Страница 8 из 11
После польского восстания в 1863–1864 годах во Владимире отбывали наказание поляки-повстанцы. Корпус, в котором они находились, на долгие годы получает название «Польский». В 1903–1906 годах заканчивается строительство двух новых корпусов, один из них строится по американскому проекту.
Узники, которые находились в этих новых корпусах, были участниками восстаний в Свеаборге и Кронштадте — революционеры Скобенников, Фрунзе (после 1917 года — известный советский военачальник), Гусев, Растопчин (после 1917 года-член ЦК ВКП(б).
В опубликованной в 1926 году книге А.И. Скобенникова «Во Владимирской каторжной тюрьме» описывается тогдашний тюремный быт: «Режим был сравнительно свободный. Прогулки делались всеми камерами вместе два раза в день по часу. Была с волей установлена почта, почти каждый день в тюрьму приводили новенького, от которого мы узнавали о ходе подпольной работы».
В то время во Владимирской каторжной тюрьме содержался приговоренный к смертной казни студент политехнического института Михаил Васильевич Фрунзе — партийная кличка Арсений. Он и его подельник Гусев были арестованы за участие в нападении на чина полиции при исполнении своих обязанностей и были приговорены к смертной казни. За полтора года было четыре разбора его дела, три раза он был приговорен к смертной казни. Но на четвертый раз приговор заменили каторгой.
Из письма военного прокурора Московского военно-окружного суда от 13 октября 1910 года за № 169 начальнику Владимирской тюрьмы: «Сего числа мною отправлен прокурору Владимирского окружного суда приговор по делу о Михаиле Фрунзе и Павлу Гусеву, коим смертная казнь заменена каторгой: Гусеву на 8 лет, а Фрунзе на 6 лет. Сообщая о сем, считаю необходимым присовокупить, что, ввиду некоторых сведений, представляется целесообразным особое наблюдение за тем, чтобы Фрунзе тем или другим способом не совершил побега или не обменялся именами при какой-либо пересылке из одной тюрьмы в другую».
Предупреждение об особом наблюдении имело под собой серьезные основания. В 1907 году была предпринята попытка организовать побег Фрунзе и Растопчина из «Польского корпуса». «…На воле подготовлял побег картузник Кукушкин, любитель выпить и попавший в тюрьму как содействующий. Он за выпивкой должен был склонить надзирателя к соучастию в побеге. Вести от Кукушкина были хорошие, — назначен был вечер побега. План побега был такой: когда все будет готово, то разобрать кирпичи около трубы недолго, с тем чтобы Фрунзе мог пробраться в нашу камеру. Отсюда через окно беглецы должны были спуститься во двор, а надзиратель должен был притвориться спящим. Дальше оставалось забраться по крышам на цейхгауз, а там через забор — к кладбищу. Решетка была надпилена настолько, что можно было отогнуть прут. На кладбище дожидался Кукушкин. Надзиратель в известный час должен был дать знак, что можно начинать, но в последний момент он струсил и ожидаемого знака не дал».
Отбыв каторгу, Михаил Фрунзе бежал из ссылки и впоследствии стал крупным советским военачальником.
В начале лета 1907 года был вынесен первый во Владимире смертный приговор иваново-вознесенскому боевику — рабочему Башмакову. В упоминаемой выше книге А.И. Скобенникова описывается этой случай: «Перед сидящими товарищами встал вопрос: можно ли подать в этом случае прошение царю о помиловании? Кадет Иванов все время уговаривал Башмакова подать такое прошение. Остальные товарищи стремились поддержать у товарища стойкость духа до последнего момента. Ждали по ночам, когда поведут его из камеры, которая была на втором этаже «польского» корпуса (с выходом на лестницу и окном на центральный двор), с тем чтобы во всех камерах ночью демонстративно запеть.
Об этом сговорились и с каторжанским корпусом. В ту ночь, когда ждали, его не взяли, а спустя два дня только несколько товарищей проснулись от звяканья ключей, услышали звон кандалов и последний крик Башмакова: «Прощайте, товарищи…»
После узнали, что его повесили в сторожевой каменной будке напротив тюрьмы, у заставы. На другой день весть разнеслась по всей тюрьме, и во время прогулки, как на каторжном дворе, так и у подследственных, была устроена демонстрация с черными и красными флагами и пением похоронного марша».
