Страница 25 из 86
Володя пренебрежительно фыркнул:
— Сомневаюсь! Мало ли кто сейчас мог назваться «Синим дьяволом»… Например, для того, чтобы поводить милицию за нос.
— Ну ты даешь!… — Фомин усмехнулся. — Полчаса назад ты вообще ничегошеньки не знал о радиохулиганах, а теперь рассуждаешь с апломбом.
— Погоди, не перебивай! Значит, вот для чего ты зашел к Анкудиновым. Ты подозреваешь, что Женя и есть «Синий дьявол»? И что кражу совершил Васька Петухов? Погоди, погоди… Тут есть над чем поломать голову. Ты заметил, как Женя тебя испугался? И потом он явно не хотел пускать нас в фотолабораторию. Кстати, он наверняка ходит в кружок к Шарохину. А что, если…
— Сменил бы червя, — благодушно пробурчал Фомин. — Рыбы его давно обсосали, пока ты философствуешь.
— Проверим! — Володя эффектно взмахнул удочкой. На крючке бодро извивался целехонький червяк. — Вот видишь, Фома, тут все в порядке! — Володя развернулся слишком лихо. Крючок залетел в камыш и зацепился намертво. — В каждом расследовании возникают свои тонкости, — невозмутимо продолжал Володя, пытаясь высвободить крючок. — Могу ли я считать, что ты обратился ко мне за советом? Или даже за помощью?
— Я? К тебе? — Фомин вскочил, лодка угрожающе качнулась. — За советом?! Ты с ума спятил!… Да ты что дергаешь! — заорал он. — Дергаешь зачем?
— Спокойно! — Володя с величайшим удовольствием применил любимое слово лейтенанта Н. П. Фомина. — Не волнуйся! — Володя положил удочку поперек лодки и обеими руками потянул за леску.
— Витькина удочка! Японская леска! Английский крючок! Витька мне голову оторвет! — Фомин торопливо тащил из воды камень, служивший якорем, и одновременно подгребал рукой.
Лодка медленно перемещалась к берегу. По бортам прошуршали стебли камыша, днище взбуровило ил. Володя перегнулся и высвободил крючок.
— Все в порядке. Прощай! — Он спрыгнул на берег.
Фомин сел на весла и яростно погреб к другому берегу.
III
Поднявшись наверх, Володя сел передохнуть у лаза. На обозримом участке реки он уже не обнаружил лодки.
«Хорошо, что Фома убрался, — сказал себе Володя. — Он мешал бы перенестись мысленно в семнадцатый век».
Из-за деревьев, склонившихся над рекой, выплыла стая гусей. Володя пересчитал — семь белогрудых. С высоты казалось, будто возвращаются из дальнего плавания величавые старинные ладьи.
Володя перевел взгляд за реку, в засиненную даль. Темной стеной стоял заповедный монастырский лес. К нему подступало клином ржаное жнивище, уставленное снопами. Ближе к реке расстилались монастырские заливные луга с изумрудной сочной травой…
И вот вышли из реки семь коров тучных. И после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотью. И съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных… И проснулся фараон!…
Володя ожесточенно затряс головой.
Исчезли луга, исчезли коровы фараона.
На противоположном низком берегу стояло бесчисленное войско. Над зелено-сизыми шеломами распростерлось радужное сияние. Володя протер кулаками глаза. На противоположном берегу искусственный дождик поливал совхозную капусту. Володя вспомнил, что Путятинский совхоз славится высокими урожаями овощных культур. Современное высокомеханизированное предприятие! Ольга Порфирьевна, несомненно, обрадуется, что есть возможность завершить экскурсию по монастырю чем-то современным. Но удастся ли в обмен на современную капусту получить разрешение Ольги Порфирьевны на пересказ библейского сна фараона?
Володино воображение тут же нарисовало его разговор с директором музея.
Он. Ведь мы же преподаем в школе античную мифологию. Вам не кажется, что с точки зрения нравственности похождения Зевса более чем сомнительны? А учителя заставляют детей изучать, сколько жен было у Зевса и сколько незаконных детей…
Ольга Порфирьевна. Но мифы — часть великой исчезнувшей культуры.
Он. Ну и что? Зачем они нам сегодня?
Ольга Порфирьевна (начиная выходить из себя). Вы сами прекрасно знаете, зачем! Без знания мифов не разберешься в сюжетах классической живописи! Пушкина не поймешь!
