Страница 9 из 49
Эмиль, ухватившись за ветви, с трудом удерживался на раскачивавшемся дереве. Ему все это начинало уже основательно надоедать, и он решил наконец навести порядок. Он вытянул вперед руку, требуя тишины. Как ни странно, сумасшедшие неожиданно умолкли. Довольно неуверенным голосом Бюиссон крикнул:
— Друзья мои, я хочу поговорить с вами о политике!
Сумасшедшие молча смотрели на него.
— Франция спасена одним человеком. Этот человек — Шарль де Голль! Да здравствует генерал!
Группа чокнутых хором выкрикнула:
— Да здравствует генерал!
— Но есть другой человек, который думает о счастье народа, — продолжал Бюиссон. — Да Здравствует Морис Торез!
Сумасшедшие снова подхватили хором:
— Да здравствует Морис Торез!
После этого сумасшедшие повторили за ним: «Да здравствует папа, да здравствует Черчилль, да здравствует Сталин и да здравствует Мао Цзэдун». Однако все испортилось, когда Бюиссон крикнул:
— Да здравствует Гитлер!
Одни сумасшедшие восторженно поддержали его, другие же стали протестовать. Больные разделились на два враждебных лагеря, и между ними снова началась свалка.
Воспользовавшись этим, Бюиссон спрыгнул с дерева и опрометью бросился бежать в свою стеклянную клетку, где его запер один из санитаров.
С этого дня Бюиссон почти отказался от гуляний. Едва выйдя во двор на прогулку и сделав несколько шагов, он взбирался на дерево, усаживался на ветку и сверху взирал на все происходящее внизу. Один сумасшедший прилежно собирал камни, внимательно рассматривал их, вытирал о рукав, затем начинал их сосать. Другой бегал от стены к дереву и обратно, укладывая воображаемых противников очередью из воображаемого автомата. Затем, поднимая голову к Бюиссону, он сообщал ему с дебильной улыбкой на лице:
— Сегодня я уложил еще семерых.
Это был молодой человек с тонким, романтическим лицом и вьющимися каштановыми волосами. Его звали Рене Жирье, но в воровской среде у него было прозвище Рене Трость.
Однажды утром, сидя во время прогулки на ветви, Эмиль мрачно смотрел на сумасшедших, столпившихся под деревом. В отчаянии он неожиданно воскликнул:
— Господи, до чего же мне опостылели все эти психи! Боже, дай мне сил, я больше не могу…
Стоявший под деревом с воображаемым автоматом Рене Жирье поднял голову вверх. Глядя на Эмиля ясными и грустными глазами, он спокойно сказал:
— Мне тоже до смерти надоели все эти психи.
Таким образом Бюиссон и Жирье обнаружили, что они двое нормальных среди прочих свихнувшихся. Начиная с этого дня они стали самыми верными и пылкими посетителями часовни, расположенной при лечебнице. Они не пропускали ни одной заутрени, обедни или вечерни, исповедуясь и молясь с неиссякаемым рвением. Охранники и санитары привыкли видеть их бок о бок с опущенными головами, шепчущими свои молитвы. На самом же деле это были не молитвы, а обмен информацией, обсуждение возможных планов побега.
Все началось с того воскресного дня, когда санитар вызвал Бюиссона в приемную. Эмиль, ошарашенный, последовал за ним, пытаясь догадаться, кто бы это мог прийти к нему на свидание. Его ждала женщина, которую он не знал. Она была хорошо сложена и недурна собой, только вульгарно накрашена. «Шлюха», — подумал про себя Бюиссон. Она назвалась сестрой Бюиссона и, улыбаясь, наблюдала за ним. Ее звали Ивонной Бернету, но Бюиссон этого не знал. Она сказала ему:
— Поцелуй меня для проформы. Я подруга Нюса.
Нюс! При этом имени у Бюиссона сердце запрыгало в груди. Нюс был его старшим братом, высоким, крепким и отважным. На самом деле его звали Жаном-Батистом. Это он обучил подростка Эмиля взламывать и открывать замки, воровать, а позднее он научил его вскрывать сейфы и обращаться с оружием. Сначала они работали вместе. Именно тогда, а это было еще до войны, они заключили пакт о взаимовыручке: если кто-либо из них попадет за решетку, другой должен сделать все возможное, чтобы помочь ему бежать.
Нюс сдержал свое слово.
