Страница 4 из 34
Прозаическое творчество Франса на своем первом этапе противопоставляло социальной неправде, в сущности, только гуманистические идеи и идеалы. Хотя такому, несколько отвлеченному, рассмотрению жизненной неправды острая ирония Франса и придавала воинствующий, порою — резко памфлетный (как в книгах о Куаньяре) характер, — все же идеи и идеалы излюбленных персонажей Франса противопоставлялись действительности как бы со стороны, из некоего прекрасного далека.
«Современная история» знаменует собою существенный перелом и в характере социальной критики Франса, и в характере его гуманистических идей. Четыре тома этого произведения — «Под городскими вязами» (1897), «Ивовый манекен» (1897), «Аметистовый перстень» (1899) н «Господин Бержере в Париже» (1901) — складываются в обширную энциклопедию всех пороков буржуазного общества, с такою циниченской выразительностью заявлявших о себе во Франции конца XIX века. Если даже в книгах о Куаньяре наблюдения франсовского героя над жизнью высказывались по поводу пускай многочисленных, но все же довольно разрозненных эпизодов французской жизни, то профессор Бержере делается в своем городе сначала свидетелем яростной борьбы за епископский престол, выходящей далеко за пределы чисто церковных интересов и втянувшей в себя все силы реакции, а затем, особенно по приезде в Париж, попадает в самую гущу событий, связанных с «делом Дрейфуса» и всколыхнувших всю Францию 90-х годов. «Современная история», по сравнению с предшествующими книгами Франса, обогатилась множеством разнообразных человеческих типов — их в этой тетралогии наберется около полусотни, притом со многими из них Бержере встречается не случайно, а постоянно, самое же главное — эти образы живут более самостоятельной жизнью, чем в прежних книгах Франса.
Меняется здесь и привычный франсовский стиль. Ирония по-прежнему составляет его главную особенность, но сама ирония приобретает новые черты. Негодующий сарказм, обнаженная злободневность, острота и целеустремленность памфлета, злой гротеск, резкая, плакатно-наглядная пародия — вот эти новые черты.
Важные изменения претерпел и излюбленный франсовский герой — гуманист. Не утратив родства с Сильвестром Бонаром и Жеромом Куаньяром, столь же преданный идеям Ренессанса и Просвещения, такой же защитник человечности и враг всяческого мракобесия, профессор Бержере куда более решительно восстает против мрачных сил своей современности, — недаром в последнем томе тетралогии он, любитель книжной премудрости и комментатор античных авторов, выступает в газетах с публицистическими статьями, где возмущенно комментирует «дело Дропфуса», как показатель глубокого нравственного и политического падения Третьей республики. Для борьбы с извращенным социальным строем уже мало было того обще гуманистического идеала, каким довольствовался, например, Бонар, — и для профессора Бержере гуманистический идеал конкретизировался как идеал социалистический. Конкретизировался, правда, не до конца: социализм Бержере — это преимущественно мечта о будущем, притом довольно туманная. Однако очень существенно само обращение героя «Современной истории» к социализму. В этом отношении образ Бержере вполне автобиографичен, — статьи А. Франса в газетах 90-х годов с несомненностью свидетельствуют о пробудившихся в нем социалистических симпатиях.
Новый этап франсовского творчества, открывающийся «Современной историей», ознаменован выходом в свет таких его произведений, как «На белом камне», «Кренкебиль», «Остров пингвинов», «Боги жаждут», «Восстание ангелов» и др.
В книге «На белом камне» (1905) центральное место занимает новелла «Вратами из рога или вратами из слоновой кости», приписанная автором некоему Ипполиту Дюфрену и создающая картину социалистического будущего. Эта картина в основном воплощает то представление о социализме, какое несколькими годами раньше усвоил себе Бержере. В возможности социалистического будущего Дюфрен далеко не уверен. Свидетельством служит само заглавие новеллы: согласно греческой мифологии, сновидения, летящие к человеку через врата из рога, — пророческие, а через врата из слоновой кости — ложные. Знаменательно и то, что в книге «На белом камне» новелле Дюфрена предшествует новелла «Галлион», вложенная в уста Ланжелье, — именно по поводу «Галлпопа» Франс говорил, по свидетельству Н. Сегюра: «Что мне кажется удачным, это вывод рассказа, заключающийся в том, что никому не дано предвидеть будущее»[6].