Володя (обрадованный). Прекрасно! Однако в классической живописи есть и Христос, и божья матерь, и тайная вечеря… Современному культурному человеку необходимо знание легенд христианской религии. Взять хотя бы тех же семь коров тучных и семь коров худых. Речь идет о пророчестве, что страну ждут семь урожайных лет и семь неурожайных.
Ольга Порфирьевна. Когда вы наконец избавитесь от привычки умничать и щеголять эрудицией? Идите, Киселев, и подумайте над тем, что я вам сказала из самых добрых чувств.
Он (уходя). Всего трудней доказать очевидное.
На этом придуманный Володей разговор закончился. «Но самое смешное, — сказал себе Володя, — состоит в том, что я действительно заведу с ней такой дурацкий спор».
Вернувшись из мечтаний па грешную землю, он обнаружил, что сидит на краю мусорной кучи. Сюда, в лаз, выбрасывали всяческий хлам. Володю всегда возмущали стихийные урбанистические свалки по берегам рек, по склонам оврагов, у полевых дорог и на лесных просеках. Возмущали и удивляли. Что за фантастический подбор предметов! И кому занадобилось везти куда-то вдаль от жилья кузов битого кирпича, десяток искореженных унитазов, проржавелую ванну?
В свалке у монастырской стены его внимание привлек обломок железобетонной плиты. Какой богатырь и по какому обету принес этакую тяжесть сюда?
Остальные предметы оказались попроще. Неплохо сохранившаяся железная с завитушками кровать, возможно, XIX век, интерьер фабричной казармы. Затем ржавый остов велосипеда «Орленок», мечты Володиного детства. Громоздкий полированный ящик выпотрошенного телевизора. Пара мужских резиновых сапог… А это что? Целая груда банок из-под растворимого кофе! Банки совершенно новенькие. Володя мог поклясться, что таким кофе никогда не торговали в магазинах Путятина. Он встал, поднял одну из банок. Фирма «Нестле», поставлявшая свой товар в Россию еще до революции.
С отвращением Володя запустил банкой в сторону реки, туда, где прятался Фомин. Мало того что этот горе-следователь использовал сегодня Володю как прикрытие при сборе компрометирующих сведений о жильцах бывшего монастыря, из-за Фомы интеллигентный человек ни с того ни с сего начинает копаться в отбросах!
«Вот уж действительно, — сказал себе Володя, — с кем поведешься, от того и наберешься! А банки… Что банки? Их накопили где-то в кафе, в столовой, только и всего… Загадка четырех пропавших фотоаппаратов окажется такой же примитивной, — рассуждал Володя. — Их украли оболтусы, прогуливающиеся по вечерам на пятачке в широких брюках, украшенных понизу золочеными цепочками. Для Фомы прекрасный случай отличиться и еще раз попасть в заметку «Будни милиции». Он подозревает в краже вернувшегося из колонии Петухова или его младшего брата Ваську, который год назад безобразничал на средних волнах под кличкой «Черный пират». Фома мыслит предельно просто, по шаблону, — продолжал рассуждать Володя. — Год назад некий «Синий дьявол» припугнул разоблачением «Черного пирата», то есть Ваську Петухова. Васька перестал выходить в эфир с нецензурными словесами. Теперь тот же «Синий дьявол» бросает в эфир, что ему известен вор, похитивший в клубе фотоаппараты. Фома делает отсюда вывод, что в краже замешан Васька Петухов. Он намерен через Ваську выйти на старшего брата. Фома явно проговорился о своих планах, отпуская окуня-малька: «Пришли старшего брата!» Но тогда при чем тут хитрая плотвичка?»
— Но постойте! — вслух произнес Володя. — Постойте, следователь Фомин! Ваш «Синий дьявол» — Женя Анкудинов или кто-то другой — враг он Петухову или друг? Вот тут-то и возникает зацепочка для ума, привыкшего открывать нешаблонные пути. Если враг, то зачем «Синему дьяволу» остерегать «Черного пирата»? Если друг, то зачем ему наводить милицию на Ваську Петухова?! При этом не исключено, — напомнил себе Володя, — что кто-то другой мог воспользоваться кличкой, которую — а это многим известно! — милиция в свое время не раскрыла. Но на глупую шутку новое появление «Синего дьявола» не похоже. Нет, это ни в коем случае не шутка! Это очень серьезно!