Страница 7 из 15
– А ну, твари!..
Он кинулся вниз. По обоим бокам неслись другие, каждый орал что хотел. Выбрав себе цель, ауксилий бил врага щитом в лицо и тут же всаживал меч в кишки. Успев познакомиться с тактикой варваров в прошлых сражениях, передняя цепь уже знала, чего ждать. Солдаты сбились в плотный ряд, выставив стену из щитов. Вторая шеренга подтянулась и ухватилась за перевязь впереди стоящего, заодно подпирая его плечом. И как раз вовремя. Варварская дружина оправилась от неожиданности и с ревом обрушилась на оборонительную линию, на щиты и прикрытые шлемами головы, что есть сил орудуя мечами и копьями.
Трибун Лициний пришпорил коня навстречу верховым разведчикам Двадцатого легиона, которые мчались со стороны северной части становища. Кавалерийское крыло держалось в сотне шагов позади своего командира, еще не полностью выбравшись из лесу, в гуще которого сельговы устроили лагерь. Сюда легион долго и мучительно добирался по охотничьей тропе, которую удалось высмотреть после рубки на Красной Реке, едва не обернувшейся страшным поражением. Пришлось рискнуть и выслать вперед половину сил, чтобы тяжелая пехота прорвала оборону, после чего в дело вступит собственно кавалерия, зачищая участок от выживших. Однако медлительность, с которой был проделан марш, попортила Лицинию немало крови.
Передний разведчик осадил своего взмыленного скакуна бок о бок с великолепным серым жеребцом трибуна, поспешно отсалютовал и с ходу принялся докладывать о том, что происходит в голове колонны:
– Трибун! Северный фасад тына взломан изнутри, и оттуда на север рвется дружина варваров численностью в целое племя. А вот их арьергард, по словам наблюдателей, уходит в лес. Не меньше тысячи, по описанию смахивают на вениконов.
Лихорадочно обдумывая услышанное, Лициний кивнул.
– Должно быть, эти татуированные дикари решили бросить Кальга еще до нашей атаки… Так, что с легионом?
Декурион презрительно дернул плечом.
– Еле тащатся. Трибун, им не успеть. А передние когорты просто теряют время на перестроение между лесом и тыном. Не думаю, что в ближайшее время они могут вступить в работу.
Терпение Лициния лопнуло:
– За мной!
Сопровождаемый телохранителем, он пустил серого галопом вдоль колонны, высматривая заместителя командира легиона.
– Трибун Ленат, могу я узнать, что за дурость вы изволили устроить?
Второй человек в легионе, чья туника имела широкую пурпурную полосу[8], характерную для римлянина из сенаторского сословья, не привык, чтобы его поступки подвергались сомнению. Не веря своим ушам, он медленно повернулся спиной к группе из старших центурионов, которые пытались ему что-то втолковать, и уже собирался отчитать наглеца, как грубые слова замерли у него на языке.
– Трибун Лициний! А мы вот… э-э… как раз обсуждали… э-э… все ли меры приняты…
С патрицианским презрением к хорошим манерам Лициний отмахнулся от косноязычной попытки доложить обстановку. Он подался ближе и заговорил негромким, но зловещим голосом:
– Сдается мне, трибун Ленат, ты только тем и занят, что проявляешь трусость перед лицом врага. Думаю, примипилы, с которыми ты сейчас беседовал, подтвердят, что наилучший момент для удара был упущен. Следовало бить, когда они еще бежали в лес. А коль скоро даже мои дряхлые уши до сих пор слышат звон мечей из-за тына, советую послать когорты внутрь, тем более что синеносые успели проделать дырку в частоколе. И пусть твои люди займутся наконец делом. Если, конечно, ты не предпочитаешь быть отданным под суд наместника. И вот что еще. Если твои когорты не уберутся с моей дороги прямо сейчас, я пущу свое крыло сквозь них. Или по ним, мне все равно. Мы тут сидим сложа руки, а целая орда вениконов тем временем удирает в лес. Что до меня, то я намерен их всех положить. А твои сонные мухи мне мешают.
И он откинулся в седле, надломив бровь. Ленат проглотил ком в горле, затем повернулся к своим офицерам:
– Э-э… приказываю немедленно атаковать и занять стан варваров!
Старший центурион легиона сухо кивнул, не скрывая насмешливую улыбку:
– Может быть, даже бегом?
Ленат вновь сглотнул и часто-часто закивал.
– Да-да, бегом… Конечно, бегом, примипил Кануций!
– Хорошо еще, мы успели занять высотку!
