Страница 40 из 97
…Между прочим, хорошо известно, что все левофланговые колонны союзников были собраны и выступили из лагеря ранним утром, причем 4-я колонна (Коловрата и Милорадовича) по диспозиции должна была двигаться одновременно и в том же направлении, что и 2-я и 3-я, образуя с ними некий единый фронт наступления на правый фланг неприятеля. Среди историков до сих пор ходят рассуждения на тему того, что «старая лисица севера» мог, то ли инстинктивно чувствуя опасность для русских, то ли просчитав варианты, но все же раскусить замысел Бонапарта! Правда, будучи уже не в силах повлиять на ход сражения, крепко знавший свое кровавое ремесло Михаил Илларионович тем не менее не хотел покидать господствующие над местностью Праценские высоты – ключевые в союзной диспозиции! Терять их – вернее, оставлять – 4-й колонне было нельзя! Захватив их, враг разрежет русскую позицию пополам и получит возможность выйти в тыл к обходным колоннам союзников! Именно поэтому Кутузов то ли всячески придерживал «свою» колонну, то ли и вовсе пытался «воздержаться» от выполнения этого положения диспозиции! Тем более что гул сражения в направлении Тельница и Сокольница все возрастал, что противоречило вейротеровскому «сценарию разгрома» «корсиканского выскочки»…
По одной из версий случившегося, российский император спросил Кутузова: «Ну что, как вы полагаете, дело пойдет хорошо?» Михаил Илларионович, прекрасно понимая, что жаждет услышать от него амбициозный молодой государь, улыбаясь, «подыграл» тому: «Кто может сомневаться в победе под предводительством вашего величества!» Император возразил: «Нет, вы командуете здесь, я только зритель (курсив мой. – Я. Н.)!» На эти слова Кутузов ответил поклоном. Когда же государь несколько удалился, Кутузов обернулся к генералу Г. М. Бергу (с чьих слов и излагается эта версия) и сказал ему по-немецки: «Вот прекрасно! Я должен здесь командовать, когда я не распорядился этою атакою, да и не хотел вовсе предпринимать ее (курсив мой. – Я. Н.)». Более того, накануне перед битвой, когда австрийский генерал Вейротер принес Кутузову для подписания диспозицию к бою, то он вроде бы бросил князю Волконскому многозначительную фразу: «Ты знаешь, что я баталии не хочу давать, потому что она не может быть нам выгодна, но они сего требуют, так я подписываю (курсив мой. – Я. Н.)». Впрочем, по другим данным он ее… так и не подписал?!
Несколько по-иному звучат эти события в воспоминаниях князя Волконского. Царь, прибыв с многолюдной свитой (генералы Сухтелен и граф Аракчеев, генерал-адъютанты граф Ливен, Винцингероде и князь Гагарин, тайные советники князь Чарторыжский, граф Строганов, Новосильцев и прочие особы, особо приближенные к особе императора) на поле сражения, подъехал к ставке Кутузова и, «видя, что ружья стояли в козлах… спросил его: «Михайло Ларионович! Почему не идете вы вперед?» – «Я поджидаю, – отвечал Кутузов, – чтобы все войска колонны пособрались». Император усмехнулся: «Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки». – «Государь! – отвечал Кутузов. – Потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете!» – и дал распоряжение, войска начали становиться в ружье и строиться в походную колонну». Именно эта интерпретация потом стала расхожим приемом – невежественный в военном деле император надавил на старика-царедворца – в объяснении неудачи русских в том печально памятном для них сражении.
Когда 4-я колонна наконец тронулась вниз, Наполеон в подзорную трубу с самой высокой точки своих позиций – холма Зуран, с которого было прекрасно видно почти все поле сражения, заметил это движение и обратился к стоявшему рядом маршалу Сульту, чьи части уже давно приготовились к атаке Праценских высот. Поскольку почти половина всей союзной армии уже крепко «увязала» в топкой низине в ожесточенном бою с Даву, то наступал момент броска против ослабленного центра союзной армии главных «сультовских» сил – ударных пехотных дивизий Вандамма и Сент-Иллера – все еще скрытых утренним плотным туманом от глаз союзников. Нужно было только не ошибиться с моментом для смертоносной контратаки.
