Страница 97 из 228
зайцу проскочить через них, как на пульте у дежурного загоралась лампочка, указывавшая, в
каком секторе находится «нарушитель». Дальше стоял пятиметровый забор из толстенных
досок. В нем были сделаны окошки-амбразуры, у которых находились посты вооруженной
охраны. Затем — второй забор, немного пониже. Между ними были размещены морские
сигнальные прожекторы. Ну а около самого дома дежурила личная охрана — «девятка».
О болезненном отношении Сталина к проблемам собственной безопасности писал в
воспоминаниях Никита Сергеевич Хрущев. Конечно, относиться к ним как к стопроцентно
точному историческому источнику нельзя. Нужно сделать поправку на политические моменты
взаимоотношений Сталина и Хрущева и «генеральную линию» последнего на развенчание
культа личности, но эти воспоминания все-таки заслуживают внимания:
Я был раз свидетелем такого факта. Сталин пошел в туалет. А человек, который за
ним буквально по пятам ходил, остался на месте. Сталин, выйдя из туалета, набросился при
нас на этого человека и начал его распекать: «Почему вы не выполняете своих обязанностей?
Вы охраняете, так и должны охранять, а вы тут сидите, развалившись». Тот оправдывался:
«Товарищ Сталин, я же знаю, что там нет дверей. Вот тут есть дверь, так за ней как раз и
стоит мой человек, который несет охрану». Но Сталин ему грубо: «Вы со мной должны
ходить». Но ведь это невероятно, чтобы тот ходил за ним в туалет. Значит, Сталин даже в
туалет уже боялся зайти без охраны. Это, конечно, результат работы больного мозга.
Человек сам себя запугал. Но тут, видимо, и Берия руку приложил.
Так протекала жизнь в последние годы бытия Сталина. Я уже рассказывал, как он за
обедом буквально ни одного блюда не мог откушать, если при нем кто-либо из
присутствующих его не попробовал. У нас имелись излюбленные блюда, и повара хорошо их
готовили. Харчо было очень вкусное. Его брали все подряд, и тут уж Сталин не сомневался. А
что касается закусок, которые стояли на столе, то он выжидал, когда кто-то попробует.
Выждет какое-то время и тогда сам тоже берет. Человек уже довел себя до крайности и
людям, которые его обслуживали годами и были, безусловно, преданы ему, не доверял. Никому
не доверял!
Владимир Васильев, долгое время бывший телохранителем Сталина и знавший систему
охраны и порядки в среде сотрудников госбезопасности, рассказывал о происходившем более
взвешенно:
Тогда чрезвычайные меры предосторожности казались естественными. Нас все время
знакомили с ориентировками по тем или иным «диверсионным группам», которые якобы
охотились за Сталиным. Созданию этой атмосферы подозрительности и шпиономании
немало способствовал Берия, который то и дело появлялся на даче, устраивал проверки,
проводил инструктажи. В результате вполне, быть может, разумные меры
предосторожности доводились до полного абсурда. Например, во время торжественных
заседаний, которые проходили в Большом театре, помимо охраны вокруг здания, у входов и
выходов, за кулисами, зал буквально наводнялся сотрудниками органов безопасности. Порядок
был такой: три приглашенных — один агент. Не доверяли никому.
Подобная же картина была и во время правительственных приемов. Мы были
вынуждены изображать либо гостей, либо официантов. Сноровки по части обслуживания у
нас не было никакой. Поэтому иногда случались неприятные казусы. Помню, мой друг майор
Миша Клопов на банкете в Кремле в честь 70-летия Сталина — на сей раз была его очередь
изображать официанта — открывал шампанское. До тех пор делать это ему не доводилось, и
в результате жена министра связи оказалась облитой с ног до головы. Впрочем, на такие
вещи тогда мало кто обращал внимание. Нравы были простые — к концу банкета многие
гости лежали под столами, и их приходилось выносить буквально на руках…
Система охраны первых лиц в СССР была одной из лучших в мире, но генералиссимус,
по словам Васильева, относился к ней без особой любви:
Сам «вождь» охрану, готовую в любой момент отдать за него жизнь, прикрыть его от
пули своими телами, за людей явно не считал и, встречаясь, смотрел сквозь нас. Заговаривать
с ним было запрещено, и мы даже давали подписку, что не будем обращаться к нему с личными
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
176
просьбами. А попросить было о чем: большинство из нас жило довольно тяжело, мало чем
отличаясь от обычных армейских офицеров…
Надо сказать, за степенью нашей преданности «хозяину» постоянно следили. Я уже не
говорю о том, что проверялись и контролировались все внеслужебные связи, все знакомые и
друзья, «криминал» могли увидеть в чем угодно. Вспоминаю такой случай. Моя мама,
известная ленинградская портниха, еще в 1939 году как-то сшила платье для жены финского
консула. В 1945 году, когда меня взяли в «девятку», ее вызвали в «Большой дом» на Литейном
проспекте и потребовали объяснений. И, конечно же, нам было строго-настрого запрещено
говорить о том, где мы служим. Даже спустя многие годы, уже будучи гражданским лицом, я
никому об этом не говорил.
Можно сколь угодно долго рассуждать о достоинствах и недостатках сталинской охраны и
сложных взаимоотношениях вождя и телохранителей. Но факт остается фактом: за тридцать лет
на него не было совершено ни одного реального покушения!
Глава 19. Бомбоубежище Сталина
С самого начала Великой Отечественной войны фашистские люфтваффе стали совершать
налеты на столицу СССР. Иногда они приводили к серьезным разрушениям и жертвам. Поэтому
встал вопрос о том, как сохранить высшее руководство страны и армии, ну и, конечно,
Верховного главнокомандующего.
Что касается бомбоубежища в Кремле, то оно, несомненно, существует. Тому есть немало
свидетельств. Но было оно готово лишь через три с половиной месяца после начала войны. В
книге «Москва военная 1941—1945. Мемуары и архивные документы» есть воспоминания
заместителя начальника 1-го отдела НКВД Д.Н. Шадрина, который руководил подготовкой
целого ряда секретных объектов перед войной и в военные годы. Он писал об организации
бомбоубежищ для членов Политбюро:
К концу 1941 года начали делать для Сталина убежище в Кремле. Хорошее сделали,
большое — никакая бомба не возьмет!
Писала о бомбежках Кремля и бомбоубежище Сталина и его дочь Светлана Аллилуева:
К сентябрю 1941 года мы вернулись в Москву, и я увидела, как разворотило бомбой угол
Арсенала, построенного Баженовым, — как раз напротив наших окон. Перед нашим домом
спешно заканчивали строить бомбоубежище для правительства, с ходом из нашей квартиры.
Я потом бывала там несколько раз вместе с отцом. Было страшно все, — жизнь
перевернулась и распалась, надо было уезжать из Москвы, чтобы учиться. В нашу школу
попала бомба, и это тоже было страшно. Затем, опять же неожиданно, нас собрали и
отправили в Куйбышев: долго грузили вещи в специальный вагон… Поедет ли отец из Москвы
— было неизвестно; на всякий случай грузили и его библиотеку. В Куйбышеве нам всем отвели
особнячок на Пионерской улице, с двориком. Здесь был какой-то музей.
Осень 1941 года была очень тревожной. В конце октября 1941 года я поехала в Москву —