Единственная и неповторимая

Берд: Вы занимались с реальными мужчинами или все больше в теории?

Сабрина: О нет, мы тренировались на мужчйнах. Из строгих соображений безопасности все практические занятия проводились с евреями «высокого полета». Среди них были генералы, летчики-истребители, министры кабинета, ученые-ядерщики из института им. Вейцмана, несколько важных раввинов, Кодкод и даже Старик.

Берд: Вы что, хотите сказать, что вы занимались этим со Стариком?

Сабрина: Да, занималась. И не раз. В те времена он очень мне нравился. Он был очень чувствительным и нежным. Никогда не навязывался. У него были теплые глаза и ласковая манера говорить. Он был настоящий офицер и джентльмен. Вы должны учесть, что для меня, юной девушки, новобранца и новой эмигрантки из Румынии, продвижение в Агентстве Длинной Руки происходило слишком быстро. Менее чем за три года я полностью ассимилировалась в израильском обществе. Более того, практически мгновенно я оказалась в обществе Старика, самого влиятельного человека в современной еврейской истории. Старик научил меня, как сделать мужчину счастливым. Говорил он медленно, с мягким восточно-европейским акцентом. Он был уже пожилым человеком, и это добавляло ему человеческой теплоты.

К тому времени мы оба уже знали, куда ведет моя карьера. Понимали, что мне никогда не будет дано испытать настоящую привязанность, что семейная жизнь совершенно исключена. Временами, приходя на нашу тренировочную базу, он просиживал часы напролет, делясь текущими проблемами в сфере политики и дипломатии. Потом в моей комнате, сидя радом со мной на моей железной койке, он говорил о личном, о моих воспоминаниях военных лет, о моих страхах. О моей семье. Он знал моего отчима, Ха- имке Иерушальми. Всегда интересовался мелкими подробностями. Обычно он спрашивал: «Как поживает Хаимке? Он достаточно зарабатывает? У него все хорошо?». Старик был последним человеком, звавшим меня по имени, Сабрина. Как агент, я вскоре утратила свое настоящее имя. Как и коллеги, я превратилась в объект, в человека без лица и без будущего.

Берд: Никому больше не удастся удивить меня откровениями о героях зори сионизма. Видимо, они были куда более жовиальными личностями, чем нас учили в школе. Не могли бы вы рассказать о внутренней жизни вашего курса, о ваших коллегах и сокурсницах? Вы были с кем-либо особенно дружны?

Сабрина: Как и следовало ожидать, все девушки на этом курсе были уроженками Европы. Мы все росли в тени нацистской оккупации. У нас было похожее прошлое. И у всех были глубокие душевные шрамы. Все мы выглядели как арийки, являя собой полную противоположность типу женщин-сабр, ну и конечно, мы не были похожи на евреек. Среди девушек я особенно помню венгерку Магду Москович. Она была моей близкой подругой в те времена. Вам это интересно?

Берд: Очень, продолжайте. Расскажите мне о Магде.

Сабрина: Она была очень хорошая, живая девочка. Как и я, Магда приехала в Израиль под самый конец Войны за Независимость. Но в отличие от меня, она потеряла всю свою семью во время войны. Представляете? Ни один человек не спасся из всей ее большой семьи. Она была самым одиноким человеком, которого я знала. Я за нее очень переживала.

Забавно, но мы выглядели довольно похоже. Одного роста 1.72 метра, одного объема талия, у обеих слегка тяжеловатые бедра и ноги. От пояса и выше мы обе были тонкими и стройными, и обе с неправдоподобно большой грудью. Как и большинство девушек на курсе, мы обе были блондинками европейского типа.

В первые недели ни однокурсницы, ни учителя не могли нас различить. Нередко меня называли Магдой, и я уверена, что она тоже сталкивалась с такой путаницей. Все настаивали на том, что мы однояйцовые близнецы.

Со временем Магда и я подружились. Как и я в те времена, Магда ненавидела врагов Израиля. Я уверена, что благодаря своей грустной семейной истории, она думала лишь о мести. С самого начала было ясно, что место Магды в разведке гарантировано. В те времена я преклонялась перед ее самоотдачей и безоглядной преданностью. Теперь я знаю, что благодаря нашей схожести мы часто принимали участие в одних и тех же операциях, но никогда об этом не знали. В этом суть шпионажа; ты никогда не знаешь ничего лишнего, ты никогда не понимаешь, что же на самом деле происходит и какова твоя истинная роль. После окончания военной школы мы встретились только раз. Я не знаю, как сложилась ее судьба. Слышала, что она еще долго служила Длинной Руке после того как я ушла, но наверняка не знаю. Я недавно заметила, что думаю о ней, гадаю, жива ли она, вышла ли замуж, есть ли у нее дети, внуки? Скажите, Берд, а вы ничего о ней не слышали? Можете рассказать, что с ней случилось? Есть у нее сын или дочка? И самое главное: она вообще жива?

