Страница 43 из 43
Такая вот интересная получается картина: Степь, Горы и Мир-за-Стеной. И, направляясь в Дагестан, неплохо бы ответить себе на вопрос: в какой из миров ты собираешься попасть? Меня почему-то особенно интересовал Горный Дагестан. В Москве сейчас довольно много молодых горцев, которые резко выделяются среди других пришельцев с Востока своей сплоченностью и одновременно обособленностью от жизни города. Они красивы, горды, при конфликтном соприкосновении с укладом большого города агрессивны, любят дорогие машины и острые ситуации, в которых можно проявить свою сплоченность и силу. Езда на автомобиле без правил, в метро без билета — обычное проявление их «силовой автономии» в столице. Половина из них — сынки богатых родителей, завсегдатаи ночных клубов, любимцы девушек. Их горячая и еще свежая, не прокисшая в городе кровь кружит тем головы. Московская молодежь называет их «дагами» и, если я не туг на ухо, в этом коротком односложном имени кроется признание их силы, их опасности. Поэтому прежде всего мне хотелось бы взглянуть на горцев в горах, внутри традиции, из которой московские «даги» выпали, ничего, кажется, не обретя взамен.
Когда на исходе Кавказской войны имам Шамиль добровольно сдался в плен, царь Александр II показал ему в Зимнем дворце карту империи. Тот сказал: «Если бы я знал, что у Государя такая большая страна, я бы не стал воевать, испугался бы». Это была лесть. Горцы не ведают страха. Они — воины. В этом их сила и их слабость. Они консервативны и реагируют на социальные метаморфозы прямо, бурно, даже агрессивно. Им трудно приспособиться к условностям и компромиссам современной цивилизации. Именно в таком состоянии сдерживаемого негодования Дагестан пребывает сейчас, переживая разрушение глубинных основ исконного горского уклада жизни. В XIX веке Дагестан пережил беспощадную войну с империей Российской, которая продолжалась тридцать лет. В XX активно, в отличие от Азербайджана, Грузии и Армении, участвовал в большевистской революции, прошел все фазы коммунистического строительства во имя, как верилось, справедливого будущего. Это все дагестанцы как раз смогли переварить. А вот современный глобальный мир, который обрушился на них колоссальным кризисом экономики, отчуждением центральной власти, коррупцией, унизительным социальным неравенством и «развратом» элиты, они переварить не могут. По крайней мере, многие. Но самое главное, что не может переварить молодежь. И в пику «торжеству неправедных» выбирает ислам. Причем не суфизм — тем более в его уже не существующей форме мистического свободомыслия — а как раз очень жесткий, охранительный, во всем противостоящий Западному миру ислам по шариату.
III. ПО СЛЕДУ ГРАФА Л. ТОЛСТОГО74
Я решил, что, прибыв в Махачкалу, найду Али и попрошу его помочь мне съездить в Хунзах75, Гоцатль и Гуниб…
Вы спросите — почему Хунзах?
Найдите у Толстого повесть «Хаджи-Мурат» и перечитайте ее. Хаджи-Мурат был родом из-под Хунзаха, из крошечного, «с ослиную голову» аула. Однако ж он был хорошей крови и считался названым братом одного из трех молодых хунзахских ханов. Сторонники Гамзат-бека 76, который поднимал горцев на джихад — войну против русских, — перебили всю правящую аристократию Хунзаха. Одного из сыновей хана — маленького мальчика — будущий имам Шамиль сам бросил с обрыва в реку.
Хаджи-Мурат по долгу крови должен был отомстить убийцам своего названого брата, Умма-Хана. Вместе с братом Османом они зарезали Гамзат-бека прямо в хунзахской мечети. Это не помешало Хаджи-Мурату во время Кавказской войны стать одним из лучших военачальников Шамиля и даже его наибом — правителем одной из областей. Но в конце концов именно Шамиль стал его злейшим врагом. Невероятная судьба! И столь же удивительная, с сочувствием и болью написанная повесть. Толстой — великий мастер слова. И как бы ни мало я знал про Дагестан, я знал это благодаря Толстому. И если, как я думал, я что-то понимал про дагестанцев, про полный достоинства дух воинов — то это, опять же, благодаря Толстому. Волею судьбы Хаджи-Мурат вынужден был перейти под русские знамена. Драма, которую повлек за собой этот переход, и гибель Хаджи-Мурата, описанная Толстым, — это, может быть, самое достоверное свидетельство глубочайшего различия в восприятии мира, существующего между «горами» и «равниной» (империей).
