Эволюционер

— Я понял, что предложено мне, Ваше Высочество, — кивнул головой барон, — И ценю щедрость предложения. Могу я теперь услышать, что бы Вы хотели взамен?

— Я понимаю, что вы действуете в первую очередь в интересах рода фон Келлеров. И недавние события показали как далеко вы готовы зайти в случае конфликта интересов. Я бы хотела исключить такие ситуации в будущем.

— Я внимательно слушаю, Ваше Высочество.

— Когда Вы вошли сюда, я сказала, что собираюсь говорить с политиком фон Келлером, а не с офицером фон Келлером. Однако, политик может взять слово обратно, а офицер, принесший присягу, как мы, увы, увидели, может истолковать ее несколько слишком гибко. Так что ни с одним из них я договариваться ни о чем не могу.

Пока Люсиэль говорила, барон хмурился, но продолжал слушать. А она продолжила после паузы:

— Поэтому я хочу от вас слово чести прусского барона Вальтера фон Келлера, что вы никогда не будете действовать мне во вред.

— Лично вам?

— Мне и императорской фамилии Рубреи.

Если и раньше барон сидел будто проглотив аршин, то сейчас он вообще стал подобным памятнику, который ставят на площадях. «Надо вот в таком виде памятник и сделать,» — машинально подумала Люсиэль, и тут же одернула себя, — «Что за чушь лезет в голову? Какой еще памятник?» Тем временем барон пришел для себя к какому-то выводу и спросил:

— Ваше Высочество, вы в полной мере понимаете, что вы просите, и готовы взять на себя вытекающие взаимные обязательства?

— Разумеется, вам по-прежнему будет оказываться покровительство императорского дома, которым вы и раньше не были обижены, если Вы об этом, барон.

Мгновение поколебавшись, барон поднялся с кресла, встал на одно колено, и, отцепив кортик, протянул его принцессе на вытянутых руках. Она отставила чашечку с кофе, и встала перед ним, приняв оружие.

— Я, барон фон Келлер, маркграф Бранденбургский, глава рода фон Келлеров, — произнес Вальтер, — клянусь никогда не выступать против принцессы Люсиэль Рубрины или императорского дома Рубреи, принимать их сторону и поддерживать их начинания, в обмен на их дружбу и покровительство.

— Я, принцесса Люсиэль Рубрина, от имени императорского дома Рубреи, принимаю Вашу клятву и обещаю дружбу и покровительство, — ответила она, протянув кортик обратно.

Барон с поклоном принял оружие, прицепил его обратно на пояс и поднялся на ноги. Люсиэль уселась обратно, указала фон Келлеру на его кресло, и спросила:

— Чай, кофе, коньяк?

— Спасибо, у меня еще есть кофе. И, мне кажется, пришло время для коньяка.

* S13 Барон Вальтер фон Келлер, адмиральский салон на Люсиэли

Входя в адмиральский салон Вальтер не ожидал ничего хорошего. Его явно раскрыли, иначе события не развернулись бы столь радикально, обыграли по всем пунктам, и чуть не убили, хотя почему-то и пожалели в последний момент — в случайности он в таких случаях не верил. Логично рассуждая, его сейчас ждал выговор и пинок под зад. По крайней мере он сам бы так и сделал.

Поэтому, когда его усадили в кресло и предложили кофе, он вовсе не вдохновился внешним дружелюбием. Да, конечно, все будет чинно, прилично и вежливо. Он и не ожидал, что принцесса императорской фамилии будет отчитывать его в присутствии посторонних или кричать на него как уличная торговка. По той же причине отказался и от коньяка. Праздновать нечего, а надраться можно и потом, с одиночку. Недаром у него сохранилось несколько бутылок отличного Stedten Jägermeister'а[14] Своего, из поместья, сделанного по древним рецептам еще того, исходного, из специй с материнской планеты и ныне культивируемых в контролируемой среде для элитной кулинарии. Покойный Курт постарался. Вот заодно и за упокой выпью, подумал он, вежливо отвечая:

— Благодарю, Ваше Высочество, кофе, — ответил он, — Коньяк, возможно, подойдет немного позже.

Но вот дальше началось неожиданное. Когда он понял, что его по-прежнему хотели бы видеть в составе экспедиции и капитаном Роттенура, он от удивления даже спросил почему. Надо сказать ответ озадачил его еще больше. Нет, понятно, что рубрейцам совершенно не сдались разборки в Вейстляндии по поводу возможностей, которые открыл бы контакт с совершенно новой цивилизацией. И тут фон Келлеры могли очень основательно помочь. Непонимание вызывало то, что фон Келлеры на этом бы еще и очень много выиграли бы. Очень очень много. То есть, его не только прощали, но еще и давали изрядный подарок, которого, как Вальтер это отлично и сам знал, он совершенно не заслужил. А значит от него хотят чего-то. Чего? Не мучаясь зазря, он просто спросил в лоб:

— Я понял, что предложено мне, Ваше Высочество, — кивнул головой барон, — И ценю щедрость предложения. Могу я теперь услышать, что бы Вы хотели взамен?