Вместе с тем после «Современной истории» мысль о социализме все настойчивее вставала в сознании Франса — скептика, возжаждавшего социальной правды. Франс близок был в этот период с Жоресом и другими французскими социалистами. Он обращался к проблемам социализма в своих публицистических статьях, объединенных в двух книгах «Социальных суждений» (1902) и в книге «К лучшим временам» (1906).
Выросшие из гневного отрицания капиталистического строя, социалистические симпатии Франса, в свою очередь, укрепили его во враждебном отношении к капитализму, еще обострили в нем зоркость сатирика.
Зоркость и непримиримость сатирика поддерживались в нем и присущим ему издавна демократизмом, еще углубившимся в этот период. Если в «Литературной жизни» (1888–1892) Франс не раз высказывал уважение и любовь к своему народу, восхищался народным творчеством, то в «Жизни Жанны д’Арк» (1908) он преклоняется перед народным героизмом. Защита прав человека, которую Франс, вместе со своими излюбленными персонажами, всегда считал долгом каждого гуманиста, теперь приобретает характер борьбы против бесправия бедняка («Кренкебиль», 1903).
«Остров пингвинов» (1908) — это подлинный триумф франсовской сатиры. Писатель отважно атакует здесь моральное и политическое разложение, бесчеловечность, скудоумное ханжество в сочетании с наглым цинизмом, расистский и националистический дух, подменивший любовь к своему народу, атакует безудержный колониализм и многие другие отвратительные черты капиталистического строя, и делает это гораздо решительнее, чем раньше.
Не ограничиваясь современностью, Франс устремляет свое внимание к самым основам эксплуататорского строя, к его историческим истокам. Меньше, чем где-либо раньше в творчестве Франса, обращение к истории служит для него отдыхом от современности. В предисловии к «Острову пингвинов» писатель, якобы от лица Жако Философа, сам говорит о неразрывном единстве исторической и злободневной тематики этой книги.
Роман Франса осуществляет снятие всяких прикрас с истории и современности. По-прежнему Франс неистощим здесь в искусстве разоблачительной иронии. Она играет в «Острове пингвинов» всеми своими алмазными гранями. К подтачивающей иронии Вольтера присоединяется сокрушительная ирония Рабле. Вольтеровский язвительный смешок не раз сменяется раблезианским раскатистым хохотом. Рабле был для Франса самым любимым писателем французского Возрождения. Автору «Гаргантюа и Пантагрюэля» посвящена статья 1889 года, вошедшая затем в «Литературную жизнь», ему посвящен и целый цикл лекций, прочитанных Франсом в Буэнос-Айресе в 1909 году. В своем художественном творчестве Франс еще до «Острова пингвинов» нередко отдавал дань сатирической традиции Рабле; особенно чувствуется это во вставном рассказе «Современной истории» — «О трублионах, объявившихся в государстве», — рассказ якобы выписан профессором Бержере из книжки, опубликованной в 1538 году (напомним, что эта дата почти совпадает с выходом в свет двух первых книг «Гаргантюа и Пантагрюэля»).
Буффонная фантастика Рабле, его изобретательные издевательства над самыми, казалось бы, неприкосновенными понятиями, незыблемыми установлениями, его великолепное озорство при создании образов и ситуаций — все это нашло отражение во франсовском «Острове пингвинов», и уже не в отдельных эпизодах и некоторых особенностях стиля, а в основном замысле и во всей художественной природе книги.
Главные темы «Острова пингвинов» определяются уже в Предисловии, где Франс дает сжатую, как кулак, злую пародию на официальных историков. На последующих страницах Франс и подвергает безжалостной проверке весь набор их реакционных идей. Возникновение собственности, общественного порядка, сословий, религиозных легенд, войн изображается в «Острове пингвинов» так, что меткая насмешка сатирика рикошетом попадает в самые устои современного ему капиталистического общества.
6
Nicolas Segur, Dernieres conversations avec Anatole France, P. 1927, p. 92.