…Кстати сказать, военное дарование Николя-Жана де Дье Сульта за его многогранность Бонапарт ценил высоко – выше он ставил лишь Массена, Даву, Ланна и Сюше – и часто поручал ему то, что не мог доверить другим…
«…Сколько времени вам понадобится, чтобы привести ваши дивизии на вершину Праценских высот?» – спросил Наполеон, отрываясь от подзорной трубы у стоящего рядом Сульта. – «Двадцать минут, сир, поскольку мои войска стоят внизу долины в пелене тумана и дыма костров!» – твердо отрапортовал маршал своему императору. – «Ну что ж, тогда мы еще подождем пятнадцать минут! Пусть они поглубже увязнут в обороне Даву! Когда неприятель делает роковую ошибку, мы не должны никоим образом прерывать его!» И снова поднес к лицу свою подзорную трубу, пристально вглядываясь в центр вражеской позиции, все более и более оголявшийся…
И вот этот миг настал!
…Кстати, именно в этот миг яркие лучи солнца разрезали стелившийся над полем сражения густой туман! Это было «солнце Аустерлица»! То самое «солнце», о котором Наполеон потом будет вспоминать как к месту, так и не к месту, явно рассчитывая на его «магическое воздействие» в свою пользу на все последующие события. Так, в частности, Бонапарт «взывал к нему» в утро Бородинской битвы, так и не ставшей для него вторым Аустерлицем! «Дважды в одну реку не войдешь» – даже если ты… Последний Демон Войны, так порой величают историки и беллетристы Наполеона Бонапарта…
В 8.30 утра французские «гавроши» – мальчишки-барабанщики – дружно ударили «В атаку!!!». И под хриплые выкрики своих командиров французы генералов Вандамма и Сент-Иллера, подкрепившиеся для поднятия боевого духа порцией спиртного, внезапно вынырнули из плотного седого тумана и удушливой пороховой дымки боя! Под зловещий бой барабанов и без единого выстрела, что всегда бывает необычно и страшно, словно разжавшаяся пружина, ринулись они вверх по склону. Эффект от нежданно-негаданной французской атаки усиливался багровыми отблесками восходящего солнца на начищенных до блеска трехгранных штыках…
Дивизии Сент-Иллера и Вандамма устремились вперед: первая – на гору Працберг, вторая – на Стары-Винохрады. Казалось, Наполеон сумел-таки выдержать паузу и дал врагу покинуть Праценские высоты, но на самом деле 4-я колонна все-таки не успела с них спуститься полностью, а бригада генерала С. Н. Каменского 1-го из 2-й колонны Ланжерона тоже была поблизости. Тем самым противникам предстоял встречный бой, а он, как правило, изобилует стремительностью и внезапными поворотами.
…Двигавшиеся вниз по склону, на помощь своему левому флангу, люди Милорадовича шли неразвернутой колонной, таща пушки в хвосте. И тут внезапно из плотного тумана на них выскочил неприятель! Былинный храбрец Милорадович попытался было бросить своих солдат в штыковую контратаку. Но французский генерал Сент-Иллер тут же доказал ему, что тоже уже давно «ест свой горький солдатский хлеб». Он успел первым развернуть батальоны своей дивизии против выстраивавшихся в линии русских. Сблизившись на 100 шагов, «сентиллеровцы» по команде дружно остановились и быстро-хладнокровно дали прицельно-смертоносный залп: ряды русских передовых полков смешались! От нового залпа урон был еще больше! Стремительного штыкового удара русские не выдержали и пришли в замешательство! А два батальона спускавшегося с высот первым Новгородского мушкетерского полка от вида огромных масс французской пехоты, молча и стремительно атакующих их снизу вверх, и вовсе позорно ринулись назад, смешав ряды следующих за ними апшеронцев и ломая строй смоленцев. Несмотря на отчаянные призывы своего командира, оказавшегося в одиночестве перед неприятелем, беспорядок в голове 4-й колонны мгновенно перерос в панику, охватившую всю колонну, так и не успевшую развернуться к бою полностью…