Кадир молча кивнул в ответ на крик Марка. Центурия выбивалась из сил; передняя цепь теперь предпочитала просто удерживать рубеж и отбивать уколы вражеских копий, чем самим ввязываться в рубку. С другой стороны, сельговы тоже успели потерять былой задор и с каждой минутой атаковали все слабее. Над задымленным станом пронесся звук рожка со стороны северного фасада частокола, и в бреши показалась голова когорты. Марк только сплюнул при виде подкрепления.
– Что ж так рано? Могли бы еще поспать.
Кадир тряхнул его за плечо, показывая пальцем на тунгров.
– Гляди!
Из-за спины тунгрийской когорты сыпались все новые и новые легионеры, поспешно заполняя зазоры уже проседавшей цепи.
– Должно быть, Вторая когорта! Ну конечно! Примипил Нэуто ни за что нас не бросит в этом дерь…
Марк поперхнулся, не договорив. Ему на глаза вдруг попался некий предмет, которым, насадив его на копье, трясли варвары в дюжине шагов от фронтальной шеренги центурии. Кадир проследил за взглядом командира и увидел мужскую голову, на которой чудом сохранился поперечный гребень, отличительный знак центуриона. Понятно было, что варвары решили этим трофеем поиздеваться над римлянами. У Марка отлила кровь от лица, а глаза прищурились, выдавая напряженную работу мысли. Он обернулся к хамианцу, подобрал с земли валявшийся щит и сдавленным голосом приказал:
– Прикрой меня стрелами, но только справа.
Догадываясь, что сейчас случится, Кадир выбросил было руку, желая остановить своего друга, но тот оказался слишком быстр. Прорвавшись сквозь заднюю цепь, Марк встал плечом к плечу со Шрамолицым. Приняв чей-то меч на щит, он шагнул вперед, всаживая гладиус в глотку сельгову, который все тщился выдернуть свой застрявший клинок из крашеной доски. Повернувшись к солдатам, центурион уставился на них взглядом василиска.
– Держать мой левый фланг!
Развернувшись к врагу лицом, он ринулся в кишащую массу, мечом убрав кого-то справа, а слева прикрывшись щитом. На бегу он бросил за плечо:
– Кадир! Стреляй же! Вправо!
Не ожидавший, что командир вдруг сам прыгнет в месиво, хамианец наконец стряхнул с себя оцепенение и проревел команду на своем языке:
– Хамианцы, ко мне!
Одним движением насадив на тетиву и тут же спустив стрелу, он послал кованый наконечник в горло какого-то типа, хотевшего вбить свой топор в шлем Марка. Молодой центурион тем временем успел погрузить гладиус в грудь очередного ратника и, увидев, с какой натугой приходится вытаскивать лезвие, не задумываясь отпустил роскошную рукоять и ударом ноги послал варвара издыхать в объятия позади стоящих. Выхватив топор у падавшего навзничь парня, чья шея была пробита стрелой Кадира, он швырнул свой щит как диск, кромкой раскроив кому-то гортань, и взметнул над головой топор, чтобы атаковать вновь. В тот же миг возле Кадира встал еще один хамианец. Сорвав с плеча лук, он послал стрелу в гущу врагов, и еще один человек напротив Марка откинулся на руки соплеменников, забрызгивая их кровью. Тут и Шрамолицый, оправившись от изумления, ринулся вперед, бросив соседям слева:
– За мной, уроды!
Отбив щитом копье, нацеленное ему в ноги, он вонзил меч в горло сельгова и провернул рукоятку, вскрыв разверстую рану, откуда забил фонтан горячей крови. Взглянув вверх, Шрамолицый на миг замер с распахнутым ртом при виде того, как его командир швыряется щитами в плотно сбитую массу варваров, после чего обеими руками хватает чей-то топор и с диким криком набрасывается на ратников. Быстрота и натиск его атаки расчистили целую полосу в самой гуще варварской дружины; под ударами тяжеленного лезвия сельговы валились направо и налево, а те, до которых озверевший римлянин еще не добрался, вжимались спинами в соседей. Кадир с девятью лучниками засыпа́л стрелами ближайших к Марку сельговов справа, и те не поспевали заполнять растущие бреши в своих рядах. Вращая глазами, залитые кровью умирающих соплеменников, валившихся им под ноги, варвары с ужасом смотрели на распоясавшихся лучников.
8
Автор допускает неточность. Достоверно известно, что римская знать носила туники с двумя вертикальными полосами (пурпурного цвета; проходили в районе ключиц спереди и сзади от подола до подола): у всадников порядка трех сантиметров в ширину, у сенаторов, патрициев и самого императора в три раза шире.