Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 44

И вот наконец она увидела лесной ручей. Её массивное тело погрузилось в холодную воду. Проплыв по мелководью, она оказалась на том берегу. Подняв голову, огляделась. Где же девочка? Где дочка? Она должна быть где-то здесь. Она должна часто приходить сюда, к ручью. Она наверняка любит воду, как и её предки — волшебный морской народ.

Праматерь оглядела пологий песчаный берег и увидела большой глиняный горшок. Его гладкие стенки блестели в лучах полуденного солнца.

Пока Зоркий Сокол спал, возле его хижины несли караул птицы-часовые — соколы и воробьи, сойки и пересмешники, краснопёрые кардиналы и расписные овсянки. Они звали его:

— Брат! Сбрось человеческую кожу!

Зоркий Сокол провалился в глубокий, тяжёлый сон, но и во сне он помнил про правило. Он был связан им по рукам и ногам. Древнее правило гласило: раз сбросив человеческую кожу, ты уже никогда не сможешь вернуться в неё.

Он знал об этом правиле. Но почему о нём не знала Ночная Песня?

— Надень свои перья! — пели ему зуйки, чибисы и белогрудые ржанки.

— Летим с нами! — вторили им серые совы и желтоглазые филины, козодои-полуночники и крапчатые куропатки.

Но он не мог — ведь у него осталась дочь. Если он улетит, что станется с нею? Ведь его дочь родилась человеком, и ради неё он тоже должен оставаться человеком. Если он снова станет птицей, если снова наденет перья, он будет навсегда потерян для неё. Как Ночная Песня, которая теперь была навсегда потеряна для них обоих. Свинцовая усталость сковывала его тело, сон засасывал его всё глубже и глубже.

Тяжёлый сон завладел им, и он лежал неподвижно, словно мёртвый. А над хижиной кружили птицы — дрозды-рябинники и крохотные вьюрки, нежные горлицы и вёрткие зяблики.

Прошло три долгих дня и три тёмных ночи, и сон наконец отпустил его. Он очнулся. Его тёмные глаза, в которых мерцали тёплые золотые искры, опухли и покраснели от слёз, пролитых во сне. Он огляделся. Вокруг было пусто. Гулкая пустота. Пустота, которая давит на грудь, словно могильный камень.

Он коснулся рукой циновки, на которой спала Ночная Песня. Она была пуста. Обернувшись, он взглянул в противоположный угол хижины. Циновка, где спала его дочь, тоже была пуста.

Его дочь! Где она? Сколько времени он проспал? Как давно она ушла из дома? И тут он заметил ещё кое-что — глиняный горшок… его тоже не было.

Кошки любят поспать, и Пак не был исключением. Днём он частенько дремал в своей норе или снаружи на солнышке, а в промежутках между сном совершенствовал охотничье мастерство. Скоро он так наловчился, что легко отыскивал норки, которые мышки устраивали под корнями деревьев или прямо в земле, устланной плотным ковром длинных сосновых игл. Иногда ему удавалось разнообразить меню ящерицей, а порой попадалась и древесная лягушка. Лягушек было интересно ловить, но на вкус они были так себе.

Охота напоминала ему о Сабине, о том, как она сидела в засаде, притаившись за старыми удочками, а потом вдруг с громким шипением выскакивала прямо на него, растопырив когтистые лапки: «Ш-ш-ш-ш-ш-ш!!!» Вспомнив это, он улыбнулся.

Полакомившись сочной мышкой, он подумал, что стал настоящим охотником и Сабина могла бы им гордиться. Сидя на берегу ручья, он смотрел на воду, а потом закрыл глаза, и ему показалось, что рядом с ним мама, которая вылизывает своим тёплым шершавым языком его серую перепачканную шкурку. И он тихонько замурлыкал — впервые за много дней.

Мурлыканье — это кошачья молитва. С точки зрения деревьев, молитва самая чистая и бескорыстная. Как и всякая молитва, она полна благодарности и надежды. Маленький котёнок сидел в лесу возле своего дерева и мурлыкал. Он молился о том, чтобы отыскать дорогу обратно домой, чтобы найти сестрёнку и Рейнджера. Помолившись, он открыл глаза и посмотрел на другой берег, туда, где осталась его семья.

На прощание мама взяла с него обещание, обещание вернуться к ним.

