Страница 90 из 97
Генералу Коновницыну старый полководец так объяснил свою стратегию изгнания врага из России. «Ты видал, – говорил он, – когда осенью выставляют зимние рамы? Обыкновенно между рамами попадаются мухи. Пожужжав и повертясь немного, они околевают. То же будет и с французами: все они скоро издохнут!»
…Кстати сказать, если наполеоновские маршалы еще довольствовались жареной кониной и кипятком из растопленного снега, то среди солдат Великой армии возникло… людоедство! Сам Кутузов писал своей жене: «Вчерась нашли в лесу двух французов, которые жарят и едят третьего своего товарища»…
Лишения и трудности несли и русские солдаты. Если французы отступали по наезженному смоленскому тракту, то кутузовские войска преследовали врагов по плохо проходимым проселочным дорогам, а то и по снежным полям, волоча за собой артиллерию и обозы в условиях наступавшей зимы. Русские войска начали наступление до того, как в Тарутино поступили сапоги и полушубки на всю армию. Основная масса солдат была одета в летнее обмундирование. Из армии ежедневно выбывало большое количество заболевших. Армия Кутузова уменьшилась только за счет больных на 30 тысяч человек. Вскоре боеспособных солдат в ней осталось не более 75 тысяч.
Кутузова и тогда, и потом много критиковали, что он так и не ликвидировал остатки Великой армии во время ее бегства к Березине и Неману. Современники и очевидцы событий указывали на недостаточную энергичность и непоследовательность решений Михаила Илларионовича. Генерал Н. Н. Раевский прямо писал из Вязьмы своему родственнику, старому сослуживцу Кутузова графу А. Н. Самойлову:
«…Неприятель бежит. Мы его преследуем казаками и делаем «золотой мост». Современный исследователь наполеоновского полководческого наследия В. М. Безотосный прямо указывает, что «на существование подобной стратегии наводили и сами факты – поведение Кутузова во время Тарутинского сражения (отказался атаковать главными силами противника), глубокий отход русских по его приказу после Малоярославецкого сражения, задержка по его вине ввода в бой главных сил под Вязьмой и Красным, а затем и медлительность его действий во время событий на Березине. Несмотря на благоприятные случаи отрезать отдельно следовавшие французские корпуса, все они (хотя и неся большие потери) всякий раз соединялись с главными силами Великой армии. Неоднократно у Кутузова возникала возможность встать на пути движения находившихся в крайне бедственном положении войск Наполеона и затем, действуя по обстановке и используя все имеющиеся средства, или нанести мощный удар, или окружить противника, добиться разгрома если не всех, то части корпусов Великой армии. Но каждый раз этого не происходило из-за противодействия (по мнению очень многих) именно главнокомандующего». Весьма уместным кажется на эту тему В. М. Безотосному мнение одного из участников той кампании К. Клаузевица: «Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведем итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских, за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников. Неужели же в этом не было ни малейшей заслуги русской армии. Такое суждение было бы крайне несправедливо». «Но чаще всего, – продолжает анализировать «характер» преследования Кутузовым Великой армии Наполеона В. М. Безотосный, – даже компетентные в военном деле современники затруднялись разумно объяснить такое поведение русского военачальника, оно или оставалась загадкой, или истолковывалось боязнью на непредсказуемую реакцию и ответные ходы гениального французского полководца. Исходя из логики военного человека того времени, такие действия оставались непонятными и необъяснимыми. Конечно, никто не мог предъявить ему обвинений в симпатиях к французскому императору или в трусости на поле боя, вся его предыдущая военная карьера и раны на лице свидетельствовали против этого. Хотя Наполеона не грех было опасаться, слишком много самонадеянных европейских генералов до 1812 г. жалели, что не испытывали такого чувства, и за это жестоко поплатились. Французского полководца уже давно сопровождала аура непобедимости, и ни один его противник не мог не принимать во внимание или игнорировать сам этот факт. Все же для понимания происходившего необходимо исходить из того, что Кутузов был мудрым и весьма опытным полководцем и политиком, стремившимся выполнить поставленную перед ним главную цель – победить Наполеона в очень сложных и драматических условиях 1812 г. А побеждать можно разными путями. Причем ведь для него речь шла не о славе выигранных отдельных сражений (большинство современников как раз высказывали упреки в его адрес по поводу отдельных боестолкновений), а он отлично осознавал, что нужно выйти победителем в кампании, поэтому заранее расставил сети, в которые должен был попасть французский император. Для него, скорее всего, неважны были тактические промахи, но он очень хорошо просчитывал стратегически ситуацию, что не раз доказывал своей боевой практикой. Кутузов в 1812 г. продемонстрировал удивительную военную выдержку и терпеливость, и, если бы создались благоприятные обстоятельства, он, без сомнения, как боевой генерал, разгромил Наполеона (хотя понимал, что такое счастливое событие вряд ли произойдет). А в стратегическом плане он действовал очень грамотно и безукоризненно, во всяком случае, не допустил ни одного стратегического ляпа, в отличие от Наполеона. Кутузова можно обвинять в лени и недеятельности (в силу возраста), но, безусловно, он являлся самым опытным русским генералом, притом очень хитрым (даже в житейском плане), осторожным и проницательным. Кроме того, он реально знал все плюсы и минусы русских войск, понимал, что еще плохо русская армия могла осуществлять сложные маневренные действия (как раз именно этого чаще всего от него требовало окружение), видел другие недостатки по сравнению с французской армией, но в то же время очень хорошо пытался использовать все промахи противника и объективные факторы на пользу русского оружия: значительные расстояния, погоду, голод в частях Великой армии, а главное – время, это был лучший союзник. <<…>> Думается, что этот старый и умудренный огромным военным опытом полководец, осуществляя параллельное преследование Наполеона, знал и отлично понимал, что он делал и какие цели преследовал. Видя перед собой отступающего противника, войска которого возглавлял талантливый и выдающийся военачальник, способный использовать малейший промах преследователя для изменения ситуации в свою пользу, он не хотел подвергать армию лишнему риску, все взвешивал и старался действовать только наверняка. Быть осторожным и взвешенным в решениях человеком отнюдь не означало бояться своего противника, а только правильно оценивать его возможности. Ведь находился он не за карточным столом, а распоряжался судьбами людей, одетых в солдатские шинели, страны в целом, и был ответственен перед Россией в час народных испытаний, а поэтому оставался крайне осторожным. Действительно цена его решений была чрезвычайно велика, в 1812 г. от них зависело будущее державы».
Не исключено, что это очень доходчивая и взвешенная оценка полководческой манеры Михаила Илларионовича Кутузова на «финишной прямой» его военной карьеры, который не только не любил «больших драк», но и сам откровенно признавал, что «лучше быть слишком осторожным, нежели оплошным и обманутым»! Пожалуй, этим все сказано.
Тем более, как показала Березинская операция, добить Наполеона и его Великую армию было весьма сложно: одно дело проводить теоретические раскладки, другое – осуществить это практически! К тому же новобранцы, а их было немало в армии Кутузова, все же уступали в ратной прыти ветеранам, чьи кости уже покоились на полях Европы и, в частности, на поле Бородина. Более того, русские потери все увеличивались и увеличивались. Так после трехдневных боев под Красным в наличии у Кутузова оставалось не более 50 тыс. боеспособных солдат. В русском штабе всерьез рассчитывали, что Бонапарт сам угодит в расставленный ему силами Чичагова, Витгенштейна и Тормасова на западных рубежах мешок. Но, как говорится, «надежды юношей питают…»