Страница 41 из 49
Я встаю из-за стола и сажусь на стул напротив него.
— Успокойся, Матье, — говорю я, — я не собираюсь обсуждать с тобой твои усовершенствования, когда ты отправился за своим другом Жирье в тюрьму Пон-ле-Эвек. (Он затаил дыхание.) Я не стану тебе также напоминать о том, как ты удирал из бара «Фаворит», или «Тонус» у Венсеннских ворот, или из «Птичьей харчевни» в Бри-сюр-Марн, превышая скорость и мчась на красный свет. Я обратил внимание на то, что водитель ты классный; это подтверждают также мои коллеги из Руана, расследующие дело об ограблении в Этрета. Но я вызвал тебя не для этого, Матье. Мне нужен не ты, а Бюиссон. И мне почему-то кажется, что вдвоем мы сможем найти его.
Прочистив горло, Робийяр спокойно говорит:
— Не понимаю, что вы хотите от меня. Я не знаю Бюиссона. Никогда не слышал о таком…
Я достаю из пачки сигарету, прикуриваю ее, делаю затяжку и выпускаю кольцо голубоватого дыма, который спиралью поднимается к потолку.
— Не глупи, Матье!
— Честное слово, инспектор.
— Не смеши меня своим честным словом, иначе я не смогу верить тебе. Итак, ты утверждаешь, что не знаешь Бюиссона?
Робийяр утвердительно кивает головой. Я продолжаю:
— Разве ты не участвовал с ним в нападении на фургон Лионского кредитного банка?
Он смотрит на меня широко открытыми глазами, и я чувствую, что попал в самую точку. Я продолжаю:
— Не пытайся обмануть меня, Матье, я знаю достаточно, чтобы упечь тебя на каторгу. Я не беспокоил тебя до сих пор только потому, что был занят другими, более важными делами, но сегодня мне нужен Бюиссон. Подумай.
Я встаю со стула и беру со стола досье Робийяра. Открыв папку, я делаю вид, что читаю, затем поднимаю на него глаза:
— Итак?
— Нет, я не знаю Бюиссона. Но если бы я его знал, я бы вам все равно не сказал, как найти его.
— Ты лжешь, — говорю я, — но дело твое. В жизни бывают моменты, когда необходимо принять решение.
Я кладу досье на стол.
— У меня есть ордер на твой арест по делу в Этрета. Я могу упечь тебя прямо сейчас.
— Как угодно, господин инспектор. Ваши угрозы не пугают меня. К тюрьме я уже привык. Это не дворец, но жить там можно, и уж лучше вернуться туда, чем стать доносчиком. Я мошенник, господин инспектор, но не убийца. Однако если бы кто-то выдал меня, я удушил бы этого гада собственными руками.
Я слушаю Робийяра, не перебивая, и знаю, что он говорит искренне. Тем не менее я должен убедить его, что работать на меня в его же интересах. Убедить любой ценой, это в моих интересах. Пусть даже ценою собственного падения. Я готов на это.
— Хорошо, Матье, — говорю я. — Я знаю, что в воровской среде много говорится хвалебных слов о тех, кто умеет молчать, но я таких людей не встречал.
Вертя пальцами монету и не глядя на него, я добавляю:
— Матье, ты поступаешь опрометчиво. Ты упустил из вида одну вещь.
— Интересно…
— Очень важную вещь, Матье. Важную для тебя.
Он иронично улыбается:
— Не томите, инспектор.
Сейчас я должен вести себя как последняя тварь, чтобы нанести ему сокрушительный удар, чтобы согнать улыбку с его лица и заполучить свое. Я должен вести себя как мразь, оправдывая свое поведение интересами общества.
— Речь идет о твоей жене, Матье.
— О жене? — удивленно поднимает он красивые брови.
— Да. Если я упеку тебя за решетку, ты больше не увидишь ее. Она тяжело больна, я знаю, а ты получишь по крайней мере шесть лет. Она не дождется тебя…
Я смотрю в его глаза и читаю в них такую неприкрытую ненависть и презрение, что мне становится не по себе.
— Это подло.
Голос Робийяра становится хриплым. Его кулаки сжаты. Он едва сдерживается, чтобы не броситься на меня. Он не может перебороть отвращения ко мне, к полиции, но он бесконечно и преданно любит свою жену и знает, что дни ее сочтены.
