Страница 21 из 67
Леонов потушил едва раскуренную папиросу.
— Значит — славная молодежь, говорите? — он улыбнулся. — А как Виктор Строганов?
— Я не ошибся в нем. Держится отлично. Думаю вскоре послать его в новую экспедицию.
— Какую?
— Она предусмотрена в планах Академии. Помните?.. Мы наметили ботаническую экспедицию в тропики, на Амазонку, для сбора семян наземных и водных растений. Климатические условия там, вероятно, более всего соответствуют амазонским. По крайней мере на большей части планеты…
— Поручим ее Ботаническому институту, — сказал Леонов.
— И еще одно дело. Я ознакомился с опытами Института стимуляторов роста. Растения с повышенной жизнедеятельностью, ускоренным темпом развития — это прямо-таки находка для нас… И заметьте, что сотрудникам института удалось закрепить новые свойства, они передаются по наследству…
— Понимаю. Ваша экспедиция получит стимулированные семена злаков.
2
Несколько месяцев, проведенных в разлуке с сыном, показались и Андрею Тимофеевичу и Лидии Васильевне бесконечно долгими. Они скучали, волновались и случалось даже ругали себя за то, что отпустили сына в экспедицию. Сначала Андрей Тимофеевич был уверен, что Виктор уехал в обычную географическую экспедицию, которая будет заниматься изучением природы Саян, но потом он совершенно неожиданно узнал, что к экспедиции имеет какое-то отношение Батыгин…
«Что нужно Батыгину от экспедиции? — пытался угадать Андрей Тимофеевич. — Ясно одно: Батыгин — слишком занятый человек, чтобы зря тратить время…»
В первые недели единственной отрадой Андрея Тимофеевича и Лидии Васильевны были разговоры по радиотелефону и письма, которые доставлялись на следующий день после отправления. Виктор звонил часто и часто, приходили письма; Андрей Тимофеевич мог проследить по ним весь путь сына от Москвы до рудника.
Узнав, что Батыгин причастен к делам экспедиции, и понимая, что это, пусть косвенно, но связано с предполагаемыми космическими полетами, Андрей Тимофеевич решил действовать иначе, чем раньше: не требовать от Виктора разрыва с Батыгиным, а развенчать Батыгина в глазах сына. Он сделал это, как ему казалось, умно, не навязчиво, но Виктор после этого вообще перестал писать и звонить, коротко уведомив, что ему некогда…
Виктор приехал неожиданно, без предупреждения, — повзрослевший, возмужавший, обветренный, с рюкзаком за плечами.
И сильно изменившийся духовно. Это отец и мать поняли в тот же день, к вечеру. Виктор вдруг ни с того ни с сего заявил, что в квартире у них тесно, что она захламлена, и весьма скептически отозвался о тех вещах, которыми так дорожили Андрей Тимофеевич и Лидия Васильевна и которые отнюдь не легко было приобретать… Они так и сказали ему, и Виктор ничего не возразил, но на следующий день вытащил из своей комнаты половину стоявшей там мебели, оставив только самое необходимое.
Виктор почти не рассказывал об экспедиции — он казался сдержанней, чем раньше, молчаливей. Он не изменил прежнего режима, продолжал тренировку, только стал еще строже, требовательней к себе…
После возвращения Виктор ни разу не видел Батыгина. И со Светланой ему тоже ни разу не удалось встретиться. Но мысленно он встречался и разговаривал с ней очень часто. Любовь его не угасла; она словно замерла, скованная безнадежностью, и, не причиняя острой боли, заставляла сердце тоскливо сжиматься. Возвратившись из школы, Виктор сразу же садился за книги и читал, читал, читал. Подсознательно он теперь стремился все время быть впереди каравана, стремился прокладывать дорогу другим. Он понимал, что для этого нужно много знать. Очень много. И он работал. Виктор всегда видел перед собою Батыгина и всегда старался равняться на него, идущего далеко-далеко впереди. И он верил, что наступит такой момент, когда знания уравняют его с Батыгиным. Нужно только работать, работать неутомимо, так, как работает Батыгин…
И теперь за этими юношескими мечтами скрывалось нечто несоизмеримо большее, чем просто честолюбие, — скрывалось желание много сделать в жизни.