С 1906-го по 1907 год обязанности начальника тюрьмы исполнял капитан Борис Михайлович Имшенецкий. В 1908 году начальником Временной каторжной тюрьмы был назначен Гудема, установивший жесткий режим для заключенных. Сменил Гуд ему Синайский, отличившийся зверством в Орловской каторжной тюрьме. Жесткие карательные меры привели к гробовой тишине, царившей в централе. В 1909 году начальником тюрьмы был назначен капитан Михаил Филиппович Парфенов. Он прибыл во Владимир из Москвы. С его приездом режим во Владимирской тюрьме в основном не изменился, но один случай едва не закончился трагически. В большой камере, где сидели эсеры, заключенные долго пели, стоя у окон. Надзиратель потребовал прекратить пение, но они не подчинились. Начальник тюрьмы вызвал конвой, тот выстроился перед окнами, взял окна на прицел. Певшие с окон не сходили, и Парфенов спасовал: конвой был отозван, а камера лишь на некоторое время была лишена прогулок.
С изменением карательной политики циркуляром № 14 от 6 декабря 1901 года начальникам мест заключения предоставлялось право налагать на подследственных арестантов и на находящихся в тюрьмах неисправимых должников дисциплинарные взыскания, за исключением выговора, лишь с согласия чинов прокурорского надзора. Кроме того, допускались наиболее строгие взыскания (долгосрочный карцер, наказание розгами), обусловленные соглашением начальников мест заключения с прокурорским надзором и тюремным инспектором. Данным циркуляром дисциплинарные взыскания были приведены в систему, упорядочены и узаконены приемы административного воздействия. Отменялись взыскания, по своему характеру устаревшие и не соответствующие современным условиям тюремного быта (например, бритье половины головы, называние чиновных одним только именем, при крещении данным, и т. п.). Правилами от 23 мая 1901 года начальнику места заключения предоставлялось право выбора из значительного числа разнообразных взысканий и даже разрешалось применять одновременно несколько взысканий. Введены были более строгие взыскания. Для тюрем предельный срок ареста в темном карцере увеличился с трех дней до одной недели.
В 1910 ГОДУ ОБЯЗАННОСТИ НАЧАЛЬНИКА ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ ИСПОЛНЯЛ КОЛЛЕЖСКИЙ АСЕССОР АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ ВАСИЛЬЕВ.
В 1906 году вводятся наставления о способе изготовления дактилоскопических снимков. В 1907 году утверждаются новые кандалы и наручники. В 1910 году инспектор по тюрьмам при владимирском губернаторе сообщил в Главное тюремное управление: «Считаю своим долгом отметить, что изготовленные в мастерской Московской пересыльной тюрьмы означенные укрепления не вполне удовлетворяют своему назначению. Кандалы, изготовленные в варшавской тюрьме, более совершенны и менее дают возможности заключенным умышленно напортить их. В свою очередь образец кандалов, изготовленных в мастерских Владимирского исправительного отделения, представляется более гарантирующим безопасность умышленной порчи их и облегчает проверку во всякое время».
Е.А. Башлыков описывает жизнь во Владимирском каторжном централе. К сожалению, его неоконченные воспоминания охватывают лишь небольшой период его тюремной жизни. Это период «ликвидации» тюремных «свобод», период, говоря жаргоном, «завинчивания централа».
До конца 1908 года режим в тюрьме был сравнительно мягким: общие прогулки, отсутствие кандалов, свободная передача продуктов, свидания и т. п. Но в конце 1908 года тюрьму стали «подтягивать», прежнего начальника — тюремщика старой школы (с оттенком патриархальности) капитана Парфенова — отправили в отставку, назначив на его место уже и тогда довольно известного своим свирепым нравом Гуд ему.
Первая встреча Башлыкова с начальником произошла во дворе во время общей прогулки: «Гудема в блестящем, цветом, как офицерском, мундире, в сопровождении помощников и старших надзирателей, вошел во двор и, окинув свирепым взглядом гуляющих в беспорядке каторжан, остановился. Старший надзиратель Черепков могучим голосом скомандовал: «Смирно! Шапки долой!». Все замерли на одну секунду. Гудема стоял, наблюдал и как будто чего-то ждал.