Ответ его снова озадачил. Оказывается, ему хотели бы опять доверять. Как это физически возможно, Вальтер совершенно не мог представить. Тем более, что ему тут же очень внятно обьяснили почему ни как вейстляндскому политику, ни как конфедеративному офицеру, ему доверять не только не собираются, но и не могут. Причем с этим он как раз был полностью согласен. И вот тут-то его и огорошили.

— Поэтому я хочу от вас слово чести прусского барона фон Келлера, что вы никогда не будете действовать мне во вред.

— Лично вам? — уточнил Вальтер, скорее, чтобы дать себе время собраться с мыслями, поскольку он и так отлично знал ответ.

— Мне и императорской фамилии Рубреи.

Тут надо пояснить, что хотя титулованные особы и занимали очень специальное место в политической жизни Вейстляндии, сами по себе титулы были упразднены много-много времени назад и играли роль лишь постольку, поскольку за ними стояли деньги, влияние и сила. Именно поэтому Вальтер практически никогда не упоминал приблудившийся к его семье значительно более высокий титул маркграфа, и даже в официальных ситуациях, упоминал его вторым. Барон фон Келлер, глава рода фон Келлеров и связанными с ними как нитка с иголкой Майеров, представлял собой силу, влияние и деньги. А случайно полученный титул маркграфа — нет. Среди успешных политиков и бизнесменов почти не осталось наследников древних родов, и именно это приносило им в любой политической кампании аромат древней рыцарскй эпохи, который так будоражил воображение избирателей. И именно это заставляло остатки выживших аристократических родов свирепо следить за соблюденем друг другом древних традиций и законов чести.

Нет, с простонародьем они могли делать, что хотели, а вот друг перед другом… Нарушивший древний кодекс чести в отношении других титулованных особ подвергался остракизму и травле в прессе, предназанченной для плебса. Такое решительное размежевание с нарушившими слово только добавляло популярности в народе клубу аристократов — надо же, своих не жалеют! — и приводило отступников на край катастрофы. Заодно резко сокращая число желающих попробовать это на своей шкуре.

Опять же повторюсь, с простонародьем можно было творить, что придет в голову, но между своих… Нет, попади Вальтер в такую заваруху, он бы еще пободался. Вот только он не собирался в нее попадать. Так уже его воспитали, что негласный кодекс чести аристократа был для него безусловной ценностью, как это ни парадоксально звучит, учитывая что во времена, когда титулы играли осмысленную роль, тот же самый кодекс чести аристократа нарушался направо и налево. Но это тогда, много-много лет назад, а вот теперь, когда он стал на государственном уровне пустым звуком, символом принадлежности к элитному клубу, никоим образом официально не связанном с государственной машиной, и настало его время.

Именно поэтому слово прусского барона фон Келлера, пожалуй, что и действительно было серьезной гарантией. А уж нарушение вассальной присяги, и вовсе смертным приговором благополучию фон Келлеров-Майеров. И если Вальтер правильно понял, именно это ему сейчас и предлагали.

Вот только, вассальная присяга предполагала немалые обязанности со стороны лорда тоже. Так что, он скорее выигрывал приняв ее. Сильно выигрывал. Настолько сильно, что непонятно было, с чего бы это вдруг. Открытая ассоциация с императорской фамилией Рубреи делала фон Келлеров чуть ли не святыми и наместниками Бога на Земле в глазах бундестага Вейстляндии. Да, придется играть по рубрейским правилам, но в конце концов, фон Келлеры всегда отличались тем, что делали бизнес в белых перчатках. Для всего остального были Майеры. Вот, один раз с Фенекой, он изменил этому правилу, и проиграл. Сказывается отстуствие опыта, усмехнулся он мысленно. Это тебе не ковбои, которые в таких играх не то, что собаку, не одну стаю волков скушали. Так что, ограничения свободы будут мягко говоря условными, тем более, что после этого у него вряд ли возникнет идея раскачивать Конфедерацию. Это могло придти в голову одному из хозяев Вейстляндии, но никак не одному из хозяев Конфедерации, которым он в этом случае становился.

14

В России исходный напиток известен как Егерьмайстер.