Возвращенный рай

— Что привело тебя сюда, моя милая?

— Ничего особенного. Мне нужно было поговорить с Бьёрном, спросить его об одном деле.

— Скажи, ты не из хутора Лид? — спросила старуха.

— Да, я из Лида в Стейнлиде.

— Бедняжка, — промолвила старуха. — Значит, это ты потеряла отца?

— Да, — ответила девушка, — он у мормонов.

— Боже милостивый! Похоронить своих близких и то меньшее несчастье по сравнению с этим.

— Они по крайней мере не навещают нас после смерти.

— Позднее ты выбрала время для визитов, моя милая, — сказала старуха. — Зачем без нужды будить и беспокоить моего бедного Бьёрна? Разве ты не видишь, что он стар и почти слеп, ему нужно спать по ночам.

— Я никогда не считала Бьёрна таким уж старым, — сказала девушка. — Некоторые говорят даже, что у меня ребенок от него.

— Чего только люди не наговорят на моего бедного Бьёрна. Это с тебя течет, милая?

— Я перебиралась вброд. Я батрачу на том берегу реки…

— Хорошо, что молодежь не чурается работы. Только что это за мода повелась болтаться по ночам. Стыд и срам… Иди-ка ты отсюда, несчастная. К утру как раз и поспеешь домой. Я дам тебе плащ взаймы. Может, хочешь кусок сахару? К сожалению, огонь в очаге погас, и кофейник холодный…

Глава двадцать пятая. Происшествие в пути

Когда Бьёрн из Лейрура, посетив судью, стал жаловаться, что некий иностранный агент, мормон, носится по стране с быстротой пожара на болоте и подбивает порядочных людей покинуть родину, угрожая тем самым обезлюдить Исландию, судья спросил: каких это порядочных людей он имеет в виду? Иждивенцев прихода или героев древних саг?

— Ты, наверное, помнишь девушку из Лида, которая обзавелась незаконнорожденным сыном? Думаешь, мормоны не пронюхали об этом? Я теперь подумываю над тем, чтобы усыновить мальчишку по закону.

— Нет, дьявол меня побери, ты не усыновишь мальчишку, от которого отрекся. Из-за этой истории я стал посмешищем в глазах всей округи, — отрезал судья.

— Ложь! Я никогда не отказывался от мальчика, — сказал Бьёрн из Лейрура. — Не виноват же я в том, что мать его утверждала, будто он родился без отца.

— На меня показывают пальцами, как на дурака, потому что я не отправил вас всех за решетку, где самое для вас подходящее место.

— А нельзя ли рассмотреть дело заново? Словно бы ничего и не было? Я требую, чтобы жителей Лида никуда не отпускали, пока не будет произведено расследование.

— А ты представляешь, во что обходится приходу их содержание? — осведомился судья. — Я знаю, многие приходские советы благодарят бога, если им представляется возможность хоть на собственные деньги отправить в Америку своих иждивенцев.

— Тогда я приму меры по своему усмотрению, — заявил Бьёрн из Лейрура.

— Делай что хочешь, — сказал судья, — только, пожалуйста, меня уж не вмешивай. Постарайся не попасть за решетку. А теперь давай-ка поболтаем о чем-либо другом… Хочешь коньяку?

— А какой у тебя?

— «Наполеон». Ну, уж если ради чего-нибудь и стоит тратить слова, так это ради той новости, которую я тебе сообщу: нам предлагают в Англии траулер — это большое судно, друг мой. Оно работает на пару. За один сезон с его помощью можно взять рыбы больше, чем это могут сделать пятьдесят рыболовецких поселков. На таком судне не придется лежать в каюте в ожидании хорошей погоды и коротать время за чтением книг о древних героях. Через несколько лет моторки и шхуны будут вызывать у всех только усмешку, а о существовании весельной лодки и вовсе забудут. Одно решительное усилие с нашей стороны, и мы учредим собственную фирму. Если такие кредитоспособные дельцы, как ты, предоставят в залог землю да еще выложат наличные, то один иностранец готов выхлопотать нам ссуду в банке. Через год мы начнем выгребать золото из моря.

