Страница 19 из 36
— Ну ладно, так и быть на этот раз, — со вздохом согласилась миссис Вертхайм. — По случаю гостей. Но ты ведь знаешь, как ты мучаешься от несварения.
И, прежде чем Козима успела открыть рот, миссис Вертхайм вышла из комнаты.
— Какая бесстыдная ложь! — сказала Козима. — У меня в жизни не было несварения. Ни единого раза. Она это говорит, чтобы унизить меня.
— Не принимайте это близко к сердцу, — сказал Шейн. — У меня, признаюсь, много раз было несварение.
— Да, но вы — мужчина! — топнув ногой, воскликнула Козима. — Мужчине всё можно. Не то что девочке. Ох, если бы я была мужчиной!
— Ну-ну! — сказал Шейн. — Вы же взяли верх над вашей тётей. Вам дадут кусок пирога.
— Да, это верно, — сразу утешилась Козима.
Дик никак не мог решить, была ли Козима вправду самой красивой девочкой на свете или ему это казалось: до сих пор он ещё ни разу не вглядывался ни в одну девочку. И он дал себе слово внимательно рассматривать всех, кого он встретит, чтобы собрать материал для сравнения.
— Сыграй нам, Козима! — крикнула миссис Вертхайм из коридора.
— Не хочу! — отозвалась Козима. Потом она обратилась к Дику и Шейну: — Я раз слышала человека, который замечательно играл на фортепиано. Он изображал грозу, и это была настоящая гроза. Но как я ни стучу по клавишам, у меня всё равно так не выходит, хотя, — добавила она с гордостью, — однажды я даже порвала струну.
— Пожалуйста, сыграйте нам что-нибудь, — сказал Шейн, опередив Дика, который тоже хотел попросить Козиму об этом, но был обескуражен её явным отвращением к фортепиано. — Только не грозу, а что-нибудь помелодичнее.
— С удовольствием.
Козима подошла к инструменту, села на табурет, сгорбилась и подняла руки, плотно прижав локти к бокам и неуверенно растопырив пальцы. Она громко и очень тщательно отбарабанила песню: «На ней был веночек из роз».
— Отвратительно, правда? — спросила она.
— Да нет, что вы, милая барышня. Так же красиво, как и ваше личико, — ответил Шейн. — Именно эту песню я люблю слушать после драки с полицейскими и солдатней. Сыграйте её нам ещё раз.
Козима снова заиграла, — так же тщательно и без всякого выражения.
— Помоги мне накрыть на стол, Козима! — позвала миссис Вертхайм.
— Не хочу! — ответила Козима.
— Я очень голоден, — бросил вскользь Шейн.
— Ах, бедняга, вы голодны? — Козима вскочила с табурета. — Сейчас помогу тёте побыстрее управиться с ужином.
Она выбежала из комнаты.
— Забавное существо. — Он снисходительно покачал головой. — Девочка, — что с неё возьмёшь!
Дик воззрился на него, потрясённый тем, что человек может быть так слеп.
Глава 15. Восстание
Следующий день прошёл так же приятно. Невозможность принять участие в сходке старателей на холме Бэйкери огорчила Дика меньше, чем огорчила бы в прежние дни, когда рядом с ним не было Козимы. Зато Козима очень волновалась и хотела тайком удрать из дому.
— Я переоденусь мальчиком, — предложила она, — а ты снова оденься девочкой, и нас никто не узнает.
— Правильно, не узнают, — заметил Дик, — и меня не пустят на сходку.
Кенворти вернулся домой, не дождавшись окончания сходки, и рассказал Дику, что старатели водрузили на флагштоке знамя восстания — Южный Крест. Оратора, призывавшего действовать только увещеваниями, чуть не разорвали на клочки. Старатели были разгневаны и полны воли к действию. На сходке было принято несколько резолюций. В одной из них осуждались слова помощника главного судьи в Мельбурне, который назвал порочной и преступной борьбу английских и ирландских рабочих за лучшие условия жизни.
Потом явился Шейн. Он рассказал об остальных резолюциях. Старатели избрали исполнительный комитет Лиги Реформ. Был составлен протест против поведения военных, которые вводили в мирные посёлки отряды солдат с примкнутыми штыками и приказывали полицейским и солдатам стрелять в народ, не прочитав предварительно вслух закон о мятежах. Была также осуждена вся система выдачи лицензий. Старатели единогласно решили сжечь все лицензии и наотрез отказаться от новых. Что сможет сделать правительство с десятками тысяч нарушителей закона о лицензиях?
