Страница 61 из 76
— Это змеиная кровь излечила твои ноги!
Ваня вновь слабо кивнул: что ж, выходит, есть надежда, что он не трус… И нашел глазами десантницу…
Стеша осторожно сняла залитый кровью шлем с уцелевшей головы, взглянула: это была человеческая голова — так она и знала! Это был… это был пастушонок Смеян! Девочка подошла к скатившимся первыми головам в шлемах, подняла забрала: седобородый и парень… Страшные лица, ужасные глаза, перекошенные в детской обиде рты… Стеша закрыла глаза мертвецам.
Восемь змеиных голов валялись тут же. Златыгорка принялась сбрасывать их вниз, в зыбучие пески, Березай помогал ей. Ваня заметил: когда кровь одной из змеиных голов попала на рану Березая, края ее стянулись, значит, вправду змеиная кровь лечит…
Вдруг треснул чан с сильной водой — змееныш вылакал остатки водицы, и чан не выдержал Шешиного веса. По виду утконос оставался прежним, а силушки‑то у него явно прибавилось: Златыгоркины цепи, которые переползал змееныш, лопались, как гнилые нитки. А в песке оставалась глубокая колея.
— Эй, вила, я тебя не боюся! — вновь заговорил хрипатым голосом Шеша. — Я теперь сильный, как дедушка! Ну — что ты со мной сделаешь?!
Златыгорка, продолжая очищать гору, отвечала:
— Я с детенышами‑то ведь не воюю! А тем паче — с ползучими!
— Ах, вот как! — встал на дыбы змееныш. — Ты, значит, ползучих презираешь!
— Ну, а против ползучих Змей я ничего не имею, а тем более таких — с бабочками… — И Златыгорка мимоходом погладила Шешу по голове! Змееныш только пасть раззявил!.. Но тут же переключился на другое, он вспомнил о выигрыше и заорал:
— А где мой синий клубочек? — и повел из стороны в сторону своим утиным носом.
Клубок лежал подле медного столба, только не синим он был — а красным: утонул в змеиной кровищи. Шеша выхватил его из крови — и вынужден был замолкнуть: клубок заткнул ему пасть.
— Хоть бы спасибо сказал! — проворчал крылатый пес, подойдя к кровавой луже, возле которой расположился змееныш. — За спасение‑то! Держал бы сейчас пески пустыни на себе, вместе с Верлиокой, ежели б я спину вовремя не подставил!
Шеша выпустил клубок — сжатый с полюсов, он превратился в эллипс! — и прохрипел «спасибо», а, дескать, от его мамы Переплуту будет особая благодарность! Ваня, взяв деформированный клубок в руки, осерчал: видать, змееныш, надравшись сильной воды, сильно придавил шар челюстями, и как же он теперь покатится? Рассерженный мальчик брызнул на силача из чана со слабой водой! И змееныш запищал прежним голосишком:
— Ну, что ты натворил! Сильной‑то воды ни капли ведь не осталось! Мне дома‑то не разрешают ее пить… — и Шеша, дергая утиным носом, пустил слезу.
Златыгорка подошла к тулову Змея, чтоб и его сбросить в пропасть, Стеша сказала: «Погоди!» — она наклонилась, чтоб закрыть Смеяну глаза, — и, как обещалась когда‑то, поцеловала пастушонка в запекшиеся губы. И тут же, будто на мир черный мешок набросили, наступила кромешная тьма! Разве сегодня затмение? Загремел гром, молния располосовала небо, угодив в медный столб, которого касалось темечко Смеяна. Змееныш мигом влез на Ванины плечи, бормоча: «Я грозы боюся!»
Вновь развиднелось: змеиное тулово пропало, а в крови Змея… лежал мальчик неземной красоты.
— Ой, кто это! — отскочила от красавчика Стеша.
Мальчик открыл бездонные глаза, задергал носом, сел — и вынужден был высморкаться.
— Хронический ринит, а может и гайморит! — определил подошедший Ваня. — Теперь понятно, кто это…
— Смеян! — воскликнула Стеша. — Не может быть!
Это и вправду был пастушонок, только он ничего не помнил ни о своем змеином, ни о своем человечьем прошлом. Бой с Верлиокой, жизнь в Деревне, остров, о котором пыталась напомнить Смеяну девочка, — всё оставалось для него тайной за семью печатями. Он только улыбался и пожимал плечами, даже имя свое красавчик запамятовал.
