Страница 13 из 66
— А что плохо?
— Плохо? — поморщился Коровин словно от зубной боли. — Я бы не сказал, что плохо… Хуже некуда! Короче, Москва для руководства операцией присылает нам старшего майора госбезопасности Цанаву. Вот уж не знаю, что может быть хуже!
Старший майор госбезопасности Георгий Цанава был племянником зловещего приближенного Берии, комиссара госбезопасности Лаврентия Цанавы. Всесильный и заботливый дядюшка решил, что задание, находящееся на личном контроле у Сталина, самое подходящее дело для того, чтобы племяннику заработать очередное звание и орден, а потому уговорил Берию отправить для личного руковдства операцией по захвату базы-500 старшего майора госбезопасности Георгия Цанаву.
«А что? — подумал Берия. — Коровин — человек опытный, в том числе и по части нейтрализации дураков. Он не допустит, чтобы молодой и самоуверенный Георгий Цанава причинил большой вред делу. Ну а если что пойдет не так, то племянником и дядей можно будет воспользоваться как буфером для смягчения гнева Хозяина, — а для чего же нужны еще эти недалекие мегрелы? Мегрелия породила лишь одного великого человека — Лаврентия Павловича Берию. А остальные — жалкие тупицы, вознесенные к вершинам власти лишь волею гениального земляка».
Спустя десять лет придет именно такой случай и Берия без колебаний пожертвует земляком, старым другом и тезкой, — всесильный министр государственной безопасности Белоруссии Лаврентий Цанава окажется в застенках его родной «конторы» потому, что не смог «элегантно» решить вопрос с лидером Еврейского комитета Михоэлсом.
Москва подтвердила прибытие старшего майора госбезопасности Цанавы ближайшим самолетом. Вместе с ним должен был прибыть новый заместитель командира отряда по контрразведке. Однако Коровина больше интересовали взрыватели и детонационные шнуры к минам, а также запасные аккумуляторные батареи к радиостанции.
Несмотря на то что руководство операцией Москва решила поручить Цанаве, план операции по захвату базы-500, подготовленный Коровиным, был одобрен Судоплатовым и Берией, поэтому Коровин рассчитывал, что его план будет оставлен в силе. В отряде детали плана кроме него знал толь ко Федорцов. Остальные должны были знать только то, что было необходимо для выполнения их конкретных задач.
От первого лица: Генрих Герлиак, 26 сентября 1942 года,
Вайсрутения, резервная база отряда «Дядя Вова»
На резервной базе отряда, в бывшем пионерском лагере отдыха у озера Круглое, я чувствовал себя словно на отдыхе. Уходили последние, необычно теплые для этих мест сентябрьские деньки. Лирическая атмосфера золотой осени волшебным образом гармонировала с удивительным и нежданным чувством, возникшим между мной и Мартой, казавшейся мне лесной нимфой, мистическим образом появившейся в моей жизни. Или виной всему мои замкнутость и склонность к самоанализу? Или традиционная немецкая сентиментальность? Впрочем, неважно… Главное то, что впервые в жизни я наслаждался каждой минутой бытия. «Остановись мгновенье — ты прекрасно!»
Разумеется, я понимал, что это не будет продолжаться вечно. Коровин и Федорцов, очевидно, готовили операцию, в детали и сроки проведения которой они не посвящали никого. А ведь мне нужно было своевременно предупредить штаб Баха, чтобы сорвать не сулящие ничего хорошего для моей базы планы русских диверсантов. А как предупредить, если мне неизвестен ни план операции, хотя бы в общих чертах, ни, что самое главное, срок начала операции. Это незнание отравляло мое существование, и я лихорадочно искал выход из положения.
Выход, как всегда, пришел внезапно и с самой неожиданной стороны.
Ночь я, как обычно в последние дни, провел с Мартой. Коровин запретил мне покидать резервную базу, и потому Марта сама пришла ко мне. Пользуясь тем, что моей группе выделили две землянки, ребята потеснились и разместились в одной, предоставив вторую в мое полное распоряжение.
Марта была необычайно оживлена, и это не укрылось от моего взгляда.
— Я вижу, что ты просто сияешь от радости, — заметил я. — Я не настолько самоуверен, чтобы отнести это исключительно на свой счет.
