Гангстеры

— Господи, не дай ему умереть.

«Дворники» скрипят по лобовому стеклу, не успевая счищать с него снег с дождем, обрушивающийся с новой яростью.

— Подъезжаем, — вздыхает Жо.

В эти слова, произнесенные разбитым голосом, он вкладывает все свое отчаяние. Автомобильные фары освещают грязные улицы, низкие враждебные домики, площадь перед мэрией, каменную лестницу, ведущую к церкви. Снова начинаются загородные места. Наконец на берегу вырисовывается приземистый силуэт домика Буржуа. Выключив мотор, Аттия открывает дверцу и выпрыгивает из машины. Его ноги хлюпают по огромной луже.

— Я предупрежу Эдуарда! — громко кричит он Бухезайхе, стараясь перекричать завывание ветра. В темноте по колено в грязи он подходит к решетчатым воротам и нажимает на кнопку звонка. Волосы его прилипли ко лбу, одежда намокла от дождя. Дрожащей рукой Жо снова нажимает на звонок. На втором этаже дома загорается свет, затем освещаются лестница и крыльцо дома. Наконец дверь открывается, и Жо узнает фигуру Буржуа, пристально всматривающегося в темноту. Аттия кричит ему, но ветер относит его слова в сторону. Буржуа спускается с крыльца, и в тот же миг его поглощает мгла. Втянув голову в плечи и скрестив руки на груди, Жо терпеливо ждет. Буржуа, закутанный в военный плащ, недоверчиво спрашивает:

— Кто там?

— Это я, Жо Аттия! Открывай.

Буржуа подходит еще на несколько шагов, и Жо видит в его руке револьвер, наведенный на него. Буржуа узнает наконец своего друга и убирает оружие. Когда он открывает ворота, он замечает машину «скорой помощи».

— Кто в машине? — удивленно спрашивает он.

— Лутрель. Быстро приготовь комнату и позвони Бурели. Пусть срочно выезжает.

Они вносят Пьера.

Проходит час. На улице ветер соперничает в ярости с дождем, затопляющим окрестности. В салоне первого этажа, обставленном старой дешевой мебелью, Лутрель лежит на диване, прикрытый безобразным покрывалом в красно-розовых цветочках.

Воздух пропитан запахом псины. Буржуа растопил углем печурку, которая слабо дымит. Лутрель хрипит. Аттия кусает губы, с нетерпением ожидая прибытия врача. Дано, стоящий на коленях перед Лутрелем, промокает салфеткой бледное, вспотевшее лицо Пьера. Бухезайхе неподвижно сидит в стороне, повернувшись спиной к окну.

Наконец входная дверь открывается, впуская ветер с дождем, затем с силой захлопывается. На пороге стоит доктор Бурели, отряхивает свою намокшую шляпу, вытирает о коврик подошвы и входит в комнату. Его взгляд останавливается на Лутреле. Доктор некоторое время стоит потрясенный, не в силах вымолвить ни слова. Когда дар речи возвращается к нему, он с трудом произносит:

— Что вы наделали!

Дано говорит Бурели:

— Мы хотели вырвать его из рук полицейских!

Возмущенный врач мрачно смотрит на Дано, подходит к Лутрелю и склоняется над ним. Точным движением он ощупывает синеватый живот больного. Доктор берет в руки концы обоих выступающих зондов, затем выпрямляется.

— Доктор, что с ним? — спрашивает Аттия.

Бурели отвечает не сразу. Он снова опускает глаза на вздутый живот, накрывает его полами пижамы, потом покрывалом и говорит:

— Он умрет, Жо.

Немногие люди верят в окончательный приговор, но Жо относится к этому меньшинству.

— Ничто не может его спасти?

— Нет. При транспортировке сместились зонды, которые мы вставили, чтобы обеспечить функционирование мочевого пузыря и кишечника. Теперь у него непроходимость кишечника.

Бурели молча смотрит на больного и добавляет:

— Чтобы его спасти, нужна новая операция. Необходимо срочно везти его в Мант и оперировать.

— Об этом не может быть и речи! — обрывает его Дано.

— В таком случае он умрет.

— В таком случае, доктор, мы больше в вас не нуждаемся.

— Позвольте! — Бурели возмущается поведением Абеля. — Вы что, дадите ему спокойно умереть? — обращается он за поддержкой к Аттия и Бухезайхе. — Он умрет в страшных муках. Жо, скажи же что-нибудь.

— Уезжайте, доктор, — решительно говорит Аттия. — Мы сами разберемся.

