Страница 17 из 31
Здесь можно оценить, каким изощрённым образом система питания W врастает в глобальную систему общества и даже становится одним из главных его сочленений. Разумеется, само по себе отстранение от вечернего приёма пищи вовсе не представляет угрозы для жизни. В противном случае, на W давно бы уже не было спортивной, да и самой обычной жизни: и действительно, элементарный подсчёт показывает, что в лучшем случае, то есть во время классификационных чемпионатов, из общего числа 1320 Атлетов лишь 264 имеют возможность поужинать. После местных чемпионатов или отборочных состязаний их число уменьшается до 132, а по завершению Игр, их остаётся всего-навсего 66, то есть, ровно один из двадцати. Но в таком случае, большая часть Атлетов должна была бы пребывать в условиях хронического недоедания. Однако это вовсе не так: спортивный режим предусматривает три приёма пищи в день, первый — рано утром, до разминочного кросса, второй — в полдень, после тренировочных мероприятий, третий — в 16 часов, во время традиционного перерыва, отделяющего отборочные соревнования от финальных. Зато рацион всех кормлений подсчитан таким образом, чтобы диететические и энергетические потребности атлетов удовлетворялись не полностью. В нём почти отсутствует сахар и витамин В1 необходимый для усвоения углеводов. Иначе говоря, Атлеты пребывают в режиме постоянной недостаточности; который при более или менее продолжительном сроке угрожает серьёзно подорвать сопротивляемость мышечной усталости. А ужин победителей, со свежими фруктами, нежными винами, сушёными бананами, финиками, клубничным джемом, вареньем, шоколадом является, с этой точки зрения, настоящей углеводной регенерацией, необходимой для поддержания Атлетов в хорошей форме.
Явный недостаток этой методики состоит в том, что, благоприятствуя победителям и строго наказывая побеждённых в области, связанной с физиологическим состоянием соревнующихся, она рискует ещё больше увеличить разницу между атлетами и способствует возникновению некоей замкнутой системы: сегодняшние победители, вознаграждённые вечером дополнительным сахарным рационом, имеют все шансы и завтра оказаться победителями, и так далее: одни становятся всё сильнее и сильнее, а другие — всё слабее и слабее. Разумеется, это лишило бы соревнования всякого интереса, поскольку их результаты были бы, так сказать, предсказуемы. Дабы исправить этот недостаток, организаторы не предпринимали никаких специальных шагов; вместо того, чтобы запретить победителям выходить на стадионы на следующий день после победы (мера явно противоречащая самому духу жизни W) они предпочли, в очередной раз демонстрируя свою мудрость и глубокое понимание человеческой души, довериться тому, что они, посмеиваясь, называют природой. Опыт подтвердил правоту организаторов. Победителей не отстраняют от соревнований следующего дня. Но чаще всего они проводят перед ним бессонную ночь и возвращаются в корпуса только к утренней перекличке. На праздничном банкете они, изголодавшись по сахару, набрасываются на еду, объедаются, обжираются. Опьянённые своей победой, они отвечают на все тосты, поднимаемые в их честь, напиваются, мешая вина и ликёры, заваливаются под стол. Нетрудно понять, почему в этих условиях крайне редко случается, чтобы один и тот же Атлет добился победы два раза подряд. Победителю было бы благоразумнее воздержаться, исключить или, по крайней мере, ограничить возлияния, умеренно потреблять отобранные блюда. Но искушение чествуемых лауреатов столь велико, что устоять перед ним способен лишь редчайший, особо закалённый характер. Впрочем, никто их к воздержанию и не побуждает, ни Официальные лица, — которые ежеминутно призывают их осушать бокалы, — ни Спортивные руководители, которые, заботясь о команде в целом, заинтересованы в том, чтобы быстрая и регулярная смена победителей гарантировала максимальному количеству Атлетов необходимую энергетическую поддержку в виде этих вечерних трапез.
