Единственная и неповторимая

Я чувствовала, что больше не выдержу, так хотела заняться с ним любовью. Я начала тереться лобком о его грудь. Его пальцы путешествовали по моей спине от шеи к ягодицам. Вдруг без предупреждения он вонзил ногти в мой зад, явно пытаясь сделать мне больно. Господи, я помню ощущение сладкой дрожи. Как будто это было вчера. Я отступила на шаг и повернулась, показала ему попку. Схватила его правую руку и положила себе на правую грудь, понуждая его ласкать мой сосок. Юноша оказался прилежным учеником и схватывал все на лету: у него было хорошее чувство ритма и правильное количество насилия в крови.

Я не мешкала. Склонившись вперед, глубоко прогнулась, открывая ему самые потаенные свои секреты. Я дала ему отдышаться. Сначала он ничего не делал. Возможно, он просто сидел, переполненный чувствами. Потом аккуратно стал поглаживать мою спину и зад кончиками пальцев. Он был так нежен. Я закрыла глаза и с нетерпением ждала, когда же он возьмет меня, но вдруг, снова совершенно внезапно, он укусил меня за ягодицу, алчно, как будто собирался отъесть кусок, как каннибал. В считанные секунды мое тело буквально взорвалось. Невероятно, но он подарил мне уязвимость и смущение — чувства, мне совершенно несвойственные. Я хотела, чтобы он взял меня в жены, я умирала от желания рожать ему детей, готовить и стирать. Я хотела стать для него единственной и неповторимой.

Я оторвалась от него. Быстро оделась, стараясь на него не смотреть, не знала, где взять сил, чтобы дальше жить без него. Глубоко внутри я осознавала, что наши жизни проходят в разных измерениях. Пока он работал на ниве эмоциональной боли, я занималась вопросами спасения и безопасности государства... Вам дурно?

Берд: Все в порядке.

Сабрина: Но вы плачете!

Берд: Со мной все в порядке. Еще минута, и все пройдет.

Сабрина: Отлично.

Берд: Если вы и в правду хотите знать, что меня так взволновало, я скажу: что, черт возьми, происходит? Как вы могли оставить его одного, если вы так его любили? И вообще, как вы могли полюбить человека, который укусил вас за задницу? Что происходит в этом кошмарном мире? Почему все так запутано?

Сабрина: Невероятно, вы мне так напоминаете Дани. Точно как вы, Дани не был готов к реальной жизни. Возможно, это была его основная черта.

Берд: Это неважно. Я уже оклемался, давайте продолжим.

Сабрина: Я думаю, лучше мы сделаем небольшой перерыв. Пойдите сюда, присядьте поближе.

Берд: Поближе? Что вы имеете в виду?

Сабрина: Не притворяйтесь. Пойдите сюда и присядьте поближе на кровать.

Берд: Вы уверены?

Сабрина: Может, выключите свой диктофон?

Берд: Да, наверное, вы правы. Я его выключил...

ПАУЗА

Берд: Раз, два, раз-два-три. Продолжим?

Сабрина: Вы выглядите более спокойным. Каждому мужчине время от времени нужно немножко внимания. Вы были великолепны, можете собой гордиться.

Берд: Я в порядке, давайте двигаться дальше.

Сабрина: На следующее утро я улетела обратно в Израиль. Я была представлена к медали «Золотая Звезда Длинной Руки». Вечером меня пригласил сам Старик разделить с ним пролетарскую трапезу в его доме. Как обычно, Старик был очень тепло и дружелюбно настроен. Поздравил меня с успехом, сказал, что моя храбрость и находчивость «отражают истинно библейские качества». Он предложил продолжить в постели, но я соврала, что прямо перед самым полетом обнаружила, что у меня те самые дни. Я заверила его, что в ближайшие четыре дня я буду совершенно бесполезна в этом плане. Как вы понимаете, все мои менструальные циклы регистрировались в личном деле, которое хранилось в отделе кадров Длинной Руки. Я обманывала Старика. Я лгала потому, что не хотела делать с ним это. Я хотела своего застенчивого трубача и поклялась хранить ему верность.