— Амнезия! — поставил Ваня еще один диагноз, заподозрив, что всё это дело рук Горишняка Горыныча, который постарался стереть воспоминания из несчастной, оставшейся в целости головы — теперь остров, где запрятана смерть змеиного царя, никто никогда не сыщет…
— Бобо! — заорал вдруг лешачонок, указывая пальцем на восток. Ваня поглядел в сторону медного Лабиринта: пески в одном месте странно шевелились, как будто кто‑то порол ткань пустыни ножницами… Это тропой, по которой вел их синий клубок, ползли змеи…
Шеша, вытянув свой утиный нос по ветру, воскликнул:
— Ой, там мой дядя, вон он ползет, самый длинный…
Шешин дядя растянулся на добрый кусок пустыни… Змей заметил племянника, сидевшего на Ваниных плечах, поднялся на хвост и, застопорив движение, принялся отчитывать, дескать, там мать его обыскалась, а он вон куда забрался! Ну, погоди, хулиган, достанется тебе дома на золотые орехи!
Змееныш, от греха подальше, спрятался в Ванин болотный сапог. А зоркий Березай, выкрикивая свое «Бобо!», уже тыкал в полночную сторону. Повернулись туда: наступали сумерки — уж Венера–зверяница[83] взошла на небосклоне, а выше чернела туча. И… туча как‑то очень уж скоро двигалась! Внезапно Ваня понял: это не туча — это…
— Крылатые змеи! — охнул мальчик. И в хорошие намерения змей как‑то не очень верилось… Если бы им надо было что‑то сообщить, послали бы одного, а тут… целые полчища: и летучие, и ползучие! Может, змеи соскучились и решили вернуть его в людинец? А Стешу тогда — в хрустальный гроб, Березая — в Лабиринт, а Златыгорку вновь приковать к столбу?!
И тут из летней стороны показалась еще одна темная туча, помельче… Это что ж такое?! Глазастый Березай, глядя на юг, заорал:
— Волоны!
Действительно, огромная стая воронов летела сюда! Тоже воевать с ними?! Златыгорка разбежалась и прянула в воздух навстречу птицам, потом, оглядываясь на оставшихся, заорала, тыча пальцем в воронью тучу:
— Там соловушка! Там мой птах!
Маленькая серенькая пташка летела во главе стаи вещих птиц, каждая из которых что‑то держала в клюве… Тут Ваня разглядел что: пернатые стрелы! А десяток воронов несли, ухватив с разных концов, огромный лук, видать, Златыгоркин! А еще пяток тащили гусли–самогуды! Ну и ну! Вот так соловей! Вот так помощник! Как только он уговорил пустоперых?!
Златыгорка подлетела к птицам, которые несли ее лук, на лету перехватила его, и вороны тут же повернули вспять.
— Хоть будет чем отбиваться, — сказала Стеша Смеяну — и тот, широко улыбаясь, закивал: красавчик явно мало что понимал в происходящем.
Пять воронов пронеслись над вершиной, разом отпустив гусли, которые на лету поймала Стеша. Птицы со стрелами, скользнув над самой горой, сбросили пернатый груз на плато и поднялись в воздух, в ответ на «спасибо» каркая, дескать, нам тут с вами валандаться некогда, мы свое дело сделали и полетели до дому! Ваня с лешачонком мигом подобрали стрелы. Возвратилась Златыгорка, а на правом плече ее, заняв свое законное место, сидел соловей.
— Какой же ты молодец! — воскликнула Стеша, поглаживая соловушку.
— А где носит этого любителя утреннего пенья, коршун бы его побрал? — спросила пташка. Но ответа соловей не получил, Златыгорка, как бы не слыша, стала пробовать, остры ли стрелки, да тугой ли лук, да откуда ветер дует, да командовать, кому куда становиться… Смеяну велено было играть на гуслях — на рожке, дескать, умел наигрывать, сумеешь и тут.
— Но струны пока не теребить! Играть по моей команде! — строго–настрого велела самовила. Неземной красоты пастушонок взял гусли и кивнул: лицо у него было напряженное, видать опасался, что не сумеет сыграть как надо.
Змеи с полночной стороны надвигались, Ваня разглядел своего сторожа Трехголового с длинномерным копьем, и Семиглавый летел рядом с ним, а позади них махали крылами одноглавые змеи.
Шеша в суматохе поскорее цапнул синий клубок, чтоб никто не отобрал. Переплут же, подбежав к медному столбу, что‑то там вынюхивал, а потом принялся рыть лапами землю — косточку, что ли, закопал и теперь ищет, подумал мельком Ваня. А крылатый пес подлетел к ставшим на изготовку и затявкал:
83
Зверяница - Первая звезда на небе Зверяница (ибо в ту пору ночные хищники выходят на охоту). [Ред.]