Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 61

«Сейчас познакомимся с Павлом Яковлевичем Мишаковым», — сказал себе Володя.

Лена поднялась и пошла ему навстречу.

— Меня все еще не пускают. Говорят, что Саше лучше, а сами не пускают. Ему правда лучше?

— Намного! — Володя продолжал крутить руками колеса и остановился только перед скамейкой, где сидел пожилой мужчина.

На Володю он произвел впечатление очень робкого, затюканного. Неужели Павел Яковлевич, Богатый Мишаков, носит такой плохонький костюм неопределенного стариковского цвета, такой, жгутиком, галстук?

— Здравствуйте, — несколько смущенно произнес Володя. — Вы отец Лены?

— Это мой дядя, — покраснев, объяснила Лена, потому что сам дядя уныло молчал. — Папа в командировке.

— Очень приятно! — Володя поклонился.

Все встало на свое место. Анатолию Яковлевичу, Бедному Мишакову, вполне подходил облик неудачника — унылое лицо и робкое молчание. Он и дальше, за все время разговора Володи с Леной, не проронил ни слова. Напрасно Володя пытался его расшевелить. Анатолий Яковлевич так и не преодолел свою застенчивость.

Лена по-детски всхлипывала, слушая Володин — подробнейший! — рассказ о том, как Саша очнулся, как пришла Галина Ивановна, что говорила она и что отвечал Саша. Все очень подробно, вплоть до отказа Саши встретиться сегодня со следователем. При этом известии Лена ничем себя не выдала. Лицо Анатолия Яковлевича хранило уныние.

Под конец Володя спросил, не надо ли что передать Саше.

— Вот, пожалуйста. — Лена достала из сумки фирменный пакет, в каких продают импортные тряпки. Володя разглядел сквозь прозрачный пластик металлическую мыльницу, электробритву, футляр с зубной щеткой. — И скажите Саше, что у него дома все в порядке, хозяева кланяются.

Володя не спешил брать эту типичнейшую больничную передачу.

— Саше бритва пока не требуется. Он лежит, не встает, бинты снимут, наверное, не скоро. Вы успеете сами вручить. Завтра вас обязательно к нему пустят.

— Нет, пожалуйста, — она и умоляла и настаивала, — передайте сегодня, сейчас. И непременно скажите, что я была у него дома.

Ее «непременно» насторожило Володю. Он взял передачу. Даже пообещал махнуть Лене из окна. Сигнал будет означать, что ее поручение выполнено в точности, что Саша бодрствует и получил передачу.

— Обещайте, что вы махнете мне в ответ и пойдете домой.

Лена обещала.

Володя подкатил к ступеням главного входа, отыскал укромное место, чтобы поставить свой драгоценный экипаж, и поковылял на костылях в палату. Он нарочно не спешил, пока его было видно с улицы через стеклянную дверь. «Моя нога в гипсе, я передвигаюсь очень медленно». Но, оказавшись вне видимости, он зачастил костылями. На лестничной площадке второго этажа Володя остановился, огляделся и внимательно изучил содержимое пакета. Что запрятано в бритве? Ничего. В футляре для зубной щетки? Только зубная щетка. В мыльнице? Володе показалось, что кусок белого туалетного мыла был разрезан вдоль и что-то внутри положили. Попробовал разорвать половинки — не удалось. «Хоть перекусывай зубами!» — подумал он, и во рту сделалось до отвращения мыльно. Ничего не поделаешь — придется отдать Саше все как есть.

В палату он вошел не бесшумно. Нарочно погремел костылями, громко поприветствовал медсестру, сидевшую возле Горелова с вязаньем.

Забинтованная голова пошевелилась на подушке. Володя подскакал ближе.

— Вы не спите? Там внизу — ваша знакомая, ее зовут Лена. Она здесь утром была и сейчас пришла, но ее пока не пускают… Вы меня слышите? — Человек-невидимка поднял руку в подтверждение. — Лена принесла вам бритву, мыло, зубную щетку. Она просила непременно, — Володя голосом подчеркнул это слово, — непременно передать, что была у вас дома, там все в порядке, хозяева вам кланяются… — Володя поймал себя на том, что произносит обыкновенные слова с фальшивой многозначительностью. «Хозяева кланяются» прозвучало, как сакраментальное: «Здесь продается славянский шкаф?»

Торчащий из бинтов розовый лопушок сделался алым.