Бьёрн из Лейрура стал жаловаться, что он плохо себя чувствует, что состарился и по ночам его мучают кошмары. Он сказал:

— Дела мои совсем плохи. К тому же я не смыслю в большом бизнесе. Что я умею, так это получать блестящие гинеи, которые отсчитывает мне шотландец за лошадей и скот. Ты ведь знаешь, — продолжал он, — я всегда мечтал возродить золото в Исландии. Самые счастливые минуты в моей жизни я переживал, когда вручал крестьянам настоящие золотые монеты. Смотрел, как от удивления они открывают глаза. Лишь немногие из тех, с кем мне приходилось иметь дело, представляли себе и знали, что такое деньги. Некоторые говорили, что не верят в существование золота и считают, что о нем только поется в римурах. Другие же заявляли, что все теперешнее золото фальшивое. «Настоящее золото, когда-то существовавшее в мире, было потоплено в реке Рейн во времена Эдды», — сказал мне один крестьянин. Вот с такими людьми я могу иметь дело. Куда мне до больших столичных дельцов, не говоря уже о директорах иностранных банков?!

Судья выложил перед ним английские статистические бюллетени о доходах траулеров, но Бьёрн из Лейрура отказался читать их, сославшись на то, что от цифр у него рябит в глазах, а подсчеты вызывают головокружение. Судья тем не менее назвал несколько цифр и прокомментировал их.

— Ну, так то англичане, — возразил Бьёрн из Лейрура. — То, что может себе позволить англичанин, не по зубам нашему брату Йоуну. Ведь если я вложу свои деньги в траулер, я уже не смогу их контролировать.

— Траулер — это траулер, — сказал судья. — Рыба еще не настолько умна, чтобы, попадая в сеть, спрашивать, чей это траулер — Бьёрна из Лейрура или англичанина. Я никак не пойму, почему иностранцы должны выгребать всю рыбу у исландских берегов в то время, когда мы сидим на берегу, пробавляемся сагами о героях и ждем хорошей погоды. Или как такой передовой человек, как ты, может драть последнюю шкуру с мелких крестьян, зажатых здесь между реками и песчаными отмелями; мне, по правде говоря, тошно называться их начальством. Вершить правосудие над бедняками так же смешно, как и драть с них шкуру.

Кончилось тем, что оба засели за подсчеты. Долго они считали в этот день; восстановили экономику Исландии на бумаге, отослали в Америку всех порядочных иждивенцев прихода в придачу с древними героями, чтобы облегчить тяжесть налогов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мормоны были забыты в эти часы.

— Ну, если ты не хочешь запретить работорговцу из Мормонии разъезжать по стране, то я сам поговорю со своими поселянами здесь, на юге. Я не привык к тому, чтобы плюгавый чиновник ставил мне подножку, — сказал Бьёрн из Лейрура, садясь на лошадь поздним вечером.

— Постарайся не угодить в тюрьму и заходи как-нибудь на днях, — сказал судья на прощанье.

А теперь опишем встречу у ледниковой реки.

Ранним утром следующего дня небольшая группа людей двинулась на запад от Стейнлида. Впереди шел босоногий Тьоудрекур-мормон, ведя за узду старую клячу, нагруженную свертками и котомками. Среди их содержимого не было ничего достойного быть упомянутым в рассказе. Позади плелось семейство, завербованное мормонами: жена, дочь и паренек Викинг, которого, по мнению епископа, не стригли с самого Первого дня лета. Нельзя не упомянуть, что сапоги и шляпу епископ Тьоудрекур нес, перебросив через плечо. Шел же он, как уже было сказано, босой. На руках у епископа был мальчик, вызвавший в свое время столько толков и пересудов в поселке и во всей округе. Свесившись через плечо епископа, мальчик протянул кулачки к горам, как бы прощавшимся с этими людьми.

— Поглядите, кажется, он хочет забрать с собой вершины, — сказала его мать и засмеялась.

— Взамен этих у него будут лучшие горы, как, например, Благословенная гора, откуда восходит солнце для людей истинной веры, — сказал епископ Тьоудрекур. — Не говоря уже о горе Тимпаногос, названной по имени краснокожей женщины. На верхушке той горы растет дрожащая осина.

— Куда собрался этот народ? — спрашивают встречные, останавливаясь и рассматривая людей, отправлявшихся в путешествие пешком. Отсутствие лошадей уже говорит об их незначительности, хотя среди них была и молодая женщина с отличным цветом лица.