XIX
Колледж Тюренн, прозванный Колокольней, был довольно большим розовым зданием, вне сомнения, недавней постройки, и располагался чуть в стороне от Виллар, в каком-то полукилометре от Изморози; посетив его в декабре 1970 года, я с изумлением это обнаружил, поскольку в моих воспоминаниях он находился где-то невероятно далеко, куда никто не заезжал, куда не доходили новости, а переступивший его порог один раз, больше не переступал его никогда.
Колледж был религиозным заведением, руководимым двумя сёстрами (возможно, и в родственном и в религиозном смысле слова), которых я не столько вспоминаю, сколько представляю себе одетыми в длинные серые платья и с огромными связками ключей на поясе. Они были строгими и мало склонными к нежности. Школьный директор, напротив, был очень добрым, и я испытывал к нему чувство, близкое к поклонению; его звали отец Давид, он был францисканец или доминиканец, одетый в белую рясу, подпоясанную плетёным шнуром, на конце которого висели чётки. Какая бы ни была погода, он носил сандалии на босу ногу. Кажется, я помню, что он был лысым, и у него была большая рыжая борода. По словам моей тёти, он был крещёным евреем; вероятно, это он потребовал, чтобы меня окрестили, не только из желания меня защитить, но и из стремления обратить меня в христианскую веру.
Не знаю, как происходило моё религиозное воспитание; я совершенно забыл катехизис, который меня заставляли зубрить, если не считать того, что зубрил его с невероятным усердием и благоговением. Тем не менее, я исключительно чётко помню своё крещение в один из летних дней 1943 года. В то утро я дал обет бедности, то есть решил для начала пойти на церемонию крещения в своей повседневной одежде. Я удалился в закуток огорода, расположенного за колледжем, и едва успел погрузиться в молитвы, как вдруг явились обе директрисы в сопровождении двух нянечек. Они искали меня уже целый час. Меня схватили и, несмотря на все мои протесты, раздели, окунули в корыто с холодной водой и принялись грубо натирать хозяйственным мылом — или тем, что его заменяло в то время, после чего заставили облачиться в великолепную матроску. Моим единственным утешением было то, что я остался в носках, которые не имели в себе ничего церемониального.
Матроска принадлежала моему крёстному, бельгийскому мальчику, нашедшему убежище в Вилларе вместе со своей сестрой, которая стала моей крёстной. Как мне сообщили позднее, они были детьми фрейлины королевы Бельгии. Наверное, именно от них я получил по случаю крещения подарок: окаймлённое позолотой рельефное изображение Пресвятой Девы с Младенцем, которое я, воспользовавшись освобождением от уроков и усевшись на заднюю парту, весь остаток дня набожно созерцал, а вечером повесил над своей кроватью.
На следующее утро я вернул костюм крёстному, но моя набожность и вера оставались образцовыми, и отец Давид назначил меня религиозным старостой нашей палаты, возложив на меня обязанность давать сигнал к вечерней молитве и следить за тем, чтобы её читали правильно. Иногда по утрам мне дозволялось встать раньше других и присутствовать на мессе, которую с помощью всего лишь одного мальчика из хора отец Давид служил для себя и двух директрис в маленькой часовне со стилизованными картинами крестного пути. Её колокольня и дала колледжу прозвище. Самым сокровенным моим желанием было оказаться на месте этого мальчика, что было невозможно: сначала я должен был пройти первое причастие, затем торжественное причастие и наконец конфирмацию. Я знал семь таинств, и конфирмация казалась мне самым таинственным, возможно, потому, что она бывает лишь однажды (в отличие от причастия или евхаристии, и исповедания или епитимьи, которые могут быть чуть ли не ежедневными), а также потому, что её полная бесполезность (к чему подтверждать[8] то, что уже было объявлено посредством крещения?) сопровождается церемонией с участием настоящего иерарха Церкви, епископа, официального лица, важной персоны, как мне представлялось, персонажа почти исторического, и для меня неведомого, поскольку я не обращал тогда внимания ни на генералов, которых через полтора-два года уже считал своими идолами, ни на министров, ни на спортивных чемпионов, которые, впрочем, в те смутные времена почти не могли себя проявить.
8
…к чему подтверждать — confirmation (конфирмация от confirmer, подтверждать) (ср. с таинством миропомазания в православной вере).