Комендант Транссиба

— Разбирайте их, — президент Евразии посторонился в тамбуре, давая дорогу мужикам, неловко шагнул, упал и тут же заснул.

Разговор по душам

В салоне «Головастика» учёные беседовали с шаманом, прибывшим с делегацией Батырбая. Данияр пил чай, подливая понемногу коньяк в свой стакан. Отпил чайку, долил коньячку, отпил, долил, стараясь так, чтобы уровень в стакане не понижался.

— Интересно вы употребляете напитки, — улыбнулся биолог. Сам он пил домашний самогон из бражки на рябиновом варенье. — Неужели вкусно?

— Я же ещё до ужасов этих в армию сходил, — Данияр откинулся на спинку дивана и рассмеялся. — Жил тогда в Волгограде. Помню, забрали меня аж на Тихоокеанский флот. На Камчатке служил, в морских частях погранвойск. Там и научился.

— Неужели пограничники чай с коньяком вот так пили? — не поверил чистивший горячекопчёную нельму физик. Он только что вернулся с улицы и принёс три готовые к поеданию большущие рыбины. Все присутствующие в салоне прямо занюхались сказочным ароматом и с нетерпением ожидали, когда же можно будет вкусить нежной лососины. Руки физика быстро и умело снимали рыбью шкуру. На ней под светом бра искрились жиринки.

— Нет, конечно, нет, — Данияр отпил и снова долил коньячку. — Это дембеля показали. Называется «Адмиральский чай». Дружок у меня Федя Урнов, баталером был на ПСРК — 74 «Сахалин». Вот мы с ним, когда в запас уволились, этого адмиральского чаю с красной икрой и крабами, напились до ужасов в Петропавловске на Камчатке. Молодые были, глупые, весёлые.

— А вы где в Волгограде жили? — физик осторожно, чтобы не порвалось ароматное нежное мясо, отделил от хребтины изрядный кусок и подал шаману. — Я там лет пять назад воевал.

— Да вы что? — Данияр взял рыбу, нюхнул и улыбка на его морщинистом лице разъехалась до ушей. — Пивка бы сейчас, литра по четыре на брата! Нету пива у вас?

— Хорошее пиво труднее водки сделать, — биолог осторожно взял кусочек нельмы. — Кстати, когда вернёмся, надо будет попробовать заняться его производством.

— Я в Волгограде жил на улице Быстрова, 54, — Данияр вытер жирные руки салфеткой и отхлебнул своего чайку. — Там недалеко ещё речка бежала, Отрада. Дом такой, панельная пятиэтажка.

— Мы от обстрела прятались на берегу речки какой‑то, — физик осмотрел салон. Все не спеша вкушали нельму, тогда он позволил и себе взять ранее отложенный рыбий хвост. — Может, и была эта Отрада. Не знаю названия, но жизнь она нам спасла. Правда, Вова Михальчук не успел добежать до овражка, где она текла, споткнулся и осколок ему, всёк прямо в висок.

В окно салон — вагона постучали, давали сигнал, что готова ещё одна порция рыбы. За время стоянки бойцы конвоя наловчились её ловить, понаделали коптилок, мангалов и наслаждались муксуном, судаком, той же нельмой. На кухнях готовили наваристую уху, стряпали рыбные пироги. Несмотря на постоянную опасность нападений хмаринских, многие, свободные от службы, постоянно бегали на Иртыш, то сетки или жерлицы проверить, то с удочкой посидеть, благо, что кузнецы из ремонтного поезда понаделали мормышек и балансиров вдоволь.

— Так вот, — Данияр отпил ещё глоточек своей смеси, почмокал, определяя вкус, и не стал больше доливать коньяк в свой стакан. — Отлично заварился чаёк. Про парня этого, Манжуру. У него ауры нет. У всех есть, даже у травы и птиц и той же рыбы. А у него нет. Он как камень.

— Как же так? — биолог выпрямился, потом навалился на стол и простучал по нему пальцами обеих рук. — Он не человек, что ли?

— С виду человек, — шаман вздохнул. — Но я таких людей не видел. Биологического поля не чувствую и не вижу совсем. А он улыбается, разговаривает. Кровь у него есть?

— Есть, — главврач конвоя вступил в беседу. — Уколы ему ставили, анализы брали. Всё нормально. У него даже почки асимметрично, как и бывает иногда. Одна выше, другая ниже. И простужался он. Никаких странностей.

