Страница 86 из 175

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович, Туманский Федор Антонович, Илличевский Алексей Данилович, Коншин Николай Михайлович, Козлов Василий, Филимонов Владимир Сергеевич, Плетнев Петр Александрович, Федоров Борис, Олин Валериан Николаевич, Панаев Владимир Иванович, Шишков Александр Ардалионович, Норов Авраам Сергеевич (?), Тепляков Виктор Григорьевич (?), Зайцевский Ефим Петрович (?), Деларю Михаил Данилович (?), Шкляревский Павел Петрович (?), Туманский Василий Иванович (?), Розен Егор Фёдорович (?), Родзянко Аркадий Гаврилович (?), Крюков Александр В., Крылов Александр Абрамович (?), Теплова Надежда Сергеевна (?), Дашков Дмитрий Васильевич, Щастный Василий Николаевич (?), Нечаев Степан Дмитриевич, Григорьев Василий Никифорович (?), Загорский Михаил Павлович (?), Ротчев Александр Гаврилович (?), Ободовский Платон Григорьевич (?)

240. К С-У, ОТЪЕЗЖАЮЩЕМУ НА РОДИНУ

Прости, любезный! Добрый путь! Лети на родину святую В семье родимой отдохнуть, Изведать жизнь прямую! Младенчества беспечный миг Там сердцу внятно отзовется И свежесть прежних чувств твоих С душою юноши сольется; Природа встретит там тебя С давно знакомою улыбкой; Ты очаруешься, промолвишь вне себя, Что заведен туда ошибкой… Коснешься в радости немой Беда́ми скованной цевницы — Она откликнется на глас призывный твой И грянет гимн заутренней деннице!.. Там всё тебя одушевит: И дикий дым родного крова, Умолкших сел вечерний вид, И свежесть утра золотого… А здесь, мой друг, приличий светских хлад; Здесь тухнет пламень вдохновенья, — И если иногда и прояснится взгляд Восторгом песнопенья, То — уцелевший злак под черепом зимы; То — огонек в глуши полупотухший; То — слабый луч, чрез скважину тюрьмы На узника украдкою скользнувший… <1822> Петербург

241. ТОСКА ОССИЯНА

О арфа! пусть твой слабый стон, Исторгнутый десницей устарелой, Пробудит хоть на миг бесславный сон Родительской страны осиротелой! Пусть с сей скалы, подножия дубов, Ровесников моей седи́ны, Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов, Осенний ураган, взрывай дубрав вершины! Надвинь на свод пустых небес Громады туч свинцовых! Ты, ночь, раскинь свой креповый навес И мрачные набрось на мир оковы! Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях, Как бы звезда победная, блистала И в вражеских трепещущих устах Прощание с сей жизнью вынуждала… Свершилось, нет Фингала! События минувших дней, Пожранных вечностию жадной, Проснитесь в памяти моей: Да огласит сей холм Фингала подвиг ратный! Я помню (и тогда кипела кровь во мне И меч дрожал в руке нетерпеливой): Сверкали копьями — и в шумной вышине Свистали стрелы боевые… Железо тупится; со строем сшибся строй; Удар в ответ удару стонет; Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой — И что ж? врагов страх с тылу гонит! Бегут лучей его копья, — Так утром дымные туманы, Покрывшие восточные курганы, Редит огнистая заря! Катмора ищет взор Фингала,— Сошлись; уж рок колеблется меж них… Конец взгремел… И гордо отлетала Душа Катморова в страданиях немых. Но будь утешен ты, Катмор! Фингал жалел твоей погибшей славы И с гордостью вперял свой храбрый взор На труп твой величавый! Но должен ли я днесь тебя, родитель мой, В пылу побед венчать венком лавровым? Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой В надгробну песнь над хо́лмом новым. Недаром стон глухой трикраты сон лесов Смущал полуночной порою; Недаром гром гремел и вой зловещих псов Мне сердце раздирал тоскою; Недаром арфа в черный день Сама собою содрогалась, Как будто бы чья жалобная тень Эфирными перстами к ней касалась. О, сколько бедствий в жизни сей Судьба мне завещала! Давно ль всхолмилася на лоне сих полей Могила храброго Фингала,— И вечной ночи мрак смежил Мои увлаженные вежды! Мне мир как гроб, лишенному светил, Лишенному надежды! Одна осталась мне отрада — обнимать Твой прах холодными перстами. Ты зришь меня, — но мне тебя уж не видать! Когда ж, когда ж воздушными крылами К тебе, родитель, понесусь В надоблачный чертог летучий? Когда с землею я прощусь, Где шаг — то друга гроб или курган могучих? Узрю ль тебя, желанная страна? Ото́прутся ль врата отчизны? Железная судьба, ты хочешь, чтоб до дна Испил я чашу горькой жизни… <1822>

242. БЕРЕГА ВОЛХОВА

(Посвящено Алексею Романовичу Томилову)

День упадал во глубь лесов; В долине вечер воцарялся, И меж высоких берегов Спокойно Волхов разливался. Над ним нависнувши стеной, Твердыни праздные[172] дремали, Вблизи синел курган крутой, И тени на водах лежали. Воспоминанья прошлых дней На сих местах в моей душе теснились: Так — здесь толпы богатырей С пришельцами за кров родимых бились; Правдивым мщением кипела русских грудь, Свободу жизни ограждая, — И часто Волхова багро́вел светлый путь, Враждебных трупы увлекая. Быть может, богатырь на камне сем острил Свой меч, притупленный щитами; Иль, обессиленный, склонясь над ним, просил Он у небес победы над врагами. Теперь всё смолкло здесь! Лишь в бурю вран кричит, Гнездяся в башне позабытой; На ржавых вереях дверь дряхлая скрыпит, И свищет ветр в стене разбитой. Иль время иногда рушительной рукой С вершины камни обрывает,— И Волхов с шумом поглощает Потомков древности святой. Так старец, ослабев от бед, Теряет ветхие седины, И алчной вечности пучины Уносят их минутный след!.. О Волхов! берегов твоих Не оглашает днесь ни голос грозной битвы, Ни тяжкий стон последния молитвы, Ни вопли дев с полей родных. К тебе певец идет с довольною душой: Он любит с башни зреть, задумчивости полный, Как ты волнуешься сребристою струей, Колебля рыбарей разбросанные челны; И перед ним цветущее село Склоняется над тихими водами, Любуяся в их светлое стекло; Здесь берег обнялся зелеными лугами, Там он стеной песчаною обвис, И ели древние над ним шатром сплелись! Мне не забыть тех томных впечатлений, Питавших мысль мою при Волховских струях. Картинные брега, я помню вас в мечтах, Как помнят призраки веселых сновидений!.. <1823> вернуться

172

Рюрикова крепость.