32

В Маутхаузене Аттия видел смерть каждый день и каждую ночь. Часто люди падали и больше не поднимались. Он видел остекленевшие глаза, устремленные в небытие или на Бога своих надежд.

Бухезайхе тоже часто видел смерть, но зачастую он же ее и провоцировал. Он видел, как пытали кричащих, харкающих кровью людей. Он видел, как вылезшие из орбит от невыносимых страданий глаза неожиданно застывали, а по телу проходила предсмертная судорога, после чего пленник испускал последний вздох.

Дано тоже часто видел смерть и был ее виновником, просто нажимая пальцем на курок…

Но ни один из них еще не видел смерти друга, поэтому они чувствуют себя растерянными, подавленными своей беспомощностью. Пьер бредит, он произносит отрывистые, бессмысленные фразы, в которых все чаще звучат два слова: «Мне плохо». Они молча ждут, порой мысленно предаваясь воспоминаниям, от которых их отвлекают стоны и судороги умирающего. Лутрель начинает хрипеть. Он дышит прерывисто, его глаза полузакрыты голубоватыми веками. Приближается конец. Рот Пьера открыт, ему не хватает воздуха. Его пальцы судорожно впиваются в обивку дивана. Лутрель испускает последний крик, последний хрип. Последние различимые слова, которые он произносит: «Мне страшно».

Друзья переглядываются. Пьер умер.

Ветер неожиданно стихает, а туман почти рассеивается. Четыре часа утра, но за окном темная ночь. Мамонт крестится, не сдерживая рыданий. Бухезайхе складывает руки умершего на груди. Аттия закрывает ему глаза. Он снимает свой галстук с цветами французского флага и повязывает его на шею Лутрелю. Стоящий в дверях Эдуард Буржуа спрашивает:

— А что теперь?

Первым из замешательства выходит Бухезайхе, вероятно, как наименее привязанный к Лутрелю. Он советует:

— Остается только привязать какую-нибудь тяжесть к его ногам и погрузить в Сену.

— Никогда! — возмущается Аттия. — Пьер будет похоронен по-христиански.

— Я полностью согласен с Жо, — говорит Дано, с трудом превозмогая отчаяние. — Но где? Эдуард, посоветуй, где выкопать ему могилу?

Буржуа достает из буфета бутылку коньяка и четыре рюмки. Разливая коньяк, он предлагает:

— Можно похоронить его на острове Жиллье, в ста метрах отсюда. Мы перевезем его в моей барке.

Все кивают, затем выпивают коньяк.

— Пойдемте, — говорит Бухезайхе. — Мы должны покончить с этим до рассвета.

Буржуа удаляется в сад за лопатами и заступами. Затем в сопровождении Абеля он направляется к берегу, к деревянному настилу. Жо и Жорж заворачивают труп в покрывало и несут к плавучему доку.

Тело Пьера кладут на заднюю скамью барки, между Дано и Аттия, поддерживающими его. Бухезайхе с лопатами и мотыгами сидит впереди. Буржуа садится за весла.

— Отдавай швартовы, Жорж, — командует Буржуа.

Эдуард налегает на весла, барка быстро удаляется от дока. Слышатся только плеск воды о корму и поскрипывание весел в уключинах. Вдали вырисовывается темный силуэт острова. Борясь с кильватерной струей, Эдуард причаливает в маленькой бухточке. Бухезайхе берет шест и медленно выводит барку на берег.

Четверо мужчин высаживаются, погружаясь по лодыжки в мокрую землю, взбираются на покрытый кустарником холм. Мамонт несет на плече тело Пьера. Буржуа освещает темноту лучом фонаря в поисках подходящего для захоронения места. Он останавливает свой выбор на дереве с голыми ветвями, раскинувшимися в виде креста. Дано кладет тело Пьера у подножия ствола. Буржуа подвешивает фонарь на ветку. Все молча принимаются за работу. Абель неистово долбит землю заступом, словно хочет отомстить ей за то, что она отнимает у него лучшего друга. Мужчины, не давая себе ни секунды передышки, методично отбрасывают лопаты жирной земли.

— Годится! — говорит Аттия.

Выкопанная яма имеет два метра в длину и метр в глубину. Они оставляют инструменты, потирая затекшие ладони. Абель подходит к трупу, поднимает его и несет к яме. Бухезайхе подхватывает ноги Лутреля, помогает уложить его в могилу. Аттия поправляет покрывающий тело саван, выпрямляется и скрещивает на груди руки.