Эмиль поцеловал женщину, после чего они оба смутились. Ивонна пробыла у него всего десять минут, но успела передать ему, что Нюс и его друзья готовят побег Эмиля.
— В скором времени ты узнаешь об этом более подробно, — выдохнула Ивонна.
Неделю спустя Бюиссона снова вызвали в комнату для свиданий. На этот раз к нему пришел посетитель. Надо сказать, что для Эмиля это был настоящий сюрприз, причем совершенно непредвиденный. Сидевший перед ним мужчина был в хулиганской клетчатой кепке, а в петлице его пиджака красовался орден Почетного легиона. Невысокий, коренастый, с квадратной челюстью, приплюснутым носом и жестким взглядом. Звали его Роже Деккер. Эмиль познакомился с ним в тюрьме Клерво, где отбывал наказание за грабеж и где Деккер был его единственным другом в течение трех лет. Когда надзиратель отворачивался, Деккер едва слышным голосом сообщал Эмилю о проекте Нюса. Это были сведения, перемежавшиеся семейными новостями, о которых говорилось громким голосом.
— У твоей сестры Жанны все в полном порядке, а ее жених очень мил с ней.
— Жених?
— Да. Это Поль Брюто. Огромный детина, очень забавный. Они хорошо спелись. Просто удовольствие смотреть на них. (Затем шепотом: — Ты будешь уходить через кладбище.) А ты ничего не знал про Жанну? Тебе никто не говорил?
— Да, я кое-что слышал, — кивал головой Бюиссон.
— Ты знаешь, что Жанна полностью оглохла на одно ухо? (Затем шепотом: — Мы принесем лестницу.)
— Оглохла? А как это случилось?
— Это было в сорок втором, когда моряки взорвали свою посудину, чтобы она не досталась фрицам. Жанна жила тогда в Тулоне, на берегу моря. И барабанная перепонка не выдержала: что ты хочешь, был адский грохот!
— Эти моряки полные идиоты, — возмущенно заметил Бюиссон.
— Ничего, у Жанны, слава Богу, два уха, и второе слышит. (Затем шепотом: — Готовься, это будет очень скоро, мы сообщим тебе.)
Эмиль вернулся в камеру, думая о Роже Деккере и о предстоящем побеге.
Роже Деккер тоже сдержал слово. В тюрьме Клерво Эмиль как-то сказал ему:
— Если нас разлучат, а тебе удастся удрать, поезжай в Париж к моему брату Жану-Батисту, он живет в предместье Сен-Мартен, дом номер десять. Мой брат поможет тебе.
В июне 1947 года Роже Деккер бежал из тюрьмы и первый месяц жил у своей любовницы Сюзанны Фурро, на улице Биша.
Выждав, когда легавые угомонятся, он отправился с визитом в Сен-Мартен, к брату Эмиля.
В небольшой двухкомнатной квартире Нюс был не один. Помимо Ивонны Бернету, жарившей на кухне отбивные, в квартире находился мужчина с вздернутым носом и с недоверчивыми глазами. Его бледный цвет лица и бритая голова успокоили Деккера, признавшего в нем брата по несчастью.
— Это Франсис Кайо, бретонец, крутой парень, он только что из тюрьмы Фресн, — представил его Нюс.
Франсис славился нечеловеческой силой и таким же упрямством, типичным для жителей Бретани. Он мог один поднять автомобиль, но в воровской среде его уважали главным образом за то, что он всегда «расплачивался один», то есть никогда не предавал сообщников.
Мужчины пожали друг другу руки. Ивонна поставила на стол рюмки и бутылку анисовой водки.
— Ну что ж, — сказал Нюс, — пора избавить моего брата от общества сумасшедших. Вы не откажетесь помочь?
Оба мужчины были согласны. Нюс продолжал:
— Я разговаривал с адвокатом, и он пообещал мне сделать два пропуска в лечебницу. Сначала Эмиля навестит Ивонна, а потом кто-нибудь из вас.
— Я пойду, — сказал Деккер.
— Нет, не стоит, — возразил Нюс. — Ты в розыске…
— Вот именно. Легавым никогда в голову не придет искать меня в психушке. Я приколю орден Почетного легиона, чтобы иметь вид почтенного буржуа.
— А твоя бритая башка?
— Я надену кепи.
Так замышлялся один из самых поразительных побегов из тюрьмы в послевоенную эпоху.