— Я вас попрошу, — прокашлялся пивший просто чай контрразведчик Рамзан. — Давайте договоримся, что наш разговор здесь останется. Дело‑то серьёзное рисуется. Хорошо?

Ему не ответили, кивнули молча.

— У вас много странного, — шаман оглядел присутствующих. — Когда наши парни впервые увидели ваши поезда, они не удивились тому, что вагоны висят в воздухе. Решили, это магнитная подушка. И они до сих пор так считают. А я увидел, и даже растерялся. Я не знал, что их можно увидеть мне. А у вас их Манжура видит, кинологи чувствуют. Я поражён и растерян. Я тоже вижу камов.

— А кто это? — Лаврентьев подался вперёд. — Я где‑то слышал это слово.

Данияр хотел отхлебнуть своего адмиральского чайку, но передумал, и отодвинул стакан в сторону. Чуть наклонившись в сторону, достал из бокового кармана своей лилового шёлка ферязи серебряный портсигар, вытащил из него самокрутку и прикурил от бензиновой зажигалки. Все молчали, предчувствуя новость, какой они не ожидали ни в коем случае. Контрразведчик еле сдерживался, чтобы не сорваться с места, бежать, доложить Львовой и арестовать Манжуру. Он не был злым человеком, не имел предубеждения против него, но вколоченный годами служебный долг шептал, что пора действовать, брать, ловить, пресекать, давить информацию.

С трудом подавив свои желания, контрразведчик удивился своему эмоциональному всплеску. Ведь ничего не произошло, ничего ещё не ясно. И Рамзан приготовился слушать степного шамана. Но тот, неожиданно для всех, ничего не разъяснил, а принялся сам расспрашивать.

— А откуда взялся Манжура? Когда вагоны встали на воздух? Что при этом происходило?

Его любопытство вскоре удовлетворили. Данияр помолчал и глубоко вздохнув, пожал плечами.

— Я по — прежнему ничего не понимаю, — он загасил окурок в пепельнице. — То, что это камы, я не сомневаюсь. Мне на Алтае про них говорили два года назад. А на каком мосту они появились?

— Это не мост, — ответил геолог. — Это плотина гидроэлектростанции. Правда, саму ГЭС надо чинить. Вода в Каме перенасыщена железом. Это турбинам вредит. Там и так из северных болот железо тащило, так ещё из затопленных угольных шахт последние лет тридцать его валом понесло.

— Как река называется? — внезапно охрип шаман. Рука его дернулась в конвульсии, толстые пальцы ударили по стакану и «адмиральский чай» выплеснулся на полированную столешницу. Блики от бра заиграли на ней ярче.

— Кама, — удивлённо ответил физик.

— Как это оказалось просто, — Данияр развёл руками. — Как просто.

Тут он успокоился, потребовал чаю, коньку и начал говорить, не спеша, иногда хватаясь за голову.

Вариант шамана

Из гималайских ледников вырывается водный поток; впитывая в себя соседние речки, прорывая горы, стремительно выкатывается на равнину Индостана. Растекаясь по ней, он становится медленным, неспешным, умиротворённым. Перед южным океаном всё более многоводная река дробится и распадается на множество русел и стариц. Этот поток индусы зовут Гангом.

По нему души умерших созданий поднимаются вверх, в Гималаи и взлетают, окутывая собой планету. И без особой задержки вновь возвращаются обратно, давая начало жизни человеку, рыбам, травинкам, зверям и всему живому. Этому круговороту миллиарды миллиардов лет. Каждая душа это память прошлого, опыт былых веков, постоянно обогащающийся и меняющийся. Их столько, сколько на планете живых существ. Меняя оболочку, вид и внешнюю форму, они всякий раз при этом окунаются в Ганг.

Таких потоков, по которым беспрестанно текут души, на Земле несколько. Но люди знают только про Ганг. Остальные забыты. Но они сохранили свои названия, данные им теми, кто знал их предназначение. Кама — река, подобная Гангу. По ней также плывут вверх души тех, чья оболочка утратила крепость. Само слово «Кама» означает в переводе с древних языков «проводник в мир духов». Отголоски, обрывки эти наречий сохранились в Сибири. Там называют «камами» шаманов, могущих провести души в иное состояние. Известны слова «камлать», «камлание» и другие, связанные с этим.

— Ну так это буддизм, что ли? — геолог развёл руками. — Всем известно, что души переселяются из человека в краба, из слона в ромашку и так далее. Точнее, это одна из версий.