Я прекрасно знаю, о чем он думает. Полицейские и бандиты на протяжении веков связаны самыми прочными узами, находясь в состоянии постоянной войны, которая никогда не закончится. Это война двух противоположных миров, у каждого из которых свои законы, своя мораль, свой риск и свои уловки.
На лице Робийяра выступили капли пота, черты искажены ненавистью. Тогда я прихожу ему на помощь:
— Она останется одна, а ты ведь знаешь, как ей необходимо твое присутствие, как тяжело ей будет одной…
— Не продолжайте.
Его тон резок. Я снова смотрю ему в глаза и вижу, что я выиграл, что он готов расстаться с пресловутой честью.
— Что вы хотите? — спрашивает он.
— Я уже сказал: Бюиссона. В обмен ты получаешь отпущение грехов, не считая денежного вознаграждения. Банк в Шампини предлагает миллион франков за поимку убийцы, а мы добавим тебе еще пятьсот тысяч за сотрудничество. Ты сможешь пригласить к жене самых лучших докторов. Подумай.
Он молча опускает глаза. Я продолжаю медовым голосом:
— Ты согласен?
— Да, черт побери! — гремит он.
— Прекрасно. Я знал, что мы поймем друг друга.
Он смотрит мне прямо в глаза и тем же резким тоном говорит:
— Оставьте ваши комментарии при себе. Что я должен делать?
— Ты пойдешь в тюрьму.
— Что?!
— Я тебе сейчас все объясню. Ты пойдешь в Санте и там подружишься с Франсисом Кайо. Ты знаешь его?
— Нет.
— Это друг Бюиссона. Ты войдешь к нему в доверие и узнаешь, как выйти на Бюиссона. Ты должен войти с ним в контакт, с Бюиссоном. После этого я тебя выпущу.
Робийяр ничего не говорит и молча покидает кабинет, опустив плечи.
Я никогда еще не был до такой степени гнусен и противен сам себе.
Все готово. Матье Робийяр в качестве заключенного проникает в Санте по обвинению в укрывательстве преступников, участвовавших в нападении на инкассаторов Патронного завода.
Получив «добро» судебного следователя и прокурора, я ввел в курс дела начальника тюрьмы. Поимка Бюиссона стоит того, чтобы нарушить закон…
Я оставил Матье в канцелярии тюрьмы. Он не ответил на мое прощание и не повернул головы.
Мне остается только надеяться, что он безупречно сыграет свою роль.
39
Во время прогулки Франсис Кайо сразу заметил новенького, идущего в хвосте шеренги. Поравнявшись с ним, Франсис бросает ему сигарету. Охранник делает вид, что ничего не заметил. Матье Робийяр быстро подбирает «Голуаз», сует се в карман пиджака и взглядом благодарит Франсиса.
В камере Матье вытряхивает из сигареты табак и достает послание. Оно лаконично: «Завтра пристройся сзади меня».
На следующий день Матье ловко пристраивается за спиной Франсиса. Тот шепчет ему:
— Что слышно о «малыше»?
Матье делает вид, будто не понимает, что речь идет о Бюиссоне.
— Я не знаю никакого «малыша».
— Это Эмиль, — выдыхает Франсис.
— Я не знаю Эмиля, — упрямится Матье.
— Ты что, не знаешь Бюиссона, черт тебя побери?
— Нет, не знаю, — отрезает Матье. — Что тебе нужно от меня?
Поведение Матье вполне понятно Франсису и вызывает его одобрение. Он настаивает.
— Жаль, — вздыхает он, — мне бы хотелось услышать о нем новости. Похоже, что его друзья Болек и Жуайе сидят под замком…
— Вот и обращайся к ним, — советует ему Матье.
Он доволен собой, тем, как естественно сыграл свою роль. Франсис смиряется: Матье не из болтливых, и потому, как он держится, ясно, что лучше его не трогать.
После заключения Матье прошло уже две недели, и время начинает казаться ему бесконечно долгим. С возрастающим беспокойством он думает о своей жене и о том, вынесет ли она этот удар. В дверях его камеры поворачивается ключ.
— В приемную, на беседу, — говорит охранник.
Шаркая ногами, Матье следует за охранником в приемную для адвокатов. Его ждут двое полицейских: один мощного сложения с кукольной головкой, другой седовласый с изборожденным морщинами лицом. Они пришли по делу в Этрета.