Обещание давало надежду, которая теплилась у него внутри, словно тлеющие угольки под слоем золы. Но тепло этой надежды остужала глубокая и холодная вода. Вода была врагом умным и хитрым. Вода дразнила его, смеялась над ним, она шипела и бурлила, катясь вниз, к югу, к широкой неспешной реке. Пак был уверен, что, стоит ему ступить в ручей, вода в мгновение ока проглотит его так же, как она проглотила маму.

Поэтому он просто сидел на берегу.

И смотрел на воду.

Но однажды он увидел, что по ручью плывёт большая, толстая ветка. Она кружилась и ударялась то об один, то о другой берег.





Он мог бы не обратить на неё внимания, ведь он уже не раз видел в ручье упавшие ветки. Но в этот солнечный день, когда мимо плыла эта особенно толстая ветка, он заметил на ней пять горбатых черепах. Они сидели на ветке точь-в-точь как птицы.

«Надо же, — подумал Пак, — забрались на ветку и плывут себе по воде».

Пак сел поближе к ручью и стал внимательно наблюдать за черепахами. Сейчас они были с этой стороны. А вот ветку потащило на другую сторону. Вот она ударилась о тот берег. Тот берег. Туда-то ему и надо, на тот берег. Туда, где сейчас оказались черепахи на ветке.

И тут он сообразил, что если он пробежит немного вниз по течению, то встретит ветку, которая снова окажется с этой стороны ручья. Тогда ему останется только запрыгнуть на неё, и она сама доставит его на тот берег — точно так же, как этих черепах. Как всё просто! От этого открытия у него захватило дух. Да-да, он так и сделает. Он переправится на ветке через ручей и спрыгнет на том берегу. У него всё получится. Чем он хуже черепах?

Он вскочил и побежал вдоль берега, поглядывая на ветку с черепахами. Вначале он следовал за ней, держась чуть позади, но потом понял, что ему, наоборот, нужно обогнать её и подстеречь, когда она окажется на этой стороне. Он немного поднажал и вскоре оказался там, где ручей делал небольшой изгиб.

Оглянувшись, Пак увидел, что ветка плывёт прямо к нему.

Вот она всё ближе и ближе.

Уже совсем рядом. Ещё самую капельку…

Пора!

Пак соскользнул к отмели и оказался как раз напротив ветки с черепахами. Он закрыл глаза, с силой оттолкнулся задними лапами и…

Прыг!!!

Едва он приземлился на ветку, как перепуганные черепахи свалились в воду. От такого акробатического трюка, исполненного котом и черепахами, ветка завертелась. Пак пополз вперёд, стараясь удержать равновесие. Но от этого ветка стала кружиться ещё быстрее. Тогда он изо всех сил вцепился в неё когтями, чтобы не свалиться в ручей. Это была ошибка. Ветка стала вместе с ним уходить под воду.

Плюх!

От ледяной воды у него перехватило дыхание. Она сразу попала ему в рот и в нос, и Пак едва не задохнулся.

Мя-я-а-а-у!!!

К счастью, ветка закружилась и стала тонуть прямо возле отмели. Хотя Пак и окунулся с головой, но быстро нащупал дно и встал на лапы. Вода едва доходила ему до живота. Прокашлявшись как следует, он побрёл к берегу. Оказавшись на твёрдой земле, он отдышался и оглянулся. Черепахи снова залезли на ветку и поплыли дальше, даже не удостоив котёнка взглядом. Пак ещё некоторое время следил за ними, а потом снова с тоской уставился на противоположный берег. Он казался ещё дальше, чем прежде.

Пак вздохнул и стал вылизывать свою мокрую шубку.

Нет худа без добра. Попытка оказалась неудачной, но зато Пак снова выкупался в ручье, и вода смыла с него всю застарелую грязь. Его шубка была насквозь мокрой, но, к счастью, совершенно чистой.

Слабое утешение. Чистая шубка — это, конечно, хорошо, но перебраться на тот берег ему так и не удалось. Пак потряс одной лапой, потом другой, а потом как следует встряхнулся. Брызги засверкали на солнце, словно крошечные драгоценные бусинки.

И тут он услышал сзади шелест крошечных крыльев. Он оглянулся. Это была она.

Птичка колибри.