Гоцатль. Я включил это селение в список благодаря особенной музыкальности его названия. В горах Дагестана есть несколько селений с названиями, будто выдернутыми из языка майя: Унцукутль, Гоцатль, Голотль, Согратль… Я чувствовал, что должен побывать в одном из этих селений с волшебными именами, хотя даже не знал, к какому дагестанскому языку эти топонимы принадлежат. Что-то должно было обнаружиться там помимо музыки…
Гуниб — здесь в 1859 году имам Шамиль, окруженный на Гунибском плато, сдался князю Барятинскому 77. В Дагестане говорят: «кто не бывал в Гунибе, тот не бывал в Дагестане». Что это значит? Гуниб со своими высокогорными плато действительно очень красивое место. Но дело не только в этом. Здесь решилась историческая судьба Дагестана. Сдавшись здесь русским, выбрав не смерть, а плен, имам Шамиль в каком-то смысле на долгие годы предопределил будущее Дагестана — быть с Россией. И Дагестан принял это решение своего имама. Правда, по окончании Кавказской войны царские власти проявили в отношении к горцам максимум такта. Сейчас такого такта нет. И историческая судьба начинает колебаться. Добрая половина населения республики решила проблему исторического выбора, самоустранившись из настоящего времени. И обратившись назад, в прошлое. К натуральному хозяйству (благо горцам не привыкать — у них оно всегда было натуральным) и самому консервативному из всех возможных исламов — ваххабизму.
Помните, Азер пошутил насчет товарища Абдал Ваххаба?
Так вот, для дагестанцев это не шутка.
Хотелось еще экзотики, вроде поездки Вики в Табасаран. Я решил, если останется время, ехать в знаменитый Зерихгеран — по-персидски — «страну кольчужников» — небольшой даргинский анклав в горах на северо-запад от Дербента, от которого до наших дней сохранилось одно большое селение — Кубачи. Заодно навещу Дербент — «самый древний город России». Для первой поездки — вполне достаточно…
Я подумал, что если у террора и есть какая-то логика, то прежде всего — обосрать праздники, и поэтому решил лететь сразу после девятого мая. В результате купил билет прямо на десятое. Ну а дальше все известно: взлет — посадка. И два с половиной часа между ними.
IV. МАХАЧ 78
На посадочную сели, как на проселочную дорогу. Самолет ходил ходуном от киля до клотиков мачт. Но это никого, кроме меня, не растревожило. Потом я вышел из дверей зала прилета и увидел…
Оружие.
Короткие автоматы в руках людей в черных рубахах. Они кого-то то ли поджидали, то ли выслеживали, втеревшись в толпу таксистов, встречающих пассажиров у выхода из аэропорта. Из дверей выходили женщины в хиджабах, и я все ждал, что следом появится какой-нибудь местный магнат и они окажутся его женами, а эти в черном — его охраной.
Семь лет назад ничего подобного не было.
Я был настолько поражен этим никого не удивляющим, обыденным присутствием оружия, что очухался только тогда, когда встречавший меня шофер по имени Шамиль (маленький, горбоносый, сухой, быстрый) объяснил мне, что весь переполох — из-за визита в Дагестан российского министра внутренних дел. Прилетел на два часа ознакомиться с оперативной обстановкой и устроить местным коллегам ободряющую взбучку за нарастающую активность «лесных».
Стартовав от здания аэропорта, через двадцать минут мы остановились возле отделанного ракушечником, двенадцатиэтажного (стандартная архитектурная матрица 80‐х годов) Дома прессы. Шамиль отвел меня к Али. Лет шестидесяти пяти, сухонький, седой, с большим открытым лбом и внимательными серыми глазами. Нос кривой, свороченный набок. Боевой нос. Голос тихий. Мы представились, он поглядел на меня так и этак и вдруг начал расспрашивать: кто меня рекомендовал обратиться к нему, какие люди? Я назвал фамилию Вики, поняв, что спрашивает он неспроста, что ему действительно важно знать, из какой я обоймы, друг или… По счастью, Викина фамилия его весьма успокоила, после чего он, уже сам, спросил меня, знаю ли я такого-то и такого-то в Москве. И я сказал, что знаю, но не виделся с ними уже давно. Это тем не менее тоже сработало. «Это мои друзья», — сказал Али. Теперь он готов был мне помогать.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.