — сказал он. — Им тяжелее. Они только-только поняли, что любят…

— Кто это?

— Виктор Строганов и его жена, Светлана.

— Совсем молодые…

— Да, совсем молодые. Им и предстоит решить, каков будет коммунизм в двадцать первом столетии…

Батыгин окликнул их.

— Прощаетесь? — спросил он и широко показал рукой на лес, на поле, на дома…

— Прощаемся, — сказал Виктор.

— А помнишь, когда мы вдвоем летели в Саяны, тебе казалось, что ты без всякого сожаления расстанешься с Землей?..

Виктор усмехнулся.



— Помню. Все помню. Мне кажется, что память моя сейчас обострилась до предела, что я вижу каждый день, прожитый на Земле, как видят сквозь прозрачную мелкую воду каждый голыш на дне реки. Помню и хорошее, и плохое, и глупое, и разумное, и мелкое, и большое. Все-все. И о нашем полете помню. И помню, какой была Венера — холодной, зеленой, выплывающей из черной пучины. И глупые мысли свои помню. Знаете, с ними легче жилось. Гораздо легче. Пока ничего не любишь, ничто и не волнует тебя. А вместе с любовью приходит большое беспокойство, — с ней уже ничто не чуждо тебе, все дорого, все волнует.

— Да, с любовью в сердце тревожней живется, — согласился Леонов. — Но разве не любовь во все века вела людей на подвиги?

— Хочется что-нибудь сделать сегодня, — продолжал Виктор, — сделать такое, чтобы день этот запомнился навсегда, чтобы там, куда мы полетим, он воскресал в памяти всякий раз, когда станет уж очень тоскливо.

— Я придумал, — сказал Батыгин. — Придумал, что мы будем делать. Мы пойдем искать грибы!

Это прозвучало так неожиданно, что все засмеялись, и день словно посветлел — последний день на Земле, который они проводили все вместе.

— Нет, в самом деле, — развивал свою мысль Батыгин, и черные, глубоко спрятанные под густыми седыми бровями глаза его задорно заблестели. — Уж сколько лет я собираюсь пойти в лес за грибами, да разве выкроишь время! Вы согласны? — спросил он у Леонова.

— Да-а, — не очень уверенно ответил тот. — Согласен. А мы найдем?

— Должны найти!

С листьев берез тихо стекали капли дождя, падали на сырую землю. Легкий непрерывный шорох стоял в лесу. Батыгин, Леонов, Виктор, Светлана добросовестно шарили под березами, раздвигали высокую посветлевшую траву… От земли пахло грибами, но грибов не было. Батыгин, обнаружив, что они — не единственные грибники в лесу, хитро подмигнул своим спутникам.

— Сейчас мы всех обманем!

— Каким же образом? — спросил Леонов, у которого с непривычки уже начинала болеть спина.

— Очень просто. Есть два способа искать грибы, — Батыгин назидательно поднял указательный палец. — Первый применяется, когда, кроме вас, в лесу никого нет. Вы ищете и находите (заметьте — находите) грибы под деревьями и кустами. Второй способ применяется, когда до вас по лесу прошла сотня грибников. Для Подмосковья, как вы сами понимаете, типичен второй случай. Будьте уверены: все, кто прошел до нас, искали грибы под деревьями и кустами. Значит, нам нужно искать грибы на открытых местах. Логично?

— Я нашел, — сказал Виктор. Он держал в руке маленький, с коричневой шляпкой и серой заштрихованной ножкой грибок; с клейкой шляпки гриба свисала длинная желтая травинка, а к самому основанию ножки прилипла зеленая веточка моха…

Все смотрели на этот грибок, и у всех вдруг пропало желание продолжать поиски, словно Виктор за всех нашел именно то, что они хотели.

— Видите, способ сразу же оправдал себя, — пошутил Батыгин, но в голосе его не слышалось прежней веселости. — Жаль, что грибок нельзя взять с собой. Экий крепыш!..

Все молчали, и Батыгин торопливо попрощался.

— Вы гуляйте, а я пойду…

Леонов, Виктор и Светлана смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду. Они знали, что в той стороне находится кладбище, на котором похоронена жена Батыгина…

— Берегите его, — сказал Леонов Виктору. — Берегите. Нелегко ему…

— Будем беречь, — сказал Виктор. — Обязательно будем беречь…

— А теперь идите. Вам — в другую сторону…

Виктор и Светлана медленно пошли обратно к поселку, а Леонов еще долго стоял один, смотрел им вслед. Ему было грустно и радостно. Грустно — потому что всегда нелегко расставаться с хорошими людьми; радостно — потому что он верил в них, верил, что они примут эстафету из рук состарившегося Батыгина и доведут начатое им дело до конца…