Любовь к Светлане, раздвинув для Виктора границы мира, кое в чем сузила их. Он перестал встречаться с прежними приятелями, редко бывал в кино, в театре. Все это было бы интересно вместе со Светланой, а без нее…
Без нее Виктор учился. Уходя на миллиардолетия назад, к началу геологической истории Земли, или уносясь на миллиарды парсеков в глубь космоса, он мысленно приближался к Светлане, и ему всегда казалось, что она в это время занимается тем же, читает те же книги, думает над теми же проблемами. Так было в первые недели, но процесс познания все более и более увлекал Виктора, и в конце концов он понял, что действительно в мире нет большей радости, чем радость открытий. И пусть пока он открывал известные другим факты — эти маленькие открытия, открытия для себя, со временем обещали перерасти в открытия подлинные, в открытия для всех. Он ни к кому не обращался за помощью. Ему доставляло удовольствие самому докапываться до сути сложных проблем. Это было на редкость увлекательно: одно маленькое звено цеплялось за другое, Виктор ощупью брел вдоль длинной цепи, пока после немалых плутаний не добирался до ее конца; тогда все становилось ясным, и он неизменно испытывал чувство глубокого удовлетворения… И каждая новая крупица знаний была для него новой победой, очередным самостоятельным шагом вперед.
Экспедиционные впечатления не тускнели в памяти Виктора. Мысленно он часто возвращался к ним, думал, стремился во всем разобраться. Теперь, когда экспедиция была в прошлом, ему порою казалось, что все происходившее с ним, вплоть до назначения его начальником отряда, не было случайным, что кто-то умышленно ставил его в самые неожиданные положения. Виктор уже знал, что Травин работает в Институте астрогеографии, и догадывался, что не без умысла был назначен начальником экспедиции. Но если так — значит Батыгин испытывал, проверял и Виктора и его товарищей. Виктор вновь и вновь перебирал в памяти события летних месяцев, чтобы понять, выдержал он испытание или нет. Но окончательный ответ на этот вопрос мог дать только Батыгин, а Батыгин молчал. Сначала это беспокоило Виктора, а потом к нему пришла уверенность, что нет такой силы в мире, которая могла бы помешать ему стать астрогеографом. В институте ли Батыгина, или еще где-нибудь — он все равно будет заниматься астрогеографией, посвятит свою жизнь этой науке… Он преодолеет любые трудности, и ничто не заставит его отказаться от астрогеографии!
Однажды Виктор прибежал домой возбужденный, счастливый.
— В институте Батыгина создан семинар для молодых астрогеографов! — с порога крикнул он отцу. — И меня пригласили туда! Значит, я выдержал испытание!
— Какое еще испытание? — спросил опешивший от неожиданности Андрей Тимофеевич.
Но Виктор, не отвечая, забежал к себе в комнату и тотчас снова ушел из дому.
3
В Институте астрогеографии Виктор встретился со всеми своими товарищами по экспедиции. Пришли и Костик Курбатов, и Свирилин, и Крестовин с Надей, пришла и Светлана.
Светлана сама подозвала Виктора.
— Садись, если хочешь, здесь, — предложила она.
Виктор сел. Они обменялись несколькими незначительными фразами и беспомощно умолкли. «Я же столько хотел сказать ей! — думал Виктор. — И скажу! Обязательно скажу!»
В аудиторию вошел Батыгин. В маленькой круглой комнате, уже заполненной молодежью, он казался особенно массивным, могучим. Следом за ним появился астрогеолог Безликов — широкоплечий, почти квадратный, с большим желтым портфелем, набитым книгами. Безликов скромно остановился у дверей, но Батыгин жестом пригласил его на середину аудитории, к столу.
— Близятся события, которым суждено сыграть огромную роль в истории всех наук, начинающихся со слова «астро», — сказал Батыгин. — Мы решили создать в институте теоретический семинар для молодежи, чтобы ускорить ваше обучение, передать вам свои знания и, главное, научить вас самостоятельно работать, самостоятельно мыслить. Руководить семинаром будет товарищ Безликов — вы все с ним знакомы. У нас в институте он занимается астрогеологическими проблемами, но в то же время мало кто может поспорить с ним знаниями по астрогеографии, астроботанике, планетологии… Вскоре вы сами убедитесь, что товарищ Безликов — неисчерпаемый кладезь знаний…