— Спасибо, — сказал Горелов тихо, но вполне четко.

Володя направился к окошку и подал условный знак. Лена по-современному, как в итальянском фильме, покачала рукой: «чао» — и пошла по главной аллее. Володя поискал глазами: где же Анатолий Яковлевич? Его уже не было, наверное, ушел раньше.

Больница готовилась ко сну. По палатам прошли медсестры с вечерними назначениями, с таблетками, каплями, ампулами и шприцами. Погас верхний свет в палатах, затеплились настольные притененные лампы. Володя лежал на спине. В его разгоряченном воображении прокручивался некий детективный сюжет.

Итак, Лена знала, что Саше угрожает опасность. Виктор в ту ночь угнал чужую машину и поехал именно на Фабричную. Павел Яковлевич Мишаков находится в отъезде. Лену в больницу провожает Анатолий Яковлевич, которому — это очень важно! — нравится Саша. Но Павлу Яковлевичу жених дочери не нравится, Богатый Мишаков против того, чтобы Лена вышла замуж за Сашу. Что мог натворить при таких обстоятельствах Саша Горелов, если учесть, что он смелый и самостоятельный? Допустим, решил поговорить с отцом Лены напрямик. Тот отказал наотрез. Тогда Саша… Не мог ли он узнать — случайно! — что-то о Павле Яковлевиче? Допустим, о каких-то темных делишках. Тогда он пригрозил отцу Лены: или не противьтесь нашему счастью, или… А тот!… Где уж тягаться Горелову с матерым дельцом!…

Володя долго не мог уснуть. Побаливала нога — сегодня ей досталось, хотя у Володи теперь есть средство передвижения. Он лежал тихо, не шевелясь, и ему казалось, что сосед тоже не спит, мучается мыслями. Но не спросишь, о чем думает Саша Горелов.

«Итак, все нити ведут к Павлу Яковлевичу, — бессонно маялся Володя. — Все, кроме одной. Павел Яковлевич не стал бы впутывать в опасное дело родного сына, а на Фабричной был именно Витя Мишаков… Или все-таки кто-то другой?…»

Володя заснул наконец, и ему приснился сон, будто за ним, опаснейшим преступником, гоняется не кто иной, как Фома. Володя прятался, залезал в водопроводные колодцы с чугунными крышками, в узкие каменные щели, в канавы с отбросами, но неизменно его настигал страшный враг — Фома. Надо было вскакивать, бежать, прятаться, втискиваться, припадать к земле. Володю гнало жуткое чувство, что за ним идет планомерная охота и его рано или поздно сцапают…

Даже проснувшись, поняв, что он ни в чем не виноват, что он не в канаве, а в чистой больничной постели, Володя продолжал какое-то время испытывать чувство страха.

— Козлятушки-дитятушки! А я коза, в бору была! — В дверь просунулась сияющая физиономия шофера Куприянова. — Ребята, я вам молока принес! — Он протиснулся в дверь с двумя полулитровыми банками в руках. — Пейте на здоровье, завтра еще принесу. — Куприянов поставил банки с молоком на подоконник, сел в ногах Володиной постели и горестно сморщился, глядя на забинтованную голову Горелова. — Здорово его саданули. И бросили, гады! Говорят, пацаны. Угнали чужую машину. Весь город так и гудит. Главный инженер Гнедин своего сынка выгородил, а другой пойдет под суд…

Володя испугался, что Куприянов сейчас возьмет и брякнет фамилию другого, но Куприянов фамилию не назвал — может быть, он ее и не знал.

Человек-невидимка на соседней постели беспокойно шевельнулся.

— Саша, вы не спите? — спросил Володя.

— Нет, — послышалось с соседней кровати.

— Пришел ваш спаситель. Это он ночью ехал по Фабричной и увидел вас.

— Чуть не переехал! — брякнул Куприянов.

Володя на него зашипел: думай, что говоришь! Куприянов встал, попятился к двери.

— Он уходит, — сообщил Володя человеку-невидимке.

— Я потом, — пообещал Куприянов. — Я завтра еще молока принесу. Козье очень полезно для костей, быстрее срастаются.

— Спасибо… — послышалось сквозь бинты.

— Поправляйтесь поскорее. Оба поправляйтесь! — Куприянов вышел и бережно прикрыл за собою дверь.

— Отличный мужик! — убежденно произнес Володя и признался невидимке, что с первого взгляда принял Куприянова черт те за кого.