— Ты прав, — засмеялась Марта, прижавшись щекой к моему плечу. — Командир сказал мне, что скоро сможет отправить детей за линию фронта.
— Стоит ли так рисковать жизнями детей? — удивился я. — Они уже больше года живут здесь, и пока ничего не случилось.
— Ты не понимаешь! — воскликнула Марта. — Это не просто дети: это дети работников НКВД, и почти половина из них евреи. Ты знаешь, что немцы делают с евреями и семьями работников НКВД? Семьи работников НКВД в лучшем случае отправляют в концлагерь, а евреев расстреливаю!. Совсем недавно полностью уничтожили гетто в Слониме и Коссове и еще во многих других местах. Ты представить себе не можешь, как я все это время переживала за детей! Я так рада, что теперь их отправят за линию фронта!
— Я не представляю, как дети смогут преодолеть тяготы пути: не одну сотню километров по лесам и болотам, с риском нарваться на немцев, — поделился я сомнениями.
— Разумеется, никто не отправит их пешком! За ними пришлют самолет, — пояснила Марта.
Вот как! Я почувствовал, что наконец удача повернулась ко мне нужной стороной. Теперь следовало не спугнуть ее.
— Самолет не часто прилетает, — заметил я. — Так что это действительно удачный случай. Ты уже собираешь детей в дорогу?
— Какие там сборы?! — засмеялась Марта. — Командир сказал, что далеко идти не придется: аэродром оборудуют поблизости. Где именно, он не сказал: это секрет. Но обещал, что детям не придется идти далеко и они не устанут. Что? Что такое? Я что–то не так сказала?
— Я, разумеется, рад за детей, — нахмурившись, ответил я. — Но ведь тебе придется их сопровождать. Ты улетишь с ними, а я останусь здесь… Так что не вижу оснований для радости за себя… за нас.
— Нет, что ты! — воскликнула Марта. — С ними полетит доктор. А я останусь! Я упросила командира, и он оставит меня в отряде медсестрой. А доктору нельзя оставаться: у него больное сердце и ревматизм, партизанская жизнь просто убьет его.
Марта крепко обняла меня и прошептала:
— Ты рад, что я остаюсь с тобой?
Я ответил долгим поцелуем. Как я еще мог ответить? Что мне было бы легче, если бы она улетела? Мне действительно стало бы невыразимо легче, если бы она улетела отсюда. Сейчас для меня не было более дорогого человека, чем Марта. И мне было невыносимо тяжело делать то, ради чего я появился здесь, поскольку смыслом моего пребывания в затерянном в белорусских лесах доме была смерть. Смерть для бойцов отряда дяди Вовы и тех, кто их окружает.
— — Ты уже начала готовить детей к дороге? — спросил я. — Ведь они еще не летали самолетом, их надо к этому как–то подготовить.
— Командир сказал, что дети должны быть готовы послезавтра, — ответила Марта. — Ну, а там уж как погода будет.
Да, летчикам предстоит нелегкая задача: ночью сесть на незнакомую и в спешке подготовленную посадочную площадку. Им нужен надежный и хорошо различимый ориентир. Самое подходящее место — Князь–озеро, но до него далеко идти, детей туда не поведут. Скорей всего, полосу оборудуют возле озера Круглое. Если самолет ждут через три дня, то полосу уже начали расчищать. Ладно, уж место расположения полосы я буду знать точно, этого Коровин от меня скрыть не сможет. А больше мне ничего и не надо!
— Завтра мы не сможем увидеться, — сказал я. — Ночью мне предстоит задание.
— Опасное? — испугалась Марта.
— Нет, милая! — обнял я ее и, поглаживая по голове, добавил:
— Надо сходить на разведку, но без всякой стрельбы. Ничего опасного, обещаю!
Я не обманывал ее: следующая ночь действительно была у меня занята. Мне было нужно срочно встретиться со Штадле.
Я без труда выяснил, где должна располагаться полоса для приема самолета. На большой поляне прямо возле озера уже кипела работа: срезали кочки, выкорчевывали пни, засыпали ямы. Но вот выбраться с территории резервной базы было сложно: я заметил, что практически непрерывно нахожусь под наблюдением людей из группы Федорцова. Нет, покидать лагерь слишком опасно! Уйти я от людей Федорцова смогу легко, но после этого возвращаться будет уже незачем.