21

Сабрина: Через две недели после окончания учебы я была направлена в подразделение внутренней разведки Длинной Руки. Мы подчинялись напрямую Кодкоду.

Мне было приказано выследить Ганнибала Петрушку[43] — самую известную фигуру израильского правого подполья. Я должна была втереться в доверие и проникнуть в Крепость Вольфганга[44], нервный центр израильского правого движения. Я должна была вызнать, где он находится, проникнуть в его революционные проекты и завербовать. Мы знали, что Ганнибал Петрушка причастен к ряду политических убийств. Мы также знали, что из своего укрытия в Крепости он руководит делами бабочек.

Берд: Что вы имеете в виду под делами бабочек?

Сабрина: Он был связан со Штабом по Охране Бабочек, расположенным в подземелье крепости. Там была постоянная выставка сушеных и прегарирс!ванныха<|> риканских бабочек, привезенных ветеранами правого террористического подполья из Кенийского пленения[45].

Чтобы гарантировать успех первой миссии, ставка послала меня на недельный интенсивный семинар

по зоологии. Я детально изучила биологию лепидопте- ры. В бабочках меня особенно восхищало несоответствие поэтической красы и быстротечности их жизни. Бабочки, как вы знаете, рождаются на очень недолгий срок. Они живут настоящим, все, что им остается — это «здесь» и «сейчас». Они живут мгновение, чтобы исчезнуть навсегда. Столкнувшись с ними, я осознала трагичность собственной жизни. Поняла, что моя жизнь ведет в никуда. Осознала свое неизбежное крушение. Внезапно я остро ощутила потребность любить и быть любимой. Но чем больше мне этого хотелось, тем яснее я ощущала насмешку своей проклятой судьбы. Жизнь вела меня в обратном направлении. У меня никогда не будет семьи, я не буду растить ребенка и даже любимой женой не стану. Эта кровоточащая рана, это осознание потраченной зря жизни с самых первых шагов превратила мою работу в разведке в сущий ад.

В первый же день моего пребывания в Крепости Вольфганга, я с удивлением обнаружила, насколько милыми и радушными людьми были правые экстремисты, В большинстве — новые эмигранты из Польши, они были настроены приветливо и доброжелательно. Я чувствовала себя в их среде как дома, в Европе. В отличие от грубых и агрессивных сабр они вели себя подобающим образом, щеголяя европейскЬй изощренностью манер. Но все же, как меня и предупреждали, эти люди были крепкими орешками. Я сказала «крепкими», а надо было сказать «непробиваемыми». Консерваторы вообще, а правые сионисты в особенности не верят в свободную любовь. Их практически невозможно соблазнить. На каком-то этапе я даже подумала, что они попросту незнакомы со всем разнообразием возможностей сексуального общения. Они развивали в себе психологию великомучеников, основанную на полном отрицании телесного наслаждения. Их пуританство было непробиваемо. Не забывайте, что вся моя подготовка была основана на эксплуатации моих женских прелестей, и в асексуальной среде я была совершено бесполезна. Скоро моя деятельность зашла в тупик

На первой оперативной встрече с Кодкодом я призналась, что не смогла обнаружить никаких следов г-на. Ганнибала Петрушки. Поделилась своими опасениями по поводу отсутствия сексуального энтузиазма у правых партийных бонз. Что бы я ни выделывала, они отказывались видеть во мне сексуальный объект и относились по-товарищески. КодЯрд был в прости: «Люди по определению поддаются сексуальной манипуляции!» — он подчеркнул, что деление на правых и левых в этом контексте бессмысленно, и просил больше не повторять этот вздор. Смягчившись, он поделился важной информацией: оказывается, правые любят заниматься этим сзади и в темноте.

43

Израильскому читателю Ацмона ясно, что он создает карикатуру на Ицхака Шамира («укроп», инр.). Ганнибал должен напомнить о фильме «Молчание ягнят». Ицхак Шамир, миниатюрный премьер-министр Израиля в начале 80-х годов, был ранее киллером как в рядах правого подполья, так и на службе еврейского государства. Ему, в частности, приписывают убийство графа Бернадотта и множество терактов.

44

Прототип — Мецудат Зеев, Крепость Волка, штаб-квартира правоэкстремистской организации Херут, впоследствии — правящей партии Ликуд. Зеев Волк — ивритское имя Владимира Жаботинского, отца-основателя Херута, поклонника Муссолини, лидера фашистского крыла сионизма.

45

Ицхак Шамир и другие лидеры еврейских фашистов были интернированы британскими властями в Кению во время войны. Бабочки напоминают о культе «кенийского изгнания» в идеологии Херута.