Человек перед Богом

Вот о чем пост нам говорит еще с одной стороны. Подготовительные недели к посту нам говорили, как нам продумать себя, как нам освободиться от того, что нас делает рабами, что нас привязывает к земле — как животное можно привязать к дереву: слепота в рассказе о Вартимее; тщеславие в рассказе о Закхее; самодовольство, уверенность в своей праведности в рассказе о фарисее; бесчувственное наше отношение к Богу и к людям, когда мы все готовы взять, пусть даже это расстроит или разрушит самые святые отношения, чтобы быть свободными жить без закона, — как в рассказе о блудном сыне. Потом приходит рассказ об Адаме, о его падении; и мы себя так легко можем узнать, потому что трагедия Адама, трагедия человека в том, что он потерял Бога. И мы все в таком состоянии; сколько бы мы ни жили верой, мы еще не живем тем единством с Богом, той радостью, когда ничто нас не может вырвать из руки Божией, оторвать нас от Божественной любви. Бог нас такой любовью любит, но мы этого не умеем ни ощутить, ни вместить. Мы разделены; мы в полутьме, в сумерках; и мы призваны войти в полноту света.

И вот почему Церковь нас призывает посмотреть на себя, приготовиться, разорвать те связи, которые нас делают рабами: слепоту, тщеславие, самодовольство, гордыню, бесчувствие, неспособность простить и поэтому быть прощенными, неспособность понимать, что мы от Бога отделены. Ведь бывают только редкие, дивные мгновения, когда мы чувствуем, как мы едины с человеком, когда вдруг все преграды падают, когда этот человек и мы составляем одно: одно чудо любви, радости, ликования, торжества. Но как редки бывают подобные моменты по отношению к Богу!

И вот в течение этого поста мы должны помнить, что мы вступили в весну, что это время, когда мы должны расцвести, раскрыться во всей красоте, во всей славе, во всей радости, в чудесности красоты — нашей красоты; потому что каждый из нас — икона, образ Божий, и дело поста — эту икону, которую мы собой представляем, обновить. Ведь подумайте, что было бы, если бы кому-то из нас вручили древнюю, святую икону, намоленную, которая через столетия прошла любимой и потом была осквернена человеческой злобой, человеческим неверием, человеческим небрежением: как бы мы ее приняли? С какой жалостью и с каким благоговением, как трепетно мы бы к ней отнеслись; если бы мы заметили ее раненность, ее изуродованность, то это ранило бы наше сердце. Мы не смотрели бы на нее, как на жалкое произведение искусства, которое можно теперь выбросить, потому что его уже больше не стоит сохранять; это — святыня. Как бы мы заботились о том, чтобы ее предохранить от дальнейшего гниения, распада. И как бы мы искали или человека, или наставления, чтобы ее обновить.

Мы, каждый из нас, являемся Божией иконой, образом Божиим; и мы должны на себя смотреть как на таковой. Но, Боже мой! — какие мы жалкие, испорченные иконы! Как мы повреждены! Как мы изуродованы! Каким небрежением, какой ненавистью, каким безразличием мы изуродованы, каким незнанием! И вот в Евангелии нам открывается первообраз: Христос. Он говорит: Взгляните на Меня! Я — единственный, подлинный Человек. Я — единственный настоящий Человек; потому что настоящий человек — это такой человек, который соединен с Богом неразрывно и неразлучно, который Богом пронизан, как железо может быть пронизано огнем; человек, который сияет Богом, подобно мечу, вложенному в огонь и сверкающему, пылающему жаром. Христос нам говорит: Взгляните на Меня: вот что вы собой представляете; вот какими Я вас хочу видеть; вот ради чего вы созданы!.. Ради этого разве не стоит сбросить с плеч холодность и освободиться от того, что нас делает темными, тяжелыми, бесчувственными?

Готовиться к посту надо было усиленно в течение подготовительных недель; но теперь нам надо взглянуть на то, что Бог совершает над человеком; надо вглядеться во Христа. Надо вглядеться в Него, как смотрятся в зеркало — но не в кривое зеркало, которое показывает нам наше уродство, а в зеркало, которое вдруг чудесным образом выправляет все уродливое в нас и говорит нам: смотри! Смотри в свои глубины: вот каков ты! Неужели ты не хочешь стать таким?

