Страница 7 из 33
Спускаюсь по улочкам на площадь Джумаята. Останавливаюсь у античного стадиона, где восстановлены часть амфитеатра и арены. Сейчас там кафе, тихо и уютно, а когда-то стадион сотрясал рев толпы. Я видел найденные неподалеку древние монеты с изображениями сцен борьбы, атлетов, увенчанных лавровыми венками. Здесь устанавливались стелы с именами победителей состязаний, на которые собирались самые быстрые, ловкие, мужественные юноши из всех римских провинций.
Сейчас видна лишь малая часть стадиона. Раскопки обнаружили помещения, где содержались дикие звери — сохранились даже их кости. Остался ход, через который львы выбегали на большую арену. А с другой стороны на арену выталкивали рабов и пленников. Публика замирала в ожидании кровавого зрелища...
Спустя века на этом месте разыгрались трагические события во время тысячного митинга рабочих, поднявших голос против безработицы и голода, против политики буржуазного правительства. Во время его разгона было много жертв. Случилось это 19 ноября 1919 года. В истории это событие осталось как «кровавый митинг». Среди погибших были рабочие и с табачной фабрики...
...Я иду по улице Ивана Вазова, сладкий запах табака плывет в воздухе. Улица старая, и некоторые корпуса табачной фабрики тоже старые, но внутри — новейшее оборудование, автоматические линии. У входа нас встречает секретарь комитета Димитровского комсомола комбината «Родопи» Росица Тачева. Она ведет какими-то улочками и переходами между корпусами, со всеми встречными здоровается, всем успевает отвечать — с кем-то шутит, кому-то выговаривает. Мне на память приходят слова французского поэта-романтика Альфонса Ламартина, посетившего когда-то Пловдив (тут есть даже «дом Ламартина»): болгарки «красивы, энергичны, грациозны».
Монолог Росицы Тачевой
— Вот вы нашли нас по запаху табака. Старые рабочие говорят, что и в начале века табачный аромат плыл от фабрики по всему городу. Табачников узнавали по запаху и на демонстрациях, где их всегда было много. После «кровавого митинга» на площади Джумаята место расстрелянных коммунистов заняли новые борцы.
Мы многое знаем о погибшей Крыстевой. Она родилась в бедной семье работницы с нашей фабрики, устроилась на табачные склады совсем девчонкой. В Рабочий молодежный союз вступила в шестнадцать лет, укрывала у себя первого секретаря РМС Иорданку Николову. Боролась с фашистами, находясь в подполье, а в 1943 году после провалов организаций РМС отважная девушка тайно ушла из Пловдива в партизанский отряд.
Мы часто встречаемся с бывшими партизанами. После их рассказов у нас так и стоит перед глазами картина мученической смерти Крыстевой. Враги публично пытали ее: ослепили, резали грудь и убитую оставили на площади — вроде как в назидание...
Мы часто выезжаем на табачные плантации. Нет, без принуждения — лучшие едут. До рассвета выходим, каждый ломает листья в свой чувал — кто больше. С удовольствием работаем на «комсомольской территории» в подсобном хозяйстве, там и огород, и фруктовые сады. Отдыхать, конечно, тоже любим. К 8 Марта открыли молодежный клуб — строители сдали его досрочно.
Очень любим наш город. Считаем, что мы одно целое со старым Пловдивом. Знаете, с Холма молодежи исчезло редкое растение, совсем пропало. Так его отыскали в другом месте, привезли сюда и высадили на южном склоне холма. Наши зеленые патрули заботятся о деревьях, чистят парки от сучьев. Осенью собираем каштаны, разные плоды, лекарственные растения и обязательно высаживаем саженцы.
У молодых много любимых мест на Тримонциуме, но последнее время мы ходим в восстановленный античный театр.
Вот наступает неделя Пловдива, приезжают гости, смотрим национальные танцы, рученицу да хоро, постановку Пловдивского драматического театра. Показывали «Антигону», а я почему-то опять вспомнила, как стоически переносила пытки наша Крыстева...