— И мы их действительно сожгли, — рассказывал Шейн. — Вам бы надо было посмотреть, как проклятые бумажки летели в огонь — сотни и сотни этих бумажек! Неплохо было погреть руки у такого костра. И конечно, старатели во всех других крупных поселениях последуют нашему примеру. Пришёл конец тирании военщины.
— А как, по-твоему, отнесётся к этому правительство? — спросил Дик.
— Придётся им на всё согласиться не поморщившись, — ответил Шейн. — Что они ещё могут сделать?
— Нет, они не подумают соглашаться, — спокойно возразил Кенворти. — Всё не так просто. Кого поддерживает правительство? Английских землевладельцев. Кто входит в законодательное собрание? Ставленники правительства и представители скваттеров — людей, которые заграбастали всю землю и во что бы то ни стало желают сохранить за собой свои огромные поместья. Они будут бороться с вами до последней крайности. Дело не в том, что нравится полицейским и солдатам, а в том, что им прикажут делать.
— Ну и что же из этого следует? — спросил Шейн.
— Боритесь и победите! — Кенворти хлопнул Шейна по спине. — Я с вами до конца.
При таком обороте событий Дик почувствовал к ним новый прилив интереса. Ему хотелось знать, что предпримут власти. На следующее утро Козиму отправили за покупками и за новостями. Вернувшись, она сообщила, что полиция и солдаты предприняли новую проверку лицензий, ещё более беспощадную, чем в прошлый раз. Старателей арестовали скопом, прогнали по всей долине и обошлись с ними грубее, чем когда бы то ни было.
— Я слышала такую страшную историю! — продолжала Козима. — Её рассказал в лавке один человек. Священник. Он рассказал, что отправил своего слугу отнести собранную среди благотворителей еду голодающим старателям. Полиция арестовала слугу, хотя он вовсе не был старателем. Он слабый калека и поэтому попросил, чтобы его не тащили через всю долину, а отвели прямо в суд, и тогда конный полицейский свалил его на землю и избил. В конце концов суд приговорил его к пяти фунтам штрафа, а когда священник заплатил их, слугу снова вызвали в суд и обвинили в нападении на полицейского и снова приговорили к пяти фунтам штрафа.
Диком овладела утихшая было ярость. Он шагал взад и вперёд по комнате.
— Я не могу оставаться здесь, когда кругом происходят такие события! — сказал он. — Пусть меня узнают, но я должен идти.
Козима подбежала к нему, обняла и расцеловала.
— Мой герой! — воскликнула она и тут же окатила Дика холодной водой, добавив: — Я бы хотела расцеловать вас всех!
Дик поспешил к холму Бэйкери. Отряды полицейских и солдат, предшествуемые цепями стрелков и охраняемые с флангов кавалерией, построившись в боевые порядки к югу от правительственного лагеря, шли теперь на прииски. Старатели отступали, временами останавливались, но задержать противника не могли. Взяв пленных, полицейские вернулись в лагерь. К тому времени, когда Дик добрался до холма Бэйкери, там уже снова развевалось синее, усеянное серебряными звёздами знамя повстанцев.
На холме Дик увидел толпу людей, полных энтузиазма.
Питер Лейлор, не расстававшийся с винтовкой, стоял на пне, откуда произносились речи, и кричал:
— Стройтесь, ребята!
Старатели торопливо сбегались, держа в руках такое оружие, какое им удалось раздобыть, и, повинуясь словам и жестам Лейлора, строились в длинные неровные ряды. Дик встал в ряд, самый близкий к Лейлору. Незнакомый человек заносил в книгу названия образовавшихся отрядов и имена их командиров.
Дик видел, как к Лейлору подбежал итальянец Рафаэлло. Лейлор взял его за руку и показал на группу невооружённых немцев и итальянцев.
— Синьор, мне нужен как раз такой человек, как вы. Скажите этим джентльменам, что, если они не могут раздобыть огнестрельное оружие, пусть каждый возьмёт кусок железа дюймов шести в длину и прикрепит к дубинке. Такой пикой они вполне смогут пронзить тиранов насквозь.