Пост — весна духовная; время, когда должны отпасть старые листья, когда должны быть срублены иссохшие ветки, когда все мертвое должно не только умереть, но быть сожженным, чтобы осталось только живое. Вот к чему нас призывает пост, вот о чем речь идет. И когда мы думаем о наших усопших, мы должны их видеть в этом свете: во Христе. С их телом, превратившимся в прах, отпала земля — осталась только вечность. Однако эта вечность тоже не является полнотой; и мы не напрасно молимся об их вечном упокоении. Но наша молитва не имеет никакого смысла, никакой силы, если она как бы не доказана Богу тем, что все светлое, все подлинное, все благородное, что мы увидели в усопших, мы восприняли в наше сердце, как земля воспринимает зерно, и что всеми силами — пусть они будут малые — нашей души мы стараемся это благородство, эту красоту вечную воплотить в жизнь. Мы должны бы быть в состоянии сказать: Господи! Смотри — он умер, она умерла; но во мне живет все, что было святое, вечное и истинное в этом человеке; и если я принесу какой-либо плод, это будет плод его жизни, ее жизни… Разве не дивно думать, что мы можем так прожить, что в день Страшного суда сможем сказать Господу: Боже! Все хорошее, что во мне есть — не мое; что не Твое собственное, то принадлежит тем, кто для меня был образом, кто был наставником, путеводной звездой; возьми это от меня — а я останусь с одной только радостью, что я принес плод и что Ты можешь ликовать о нем.

Я хотел бы, чтобы вы задумались о посте именно как о весне, когда все обветшалое отпадает, когда зарождается новая жизнь. Тургенев в Рудине говорит: есть люди, которые подобны слабым кустам, в которых осенью и зимой вымирает жизнь, и они начинают жить только весной; но посмотрите на крепкий дуб: только когда пробиваются новые ростки, отпадают старые листья… Вот о чем говорит нам пост.

Давайте сделаем усилие, чтобы все, что в нас есть живого, истинного, подлинного, святого, вечного, пробилось, как новая листва пробивается весной. И поскольку весной нет уже места обветшалому, мертвому, иссохшему — все, что есть грех, что смертно, все, что не войдет в тайну любви и ликования, должно вымереть в нас, чтобы мы стали теперь уже живыми вечной жизнью, — пусть только зачаточно, но вечной жизнью.

Обновление в себе образа Божия

В первой беседе я говорил, что нам надо вырваться из тьмы или сумерек для того, чтобы устремиться к свету и войти в свет, из смерти войти в воскресение, из первого Адама стать живым членом, живой частью Нового Адама — Христа. Как это сделать?

Вы, наверное, все помните слова Спасителя, что свет и во тьме светит, и тьма, которая неспособна его принять, все же бессильна его заглушить, задушить. Если вы вспомните, что я говорил об иконе — поврежденной, оскверненной, изуродованной, и о том, как к ней можно отнестись, то я думаю, что путь не так сложен. В каждом из нас запечатлен образ Божий. Вы, верно, помните евангельский отрывок, где Христос говорит Петру: Отдавайте кесарю то, что принадлежит ему, а Богу — то, что принадлежит Богу (Мф. 22, 21). Это было сказано в момент, когда Спасителю показали монетку с отпечатленным образом римского императора, спрашивая, надо ли отдавать дань кесарю. И Его ответ такой ясный: то, что запечатлено образом кесаря, отдавай ему; но есть нечто, на чем лежит печать Самого Живого Бога, и это принадлежит Ему безраздельно, принадлежит Ему и только Ему. И вот мы являемся тем, на чем лежит эта печать образа Божия, и Ему Одному мы принадлежим.

С другой стороны, вы, может быть, помните, как Ефрем Сирин призывает нас вести нашу духовную жизнь. Он пишет, что, сотворяя человека, Бог вкладывает в его глубины все Царство Божие, и задача жизни заключается в том, чтобы рыть вглубь и дойти до той глубины, где это Царство Божие находится. В нас оно схоронено, и надо его из этих глубин вызволить.