Перебирая в памяти фамилии старожилов, которые могли бы «изнутри» показать старый Пловдив, секретарь горкома партии первым назвал Атанаса Крыстева.
— Бывший мэр старого города, живая история,— добавил Френгов серьезно и уважительно.
Бывшего мэра найти, понятно, труднее, чем действующего, и для начала я принялся разыскивать на крутых, узких улочках Тримонциума «Фракию» — филиал Национального института памятников культуры.
На очередном подъеме я остановился и вдохнул полной грудью прохладный воздух — резкий в своей свежести, терпко-горьковатый от дыма. У калиток лежали мешки с углем. По весеннему времени пловдивские хозяйки протапливали печки.
И тут, подняв глаза, я увидел на стене двухэтажного дома густого черного цвета вполне прозаическую доску с названием института. Внутри здания на одной из дверей висела табличка: «Проектная мастерская». Хозяйка мастерской Румяна Пройкова, видя, как я оглядываю деревянную отделку большой комнаты с резным потолком, поясняет: жилой дом купца Драгана Калоферца середины XIX века. На столах громоздятся рулоны — планы городских районов, чертежи построек, наметки реставрации, реконструкции старого города.
В центре стола — макет охраняемой зоны Пловдива. Притягивает взгляд светлое пятно античного форума рядом с массивным зданием почты.
— Вечная проблема,— вздыхает Румяна Пройкова,— симбиоз старого и нового города. Как найти равновесие между законсервированными или реставрируемыми древними объектами и бурно развивающимся современным городом? Попробуйте сохранить античные колонны и аркады под неумолимым натиском гигантских магистралей и коммуникаций, взламывающих все на своем пути. А так хочется — и это надо,— чтобы город воспринимался как единое целое. Чтобы каждый мог взойти на Тримонциум и увидеть в центре античный форум, гармонически связанный и со стадионом, и с базиликой, и с античным театром...
К античному театру мы отправились с архитектором Верой Коларовой. Зная о моем желании встретиться с Атанасом Крыстевым, она пообещала: «Обязательно встретим. Он целыми днями бегает по старому городу, все воюет»...
Снова крохотные улочки, на которых дома — как маленькие крепости: стоят за решетками оград, за дубовыми воротами, а кровли чуть не касаются краями. Узорчатые расписные фасады с балкончиками и карнизами, подпираемыми консолями. Многогранные прозрачные эркеры, иногда на всю высоту дома. Остроконечные крыши, увенчанные шпилями с жестяными флажками. Заманчиво было проникнуть за какую-нибудь ограду, увитую зеленью и цветами, и осмотреть такой домик вблизи.
— Вполне осуществимое желание,— улыбается Вера Коларова.— Тем более что владельцы этих домов — состоятельные купцы Георгиади, Коюмджиоглу, Недкович, торговавшие по всему свету,— хотели показать не только свое богатство, но и вкус. С начала XIX века болгарские зодчие — талантливые архитекторы, опытные каменщики, одаренные живописцы, искусные резчики по дереву — приступили к строительству домов в стиле барокко. Этот период получил название эпохи болгарского Возрождения...
Заходим в «Дом Балабанова» — его восстанавливал известный архитектор, защитник старого города Христо Пеев. Это пловдивский дом «симметрического типа» — их потом стали строить по всей Болгарии: по бокам большого зала симметрично располагаются четыре комнаты.
На втором этаже салон, именуемый «хайет», служил для приема гостей: их слух услаждал оркестр, размещавшийся за деревянными перильцами. Теперь там стоит концертный рояль: в доме даются концерты, проходят выставки художников.
От боковых комнат салон отделяют деревянные колонны, подпирающие решетчатый потолок. Обычно потолки все резные, часто в центре изображается солнце с расходящимися в стороны лучами.
Мебель, привезенная из европейских стран, отражала вкусы хозяев: тяжелые буфеты с кручеными колоннами, напольные часы, зеркала с купидонами, диваны с зеркальными спинками. Барокко, рококо, ампир...