Берд: Вам удалось?

Сабрина: Да. С тех пор, когда я строгала врагов моего народа, я совсем не получала удовольствия. Я научилась разыгрывать оргазмы, как требовало начальство с самого начала. Когда они засаживали, я стонала и трясла задом, а сама тем временем подмигивала скрытой камере. Я делала это затем, чтобы убедить начальство, а заодно и себя, что происходящее не имеет ко мне отношения, что я лишь выполняю разведзадание.

Кодкод был в восторге. На летучках после каждой операции он бесконечно повторял, что я «овладела искусством шпионажа и подняла его на качественно более высокий уровень, превратив в самостоятельную форму абстрактного искусства». Я никогда не могла понять, что абстрактного он видит в притворных оргазмах, но он был старше по званию, а я уже научилась избегать ненужных споров и конфронтаций. Старик тоже был в полном восторге от моей новой «стратегии притворства». Однажды он даже сказал мне что «подмигивание является выражением духа элементарного цинизма, столь необходимого для успеха контрразведки». Мужчины обладают странной особенностью облекать маленькие вещи в высокие слова. Так или иначе, он решил, что меня надо повысить в звании. Мой престиж в Агентстве достиг своего пика. Хотя основные характеристики моей деятельности оставались теми же самыми, я получила от своих наставников гораздо большую свободу. Мне удалось так организовать свою работу, что большинство операций проходили там, где гастролировал Дани.

Думаю, что у него не было поклонницы, которая видела столько представлений, сколько видела я. Чтобы не выдать себя, я являлась в разных обличиях. Это было настоящее приключение. Я стояла в зале очень близко к сцене, обычно чуть в стороне, но иногда прямо напротив него. Визжала вместе с юными писявками и бросала в него трусики. И слишком этим увлеклась. Доходило до того, что я являлась на концерт, надев семь пар трусов. Когда мой лобок окончательно оголялся, я была абсолютно готова принять его. Обычно я закрывала глаза и мечтала, как он нежно берет меня, мне хотелось зажать его маленькую трубу между грудями, мне хотелось, чтобы он наполнил меня своим семенем.

Берд: Хорошо, хорошо, я понял ситуацию. Не обязательно вдаваться в подробности. А что было с ним, он скучал без вас?

Сабрина: Смешно об этом спрашивать. Он стоял на сцене и рыскал глазами по залу, было ясно, что он кого-то ищет. Только позже я поняла, что он разыскивал меня. Иногда я стояла совсем близко, но наши глаза так ни разу и не встретились. Он искал меня, а я даже не знала об этом. Только в 1958-м, в Манчестере, во время первой операции по поимке Рудольфа Хейхмана я поняла, что он ищет меня. Там и тогда я поняла, что он тоже истово меня любит.

Берд: Ого-го! Это была долгая сессия, полная неожиданных поворотов. Вы, должно быть, ужасно устали.

Сабрина: Как раз наоборот. Мне доставило большое удовольствие вспомнить все подробности.

Берд: Я думал предложить вам сходить завтра вечером в кино или в ресторан или и туда и туда. Что скажете?

Сабрина: Ни в коем случае. Я не переступала порога этого заведения со дня, когда меня сюда привезли, это было тридцать пять лет назад. У меня нет ни малейшего желания показываться на публике.

Берд: Вы уверены? Может, передумаете?

Сабрина: Абсолютно уверена и не собираюсь обсуждать эту тему.

Берд: Я думал, что после того, что между нами было... Вы понимаете, что я имею в виду, вы могли бы передумать.

Сабрина: Все мужики одинаковые. Вам дали немножко тепла, и это тут же вскружило вам голову. Повторяю для тупых: НЕТ, а, кроме того, я достаточно стара, чтобы быть вашей матерью. Так что идите домой, молодой человек.

Берд: Лады. Я уважаю ваше решение. Если передумаете, вы знаете, где меня найти. Увидимся на следующей неделе, и вы расскажете мне про первую операцию Хейхмана.

31

Дани